— Так, друзья! — воскликнул Артём, хлопнув в ладоши. — Ну что, кто за то, чтобы занырнуть в прорубь? А?

Он указал на озеро, где прямо во льду виднелся свежевырубленный прямоугольник, из которого на морозце шёл лёгкий пар.

— С ума сошёл! — воскликнула Мария. — Зима же!

— Ну не просто так, — возразил Ланской. — После баньки, после сауны! Вы, надеюсь, купальники-то взяли?

— А мы можем и без купальников, — хихикнула Чижова, бросив на меня хитрый взгляд.

Ирина, кажется, тоже хотела пошутить в том же духе, но потупила глаза под тяжёлым взглядом мужа. Антон уже где-то раздобыл и открыл очередную бутылку пива и стоял с ней чуть ли не в обнимку, оптом глотая янтарный напиток.

— Так, все в дом! Все в дом! — скомандовал Артём. — Для затравочки я вас угощу хорошим вином!

Он поднял палец.

— Нет, стоять! — крикнул он, и все замерли. — Да не буквально стоять! — засмеялся он. — Это фигура речи! Угощу не просто вином, а лучшим — настоящим игристым!

— Фу, шампанское, — скривился Антон, демонстрируя свои познания сомелье, и тут же смачно отрыгнул пивными газами.

— Антоша, — усмехнулся Ланской, — для тебя вон, холодильник забит пивом. Можешь даже не вникать в дегустацию.

— Ну спасибо, — пробубнил вахтовик, улыбаясь во всю ширь своего не обременённого интеллектом лица.

Ира слегка покраснела, будто ей неловко было за мужа. Она старалась держаться подальше от него и чуть ближе к Артёму, как я заметил. Ловила его взгляд, каждое слово.

А этот престарелый мачо только рад был вниманию: улыбался, жестикулировал, будто находился на сцене, не забывая рисоваться перед Ириной, Марией, да что там, перед всей компанией. Хотя, возможно, это и не показуха вовсе с его стороны… быть может, просто он такой, по жизни.

— А что там за домик? — спросила Мария, кивая в сторону небольшого приземистого строения, стоящего чуть поодаль от основного дома.

Там, в маленьком окне, тускло горел свет. Казалось, эта хижина притаилась у подножия большого дома, притулилась, словно крестьянская пристройка к барскому особняку.

— А, это мой работник там живет, — ответил Ланской, легко махнув рукой. — Он же сторож, он же истопник, он же уборщик.

— У тебя есть прислуга? — чуть ли не захлопала в ладоши Мария.

У журналистки такие детали быта почему-то вызывали этакий девчачий восторг.

— Чижова, я тебя умоляю, — протянул Артём. — В каком веке живём? Не графья, чай. Это не прислуга, а работник. Или ты думала, я тут сам снег чищу, и на крышу полезу, если что?

— А он здесь постоянно живёт? — уточнила Мария, искоса глядя то на хозяина дома, то почему-то на меня.

— Ну… да, — нехотя ответил Ланской.

— А он симпатичный? Молодой? — блеснула она глазами.

При этой фразе под очками у Кожевникова, стоявшего напротив, глаза, наоборот, как-то потухли. Видно было — Чижова была для него больше, чем просто коллега по клубу. А она, увлёкшись игрой во флирт, даже не замечала, как он на нее смотрит.

— Нет, он старый, и со шрамом на лице. Сидел, кстати, раньше, — ответил Артём спокойно.

— Ого! — вскинула брови журналистка. — А я люблю плохих мальчиков, — хихикнула она.

Мы вошли в дом и уже сидели в просторной гостиной. Трещал камин, на огромном столе стояли фужеры, бутылки, закуски. Ланской разливал игристое, подшучивая над каждым. Журналистка уже изрядно приняла — напиток с пузырьками бил в голову почти мгновенно, развязывал язык и стирал чувство меры.

После очередного бокала Мария подсела ближе ко мне. Я сидел в кресле у камина, потягивал бокал красного. Не выбивался из общего веселья, но и особого энтузиазма не проявлял. Помнил, что я здесь не за шашлыками.

Играла музыка, трещал огонь. На стене поблёскивала шкура медведя, и от бликов камина казалось, будто мех был тёплый, так и тянуло пощупать, погладить.

— Слушай, Артём, — подошёл к хозяину Кожевников, — а ты насчёт своего работника… он что, у тебя урка, что ли?

— А что? Боишься? — хмыкнул Ланской.

— Да нет, просто… у меня тут машина, вещи, знаешь ли, как-то неспокойно.

— Да не ссы, Даня. Человек он проверенный. Не вор.

— Как не вор, если ты сам говоришь, что он сиделец бывший?

