Даже надменный Вышата, старейшина словен, не выдержал и прислал своего личного гонца с торжественным приглашением для Игоря «разделить хлеб и соль под его кровом» – высший знак внимания и уважения.

Игорь стоял в прохладной тени гридницы, наблюдая, как Гнездо, еще вчера смотревшее на него с подозрением, отчуждением или простым любопытством, теперь смотрело на него с целой гаммой новых чувств – с надеждой, с расчетом, с лестью, а некоторые – с откровенным, подобострастным страхом. Ратибор молча стоял рядом, его грудь вздымалась от гордости за своего учителя, а в глазах горел огонь безграничной преданности.

Но сам Игорь не улыбался. Он смотрел на этот стихийно разгоревшийся пожар славы и влияния и с холодной, кристальной ясностью понимал: очередная, и на сей раз главная, точка невозврата была пройдена. Он больше не был просто странником, невольным гостем в этом мире. В один день он стал Силой. Реальной, осязаемой, желанной силой, которая могла дать этим людям то, чего они хотели больше всего на свете – превосходство. Превосходство в войне, в ремесле, в богатстве. И эта дарованная им сила делала его одновременно и бесценным сокровищем, и невероятно уязвимой мишенью. Теперь, он знал это наверняка, начнется самая настоящая, безжалостная охота. Охота за ним самим. Охота за его знанием.

Ошеломляющий успех домницы и рождение первой настоящей стали в одночасье превратили Игоря из загадочного странника в центр всеобщего притяжения. Теперь его скромный угол в гриднице Хергрира напоминал уже не убежище пленника, а приемную важного сановника, куда являются с прошением. К нему шли с предложениями, просьбами, а иногда и завуалированными требованиями. Игорь, чей циничный ум быстро анализировал любую систему, почти мгновенно понял ключевой принцип: раздавать знания щедро и без разбора – значит мгновенно обесценить и их, и себя. Настало время овладеть новой, куда более сложной наукой, чем металлургия или механика – наукой власти и влияния. Наукой политики.

Он начал с малого, с создания нового дефицита. Пока Булат и его команда, окрыленные успехом, с упоением осваивали новую металлургию, Игорь занялся другим, менее зрелищным, но не менее важным проектом. Вместе с Ратибором, используя подручные материалы – старые бревна, кожаные ремни, обрезки дерева – они собрали во дворе гридницы, на виду у всех, простейший токарный станок по дереву. Два массивных бревна-стоек, деревянная ось, примитивный привод от ножной педали через кривошип и веревочную передачу. Конструкция была до смешного примитивной, но она работала. И это было главным.

Ратибор, чьи молодые, цепкие пальцы оказались на удивление ловкими и послушными, стал первым токарем Гнезда. Под неусыпным руководством Игоря он учился орудовать резцом, превращая бесформенные обрубки дерева в идеальные геометрические формы. Сначала это были простые копейные древки – ровные, как стрела, идеально круглые в сечении, без сучков, перекосов и шероховатостей. Потом пошли колесные спицы для повозок, идентичные друг другу, как близнецы. Затем деревянные чаши, миски и ложки, которые Ратибор выдавал в десятки раз быстрее и аккуратнее, чем это делали местные резчики вручную, с помощью одного лишь ножа.

Однажды утром, когда станок уже вовсю гудел и посылал в воздух ароматные завитки стружки, к их импровизированной мастерской подошел сам Хергрир в сопровождении двух своих ближайших дружинников – Эйрика и Ульва.

— Что это у тебя за диковинная штуковина завелась, странник? — спросил конунг, с непроницаемым видом наблюдая, как Ратибор, ритмично нажимая босой ногой на педаль, заставляет деревянную заготовку быстро вращаться, а острый металлический резец в его руках снимает с нее длинную, ровную, как лента, стружку.

— Станок, — кратко, как всегда, ответил Игорь, не отрывая глаз от работы ученика. — Делает вещи ровными. И быстрыми. Точность и скорость – основа прогресса.

Один из дружинников, Эйрик, насвистывавший что-то себе под нос, вдруг замолк и свистнул уже от удивления.

