Парень с дубиной замер, как гончая, уткнувшаяся в след незнакомого зверя. Его ухмылка застыла, сменившись глубоким, животным недоумением.

— Чьто за наваждение? — прохрипел он, не сводя глаз с пламени. «Что за дьявольщина?». Его мозг, привыкший к миру, где огонь рождается от удара камня о камень, от тления трута, отказывался понимать увиденное. Это было против законов мира.

Его товарищ с секирой принял оборонительную стойку, отшагнув на полшага назад. Старший резко поднял руку, останавливая возможную новую атаку. Его глаза сузились до щелочек.

— Огнь… из ничьево? — пробормотал он, и в его голосе впервые прозвучала осторожность. Он видел непонятную, а значит, потенциально смертельную угрозу. Странный человек в пестрых одеждах мог быть не просто добычей. Он мог быть посланцем иных сил, берегов, духов — тем, с чем связываться без нужды себе дороже.

Игорь, видя их замешательство, сделал шаг вперед, держа зажигалку, как факел. Он молчал. Его молчание в этот момент было страшнее крика. Он плавно повел рукой с огнем в сторону ближайшего куста сухого папоротника.

Сухой треск, вспышка — и куст вспыхнул мгновенно, с рваным, жадным гулом, не так, как разгорается костер от углей, а как вспыхивает бензин.

Трое отпрыгнули единым, синхронным движением, как по команде. На их лицах теперь читался прагматичный, расчётливый страх. Этот огонь был другой. Он рождался из ничего и пожирал сухую траву с неестественной, демонической скоростью. В лесу, где пожар — страшнее любого врага, это было оружие абсолютного, тотального уничтожения.

— Шуть! — рявкнул старший, уже не раздумывая. «Прочь!» Это был приказ тактического отступления. Рисковать, чтобы проверить, на что еще способен этот «беженец» с адским огнём в ладони, было безумием.

Все трое начали пятиться, не спуская с Игоря глаз, готовые в любой момент отразить атаку. Забрав копье из земли, они уходили как воины, столкнувшиеся с неизвестным оружием, а не как суеверные дикари.

Пламя на зажигалке погасло. Игорь стоял, тяжело дыша, глядя на тлеющий куст и удаляющиеся спины. Он почувствовал себя сапёром, который только что блефом отогнал танк, показав в руке гранату. Его победа была победой технологического разрыва, использованного как психологическое оружие.

Но в этой победе не было ни капли торжества. Только тяжелое, гнетущее понимание, оседающее на дне души, как шлак. Он понял главное. Его самый страшный враг в этом новом мире — не голод, не холод и не волки.

Его самый страшный враг, его главная угроза и, возможно, единственная надежда — это люди. Но теперь он понимал: чтобы выжить среди них, он должен быть не колдуном, а непрерывной загадкой, явлением, которое нарушает их картину мира ровно настолько, чтобы внушать осторожность, но не настолько, чтобы быть сожженным на костре как одержимый. И тонкая грань между этими состояниями была тоньше лезвия его ножа.

Тишина, длившаяся одно долгое сердцебиение, оказалась обманчивым затишьем. Испуг, вызванный рожденным в ладони огнем, был глубоким, животным, но не слепым. Эти люди были плотью от плоти своего мира — сурового и беспощадного, где мистический ужас перед неведомым уживался с простой, как дубина, необходимостью выжить любой ценой.

Старший, с дубиной, первый опомнился. Его взгляд, еще секунду назад застланный суеверным страхом, загорелся новой, приземленной яростью. Унижение от своего же отступления перевесило боязнь колдовства.

— Не чародей! — прохрипел он, с силой сжимая налитую кровью рукоять своего утыканного гвоздями оружия. Голос его был хриплым, но в нем слышалась возвращающаяся уверенность. — Пособье нечисти! Морочит очи!

