— Нет!

Владимир впился ей прямо в глаза своим пронзительным взглядом. Я видел, как напряглись его челюсти.

— Хей, Владик, — криво усмехнулась она, несмотря на свое положение. — Твои методы на меня не действуют, ты же знаешь. Я вижу тебя насквозь. И вообще, развяжите меня.

В ее голосе не было страха, только раздражение. И это бесило Владимира еще больше.

— Кстати, о делах, — продолжила она, будто мы встретились на светском рауте. — Если Маргарита не появится на нашей ша… вечеринке, то мой зеленый монстр точно займет призовое место. Так что, в каком-то смысле, мне это даже на руку.

Владимир издал низкий, гортанный рык. Он сделал еще шаг вперед, и я был уверен, что он сейчас ее ударит.

— Ладно, ладно, шучу! — быстро сказала Аграфена, увидев его лицо. — Без Маргаритки будет не так весело. В конце концов, помимо нее у меня нет достойных соперников.

Я достал карманный нож и разрезал веревки. Они были пропитаны какой-то дрянью с резким, едким запахом, от которого заслезились глаза.

— Так, может, и Маргарита где-то за стеной? — предположил я, пытаясь вернуть разговор в конструктивное русло.

Мы начали снова. Но теперь поиск стал ожесточеннее, отчаяннее. Мы разделились, прочесывая этот гниющий лабиринт. Я двигался методично, по-армейски, проверяя каждый темный угол, каждую груду мусора. Мой фонарь выхватывал из мрака омерзительные детали: ржавые бочки с неизвестной жижей, горы слежавшегося тряпья, из которых при моем приближении с писком разбегались крысы. Владимир же действовал иначе, срывая со стен листы проржавевшего железа, опрокидывая станки, будто они были из картона. В его движениях была ярость, холодная и целенаправленная.

Аграфена плелась сзади, постоянно жалуясь.

— Ох, мои туфли! Владик, ты хоть представляешь, сколько они стоят? И этот запах! Просто невыносимо! Неужели нельзя было найти место для встречи почище?

— Заткнись, — не оборачиваясь, бросил Владимир.

Постепенно к запаху сырости и плесени примешался новый, тошнотворный, сладковато-трупный смрад. Он становился все сильнее, пока мы продвигались вглубь цеха, к ряду запертых подсобных помещений.

«Это место было не то что заброшено. Оно было больным, гниющим изнутри дерьмом», — подумал я, зажимая нос рукавом пиджака.

Дверь одной из подсобок была завалена мусором и заклинена. Владимир одним мощным рывком сорвал ее с петель. Едкий запах ударил в лицо с такой силой, что я отшатнулся. Мы посветили фонарями внутрь.

На грязном полу, вперемешку со шприцами и пустыми пузырьками, лежали два тела. Молодые парень и девушка, иссохшие, с синими лицами и пустыми, устремленными в потолок глазами. Передозировка. Судя по состоянию, они пролежали здесь несколько дней. А в углу, на куче тряпья, скорчившись, лежал еще один — старый, бездомный, его тело уже начало разлагаться.

Я видел смерть. Видел ее на службе, в разных, порой ужасных, обличьях. Но эта, бытовая, жалкая и бессмысленная смерть в грязной подсобке, вызывала особенно острое чувство омерзения. Это было дно.

Владимир лишь на секунду задержал взгляд на телах и отвернулся. Его лицо было непроницаемо.

— Ее здесь нет. Это просто мусор.

Аграфена брезгливо заглянула через наше плечо.

— Фу, какая гадость. Владик, я требую отвезти меня домой. Немедленно!

Но мы продолжали поиски. Я вскрыл ржавые шкафчики в раздевалке, надеясь найти хоть что-то, хоть какую-то зацепку. Владимир голыми руками разворошил кучу угля в бывшей котельной. Мы простучали каждый сантиметр пола, заглянули в вентиляционные шахты. Безуспешно. Ничего. Только холод, мрак и вонь разложения. Мы были в тупике.

Вдруг снаружи послышались выстрелы. Короткие, резкие хлопки, эхом раскатившиеся по заброшенному зданию.

Я рванул к ближайшему разбитому окну, осколки хрустнули под ботинками. Там, в слепящем свете фар нашего крузака, разворачивалась сцена из боевика. Настоящая бойня. Двое парней Финча, двигались как единый механизм. Никакой суеты, только отточенная, смертоносная эффективность. Один, припав на колено, вел огонь короткими очередями, заставляя противников жаться к ржавому остову грузовика. Второй, перемещаясь быстрыми, короткими перебежками от укрытия к укрытию, заходил им с фланга.

