Он дошел до самого узкого места дефиле, за последней линией кольев, где в тени скал ждала главная ударная сила — дружина Хергрира. Варяги не спали. Они сидели на корточках или стояли, прислонившись к скалам. Кто-то с гипнотической сосредоточенностью точил лезвие своего топора, выводя монотонный, зловещий скрежет. Кто-то, закрыв глаза, шептал молитвы своим суровым богам — Одину, Тору, Фрейру. Большинство же просто молча смотрели в пустоту, копя в себе ярость, сохраняя силы. Они не были тихими от страха — они были тихими от сосредоточенности, как тигр, припавший к земле перед прыжком. От них исходила почти физическая волна готовности к насилию, сконцентрированная и направленная в одну точку.

Хергрир стоял чуть в стороне, прислонившись к шершавому стволу старой сосны, и смотрел на юг, словно пытался разглядеть врага сквозь километры лесов и холмов. Он заметил Игоря и коротким, резким кивком подозвал его.

— Ну что, ведающий? — его голос был низким и спокойным, но Игорь уловил в нем легкое напряжение, словно стальную пружину, сжатую до предела и готовую в любой миг распрямиться со смертоносной силой. — Все твои хитрости, все эти твои числа и углы, на месте?

— Все, — коротко и сухо ответил Игорь, чувствуя, как его собственный голос звучит чужим. — Теперь все зависит только от одного. Поведутся ли они на приманку. Поверят ли в нашу слабость.

Хергрир усмехнулся одним уголком рта, обнажив крепкие, желтоватые зубы. Улыбка была хищной и безрадостной.

— Поведутся. Я их знаю, этих степных псов. Для них мы — грязь под копытами их коней, дикари, не стоящие одного их взгляда. Они не станут размышлять, почему маленький, жалкий отряд стоит так глупо и открыто. Они не станут искать ловушку. Их гордыня велит им просто сомнуть его, растоптать, чтобы не тратить драгоценное время. — Он помолчал, его бледно-голубые глаза изучающе впились в лицо Игоря, выискивая слабину. — А ты... ты не похож на человека, который видел много сеч. В твоих глазах нет отпечатка смерти.

— Я видел другие битвы, — уклончиво, но твердо ответил Игорь, встречая его взгляд. — С огнем, который плавит сталь, с давлением, которое крушит горы, и с цифрами, где одна ошибка в расчетах стоит десятков, а то и сотен жизней. Это не менее жестокий бой. Противники там — не люди, а законы физики, и они не знают пощады.

— Здесь твоим законам физики придется столкнуться с законами плоти и крови, — мрачно констатировал Хергрир. — И здесь одна ошибка будет стоить не десятков, а всех жизней. Каждой. Так что скажи мне прямо, странник, на кого нам сегодня уповать? На твою хитрость или на наши верные топоры? Что решит исход?

Игорь понимал, что это не просто вопрос. Это проверка. Конунг варягов хотел услышать не правду, а уверенность. Уверенность, которая могла бы стать опорой для его людей. Он вдохнул полной грудью, выпрямился, стараясь казаться выше.

— Сначала хитрость, — произнес он четко, отчеканивая каждое слово. — Хитрость должна сломать их строй, как таран ломает ворота. Отнять у них главную силу — напор и ярость первого удара. Посеять среди них хаос и панику, превратить их из армии в толпу перепуганных овец. А потом… — он повернул голову и кивнул в сторону молчаливых, как скалы, варягов, — …потом ваши топоры добьют то, что начала моя хитрость. Одно без другого сегодня не сработает. Хитрость без силы — пустой звук. Сила без хитрости — слепое и тупое орудие. Сегодня мы — меч и щит друг для друга.

Хергрир смотрел на него еще несколько долгих секунд, его лицо оставалось каменным. Затем он медленно, с одобрением кивнул. Этот ответ его устраивал. Он протянул Игорю плоскую, потертую деревянную флягу, заткнутую пробкой.

— Выпей. Согреет нутро. И успокоит дрожь в коленях. Она, к слову, у всех перед боем бывает. Даже у самых седых волков. Стыда в этом нет.