Его товарищи, уловив смену настроения вожака, как стая почуявшая слабину, перестали пятиться. Первобытный страх не исчез, но переплавился в агрессивную, хищную осторожность. Они снова начали медленно расходиться по дуге, пытаясь зайти с флангов, отрезая путь к отступлению. Теперь в их глазах читалось не просто желание поживиться диковинной добычей, а мрачная решимость уничтожить непонятную, а потому смертельно опасную угрозу.

Игорь понял: эффект неожиданности исчерпан. Магия страха рассеялась, уступив место примитивной, но безошибочной логике волчьей стаи. У них было численное превосходство, привычное оружие и тысячелетний опыт выживания в этом лесу. У него — мертвый телефон, полпачки сухарей и зажигалка с убывающим горючим.

*Ладно. Значит, по-хорошему не вышло. Переходим к плану «Б».*

Он не был героем. Он никогда не дрался в уличных потасовках, не служил в спецназе. Но годы работы на краю света, в условиях, где одна ошибка могла стоить жизни, научили его главному: когда переговоры и логика бессильны, действуй на опережение. Используй единственное, что есть. Используй себя.

Парень с секирой, самый нетерпеливый и молодой, сделал резкий выпад, пытаясь зайти сбоку, с незащищенной правой руки. Игорь не стал ждать, пока его окружат. Он не отскакивал, как раньше, панически уворачиваясь. Он ринулся *навстречу*.

Его движение было не изящным боевым приемом, а грубым, отчаянным действием загнанного в угол зверя. Резко присев, он зачерпнул горсть сырой земли с острыми мелкими камешками и, выпрямляясь всем телом, швырнул ее в лицо нападающему. Тот инстинктивно зажмурился, вскрикнул от неожиданности и резкой боли, песок намертво забил ему веки. Он замер, беспомощно тыря кулаками в глаза, полностью потеряв ориентацию.

Игорь не стал добивать его. У него не было на это ни времени, ни, что важнее, желания. Он уже разворачивался ко второму, тому, что с копьем, который, видя атаку товарища, тоже бросился вперед, надеясь на легкую победу. Игорь использовал его же инерцию. Уступив на долю секунды, он пропустил смертоносное острие мимо своего бока, ощутив на коже шевелящий от холода ветерок от древка. И тут же, собрав в кулак всю силу отчаяния, ребром ладони нанес короткий, хлесткий удар в основание шеи противника, чуть ниже кадыка.

Раздался странный, хрустящий щелчок. Не громкий, но отвратительно влажный и окончательный. Парень с копьем захрипел, его глаза выкатились от шока и внезапной, абсолютной нехватки воздуха. Он рухнул на колени, выпуская из ослабевших пальцев древко, и начал давиться, пытаясь вдохнуть, но его дыхание было перекрыто. Лицо быстро наливалось багровым цветом.

Этот прием он видел когда-то давно, на скучных корпоративных курсах по безопасности для сотрудников, отправляющихся в «регионы с повышенным риском». Инструктор, суровый мужчина с бесстрастным лицом, показывал его на манекене. Игорь тогда думал, что это бесполезная трата времени. Он никогда не верил, что применит это на практике. Оказалось, что та скучная лекция была ценнее всех его дипломов.

Старший, увидев, как один его спутник ослеп и мечется на месте, а второй корчится в предсмертных судорогах на земле, с рёвом чистой, неконтролируемой ярости бросился на Игоря, занося свою страшную дубину по широкой дуге, чтобы размозжить голову. Но ярость ослепила его, лишила остатков осторожности. Атака была прямой, сильной, но предсказуемой.

Игорь уже не пытался уворачиваться. Его правая рука снова нырнула в карман. Но на этот раз пальцы нащупали не ребристый корпус зажигалки, а прохладную, ребристую рукоять складного ножа Victorinox. Большим пальцем он нашел флажок и щелкнул им, и короткое, толстое лезвие с глухим, уверенным щелчком блеснуло на солнце холодной сталью.