Их противники, три темные фигуры, действовали иначе. Более дико, яростно. Они не столько стреляли, сколько бросались вперед, пытаясь сократить дистанцию. Их движения были резкими, звериными. Я увидел, как один из них, увернувшись от пули, прыгнул на капот грузовика с нечеловеческой ловкостью. Бандиты. Но какие-то неправильные бандиты.

В этот момент я почувствовал его. Не услышал, а именно почувствовал. Внезапный холодок на затылке, изменение плотности воздуха за спиной. Инстинкт, вбитый в подкорку годами службы, заорал об опасности громче выстрелов. Я не стал оборачиваться. Глупо. Потеряешь драгоценные доли секунды. Я замер, притворившись, что полностью поглощен зрелищем внизу. Слышал его дыхание, тихое, сдавленное. Он подкрадывался, уверенный, что я его не заметил.

Выждал долю секунды, пока он сократит дистанцию для решающего броска. И когда почувствовал, что он уже занес руку для удара, я рванул. Резкий разворот на пятке, тело само сработало, как пружина. Мой локоть, твердый как камень, встретил его челюсть. Глухой, влажный хруст. Удар получился идеальным. Он обмяк, и я подхватил его, не давая упасть. Рука сама выхватила пистолет из поясной кобуры. Холодный металл привычно лег в ладонь. Приставив ствол к его виску, я, используя его тело как живой щит, вывел его на линию огня, в проем разбитого окна.

— Хей! Бросайте оружие, немедленно! — заорал я и голос раздался по заводу, легким эхом.

Бой внизу на секунду замер. Двое оставшихся бандитов, увидев своего подельника у меня на мушке, переглянулись. В их глазах на мгновение мелькнула растерянность. Затем, поняв, что игра проиграна, они рванули к своей машине, стоявшей в тени. Но ребята Финча не дремали. Они уже начали погоню, не давая им оторваться. Бандиты впрыгнули в свою старую, потрепанную иномарку, наши — за ними, в мощный крузак. Визг шин, рев моторов — и через мгновение они скрылись в темноте.

Мой заложник начал приходить в себя. Он замычал, как бык, и попытался вырваться, брыкаясь ногами. Но у него ничего не вышло. Я заломил ему руку за спину. Крепкая армейская хватка и резкий болевой прием на запястье заставили его взвыть и на время усмирили. Адреналин бил в виски. Я снова был в своей стихии. В бою. И это было до ужаса привычно и правильно.

Владимир и Аграфена уже спустились вниз, проворно перепрыгивая через груды мусора. Аграфена, несмотря на порванное платье и растрепанные волосы, двигалась с удивительной ловкостью.

— В машину! Быстро! — скомандовал я, заталкивая пленника на заднее сиденье.

Я сел за руль, Владимир — рядом, Аграфена втиснулась сзади, рядом с нашим «подарком». Я вдавил педаль газа в пол. Седан взревел и рванул с места, поднимая тучи пыли.

— Ты еще пожалеешь, солдафон! — прохрипел пленник, пытаясь дотянуться до меня. — Хозяин тебе кишки выпустит!

Я резко вильнул рулем, вписываясь в поворот. Его башкой с силой приложило о боковое стекло.

— Говори, где Маргарита! — рявкнул Владимир, оборачиваясь.

— Сдохла уже, наверное, твоя ведьма! — сплюнул тот.

Внезапно наш пленник, извернувшись с нечеловеческой силой, рванул дверную ручку. Дверь на полном ходу распахнулась. Еще секунда, и он вывалился бы на дорогу.

— Ох, какой невоспитанный молодой человек! — с приторной сладостью пропела Аграфена.

Я не успел ничего сделать. Она молниеносно сунула руку в свою сумочку, которую каким-то чудом не потеряла, вытащила крошечный, похожий на брошь, засушенный цветок и поднесла его к носу бандита.

— Понюхай, милый. Это «Сонная Дурнушка». Мой эксклюзив. Очень успокаивает нервы.

Она легонько дунула на цветок. Тонкая струйка серебристой пыльцы взвилась и осела на его лице. Тот дернулся, но было поздно. Он вдохнул пыльцу, глаза бандита закатились, и он рухнул, как мешок, на сиденье, захрапев.