Игорь взял флягу, чувствуя, как дрожат его пальцы. Он отпил большой, жгучий глоток. Густая, терпкая и горькая медовуха обожгла горло и разлилась по телу тяжелой, теплой волной, размягчая сжатый в желудке холодный комок. Дрожь в коленях и правда стала меньше, уступая место глубокому, согревающему внутреннему tremor.

— Спасибо, — хрипло сказал он, возвращая флягу.

— Не благодари, — Хергрир сунул флягу за широкий кожаный пояс. — Если твой план сработает, это я буду тебя благодарить. А если нет… — он неожиданно хлопнул Игоря по плечу с такой дружеской-сокрушительной силой, что тот едва устоял на ногах, — …вряд ли у нас будет для этого возможность. Так что пожелай удачи нам, ведающий. И своим богам — числам и углам. Пусть сегодня они будут на нашей стороне.

Он развернулся и тяжелой поступью пошел к своим воинам, что-то негромко и хрипло бросив им на своем языке. И по лицам варягов поползли ухмылки, кто-то коротко загрохотал обухом топора о край своего щита. Этот звук был страшнее боевого кличa.

Игорь остался один. Он снова поднялся на холм, к позициям лучников. Эти люди — ремесленники, охотники, рыбаки — смотрели на него с немым вопросом, в котором смешались последняя надежда и животный страх. Он видел в их широко открытых глазах тот же вопрос, что задал Хергрир: «Ты везешь нас к победе или к гибели?».

Он не стал произносить пламенных речей. Он не умел этого делать, да они бы ему и не поверили. Вместо этого он просто медленно прошел вдоль их позиций, как проходил бы по цеху перед запуском конвейера. Он проверял натяжение тетив на луках, поправлял венок из веток на бруствере, молча кивал тем, кто решался встретиться с ним глазами. Его спокойствие, его молчаливая, сосредоточенная уверенность была заразительной. Если уж этот странный ведающий, от чьего слова сейчас зависели их жизни, был так собран и хладнокровен, значит, не все еще потеряно. Значит, есть шанс.

Вернувшись на свою командную точку на самой вершине, Игорь снова посмотрел на юг. Солнце поднялось выше, его лучи разгоняли последние клочья утреннего тумана, выявляя каждый холм, каждую складку местности с пугающей четкостью. И в этой внезапно наступившей, почти стерильной ясности он наконец увидел то, чего ждал и одновременно боялся увидеть всем нутром.

На горизонте, на гребне самого дальнего холма, засверкали крошечные точки. Сначала десяток. Потом двадцать. Потом пятьдесят. Их становилось все больше, и они начинали выстраиваться в ровную, неумолимую линию. Линию, которая медленно, но верно начала двигаться в их сторону. Она сверкала на утреннем солнце. Словно гигантская сталь, только что вынутая из ножен, готовая к удару.

Они пришли.

Игорь глубоко, до самого дна легких, вдохнул холодный воздух, выпрямил спину, расправил плечи. Весь прежний, гнетущий страх куда-то исчез. Его сменила странная, почти отрешенная ясность и ледяная концентрация. Мир сузился до поля предстоящего боя, до его расчетов, до сигналов, которые он должен будет подать.

*«Объект принял расчетную нагрузку. Система — на старте. Пора начинать».*

С той минуты, как на горизонте блеснули первые доспехи, время для Игоря перестало течь, превратившись в череду сухих, отрывистых команд и леденящего кровь ожидания. Он стоял на своем наблюдательном пункте, вцепившись пальцами в шершавое дерево частокола, и весь мир сузился до узкого поля зрения подзорной трубы его собственного внимания. Сердце стучало не в груди, а где-то в горле, отдаваясь глухим гулом в ушах.

Хазары не спешили, давая ему время оценить масштаб угрозы. Они развернулись в длинную, отточенную линию, и низкое утреннее солнце заиграло на их стальных шлемах и чешуйчатых доспехах, слепя глаза. Это было одновременно красиво и чудовищно. Целая сотня всадников, выстроенных с убийственным парадным равнодушием. Знамя с черным волком трепетало на ветру, словно жаждущее крови. Они смотрели на вход в дефиле как на распахнутую дверь в амбар, полный добра.