— Да он за убийство сидел, — трагично сказал Артём и, сделав паузу, добавил тихо: — За двойное.

Даниил поджал губы, сглотнул и уставился на него, пытаясь понять, шутит тот или всерьёз.

— Ха! — воскликнул через пару секунд Кожевников. — Я понял, ты шутканул, да?

Он легонько ткнул Артема кулаком вбок:

— Гонишь же, да, Тёмыч?

— Тёмыч не гонит, — вздохнул Ланской. — Тёмыч правду глаголит. Ну, с кем не бывает. Встрял мужик в своё время, а потом от звонка до звонка оттрубил. Всё, отмотал, как положено. Искупил. Не боись, Даня…

— Рядом с нами убийца, — протянула журналистка с наигранным ужасом, приподнимая брови. — Вот прямо так и вижу завтрашние новости: «Шесть трупов, зарубленные топором, обнаружены в загородном доме, принадлежащем Артёму Ланскому, местному олигарху…»

— Нельзя зарубить трупы, — пробурчал Кожевников, но вполголоса.

— Тьфу, типун тебе на язык! — воскликнула Плотникова. — Ты что несёшь такое⁈

— Да дай пофантазировать, — хихикнула Мария, покачиваясь. — Я же журналист, я уже вижу заголовок. Прямо хайп чувствую, руки чешутся статью написать!

— Пиши, ради бога, тогда статью про свою смерть, — фыркнул Ланской, — но не про мою.

— И почему всего шесть убитых? — вдруг раздался спокойный голос Тимофея Речкина.

До этого он молчал, сидел в кресле и потягивал пиво вместе с мужем Плотниковой. Иногда с ним переговаривался.

— У нас же тут семь человек, — сказал он, обводя всех взглядом.

— Ну, товарища полицейского, понятно, не убьёшь, — пояснила Мария. — Ведь кто-то же должен потом изловить убийцу.

— Ха! Вот ты хитренькая! — засмеялся Артём. — Значит, Максима спасла, а меня, хозяина дома, убила там у себя, да?

— Ну, извини, Артём, — улыбнулась Чижова и подошла к нему поближе, ткнув локотком в бок, прижимаясь к плечу.

Я заметил, как у Плотниковой сжались губы. Она буквально прожигала журналистку взглядом. Та, разрумянившаяся от алкоголя, крутила подтянутой попкой возле хозяина дома, весёлая, раскрепощённая и ладная.

— Сам понимаешь, Артём, — продолжала Чижова, — это закон жанра! Представь, компания приезжает в дом в лесу, и начинаются убийства! И первым погибает — кто?.. Ну?

— Кто? — вдруг совершенно искренне поинтересовался тот.

— Ты что, такие фильмы никогда не смотрел?

— Нет, я фильмы вообще не смотрю, — пожал плечами Ланской.

— Первым погибает… Та-да-ам!.. Хозяин дома, — торжественно объявила журналистка. — По закону жанра первым умираешь ты, Ланской. Хи-хи!

— Вот спасибо, Чижова! — усмехнулся Артём. — Я, значит, со всей душой к вам, а ты мне уже приговор выписала.

— Ха-ха-ха! Ну ты стебанула! — рассмеялся вахтовик Антон, уже изрядно поддатый. — А кто, по-твоему, умрёт следующим? Ну, после хозяина дома?

— Ну, там особого значения не имеет, — улыбнулась Мария, — но, как правило, погибает самый ненужный персонаж. Без которого сюжет и так может развиваться.

— А это как понять? — напряг извилины Антон.

— Вот кто у нас самый ненужный? — подмигнула она. — О, Антон, извини, но ты не поэт и не в клубе… Ты самый ненужный, ты и умрёшь вторым.

— Ха-ха-ха! — заржал бурильщик. — Ненужный, значит! Да я, да я самый крепкий из вас! — он стукнул бутылкой по журнальному столику. — Вы хоть знаете, что такое таскать бур в сорокаградусный мороз?

Он выпрямился, крякнул, и, видимо, решил показать, что такое настоящий мужчина:

— Я там бываю, где вам и не снилось. На промысле ветер воет, снег по колено, буровая орёт так, что каждая балка дрожит. Стоишь на площадке, пар изо рта столбом, рукавицы дубеют прямо на руках, еле согнёшь. Берёшь буровой ключ, тяжеленный, сука, и свинчиваешь трубы. Железо на морозе к рукавицам липнет, пальцы немеют, а ты всё равно работаешь. Чуть прощелкал — и давление уйдёт, колонну прихватит. Тогда — фьюх! — вся бригада будет сутки разгребать. Вот это работа! А не ваши рифмы, стишки и собрания с кофеёчком! Поняли-и?