— Смотри-ка, Ульв, твое кривое копье, что в прошлом набегу на кривичей сломалось о щит, теперь, выходит, можно сделать за пару часов. И ровное, как солнечный луч, без единой зазубрины.

Хергрир молча протянул руку и потрогал готовое, отполированное до гладкости древко, ощущая его идеальную, незнакомую форму.

— Удобно, — наконец констатировал он, и в его голосе прозвучало редкое для него одобрение. — Очень даже удобно. Сможешь такие же, да покрепче, для моих ладей сделать? Для уключин и весел? Чтобы валы сидели туго, не шатались, не скрипели на поворотах?

— Сможем, — кивнул Игорь, наконец подняв на него взгляд. — Но нужен подходящий лес. Выдержанный, плотный, без трещин и скрытых гнилей. Дуб, ясень, вяз.

— Будет тебе и дуб, и ясень, — пообещал Хергрир, и в его глазах мелькнула удовлетворенность человека, нашедшего решение давней проблемы. — Величаю своим словом. — С этими словами он развернулся и удалился, явно довольный исходом беседы.

Этот короткий визит конунга не остался незамеченным и стал безмолвным, но красноречивым сигналом для всех остальных. На следующий день, едва Игорь и Ратибор приступили к работе, к их станку пожаловал, польстившись, как мышь на сало, старейшина Добрыня. Он принес с собой небольшой, но искусно сделанный глиняный горшок, доверху наполненный густым, темным, пахучим медом – неслыханная по местным меркам щедрость и знак высшего уважения.

— Слышал, ведающий, наслышан о твоих новых диковинных умениях, — заговорил он, заискивающе улыбаясь и потирая руки. — Не только сталь покорилась тебе, но и дерево, видать, слушается, как барашек. У меня, знаешь ли, обоз с товаром регулярно в земли северных кривичей ходит. А оси у телег, проклятые, вечно ломаются на этих ухабах. Колеса разбиваются. Не сделаешь ли нам таких же… станков? Чтоб свои, крепкие колеса да оси мастерить? Я бы тебя, конечно, щедро, по-родственному, отблагодарил! И серебром, и добрым словом!

Игорь, не спеша, взял ложку и принялся медленно помешивать мед в своей деревянной миске, наблюдая, как золотистые струйки стекают обратно.

— Станок – один, — ответил он, сделав паузу для драматизма. — И руки, что им управляют, – одни. Мои и моего ученика. Сначала мы должны доделать работу для конунга Хергрира. Для его ладей. Потом… посмотрим. Возможно.

Лицо Добрыни, до этого сиявшее надеждой, мгновенно вытянулось, словно он проглотил осу.

— Но Хергрир… он же воин, ему древки для копий да весла для ладей. А мне – дело, торговля, хлеб насущный! Это ж всем выгода, всему Гнезду!

— Всем выгода, старейшина, в том, чтобы у воинов Хергрира были крепкие весла и быстрые ладьи, — холодно, не повышая тона, парировал Игорь. — Чтобы они могли защищать и твои телеги от разбойников, и твои амбары – от жадных соседей. Сначала – оборона. Потом – благополучие. Все по порядку. Без суеты.

Он не сказал прямого «нет». Он сказал «потом». И этим неопределенным «потом» он купил себе время, создал искусственный дефицит и заставил просителя ждать. Добрыня ушел, озадаченный, слегка обиженный и явно неудовлетворенный, но не посмевший открыто спорить с человеком, пользующимся явной благосклонностью конунга.

Следующим, выбрав момент, когда они остались одни, подошел Лука, купец. Он пришел без подарков, с деловым, расчетливым видом, его глаза бегали, оценивая станок и качество работы.

— Слышал, делаешь деревянную посуду. Ровную, гладкую, не чета нашим корявым плошкам. Мои покупатели в южных землях, у греков, такое ценят. Любят они изящное. Договоримся? Я тебе лес лучший, ты мне – готовый товар. Дележ выручки пополам. Честно.

Игорь покачал головой, делая вид, что сожалеет.

— Я не купец, Лука. Я… создаю инструменты и учу других. Мой ученик делает несколько чаш в день, чтобы руку набить, навык отточить. Для серьезной продажи – маловато будет. Капля в море.