Ладья плыла вниз по течению, мерно покачиваясь на мелкой волне, и каждый всплеск весел, каждый удар о небольшую рябь отдавался в его висках тупой, навязчивой болью. Руки, стянутые за спиной сыромятным ремнем, онемели до состояния чужеродных, нечувствительных придатков, через которые лишь изредка пробегали разряды мучительных иголок. Игорь сидел, прислонившись к прохладному, шершавому дубовому борту, и старался просто дышать, ровно и неглубоко, экономя силы, которых оставалось меньше, чем у пойманной мыши. Его не били. Не пинали. Не оскорбляли. С ним обращались не как с человеком, но и не как с животным. Скорее, как с вещью. С непонятной, возможно, опасной, но пока что тихой и не доставляющей хлопот вещью, которую везут куда-то, потому что так решил тот, кто постарше.

Он наблюдал. Это было все, что он мог делать. Его инженерный ум, отточенный годами анализа сложнейших систем, даже в полубессознательном состоянии, в тумане голода и отчаяния, автоматически регистрировал детали, собирая данные о своем новом, враждебном окружении. Это был единственный способ сохранить рассудок.

Ладья была длинной, метров двенадцать-пятнадцать, выдолбленной из цельного, мощного ствола векового дуба, с наращенными, изогнутыми по форме бортами из толстых досок. Похоже на те, что он видел когда-то в музеях и на пожелтевших картинках в своих книгах по археологии. Драккар. Не парадный корабль для показухи, а суровое, функциональное, выносливое судно, созданное для долгих походов и тяжелых грузов. Варягов было человек пятнадцать — не толпа, но и не горстка. Они гребли размеренно, без лишних усилий, их тренированные мышцы играли под слоем загара, старых шрамов, грязи и синих, причудливых татуировок. Они перебрасывались короткими, отрывистыми фразами, смеялись хриплым, невеселым, будто бы уставшим смехом. Воздух был густым и тяжелым, пропитанным едкой смесью запахов — дегтя, прокисшего пота, соленой вяленой рыбы и чего-то кислого, хлебного — возможно, забродившего кваса или толокна.

Хергрир сидел на корме, у мощного рулевого весла, вбитого в массивный деревянный упор. Его спина была прямой, взгляд устремлен вперед, по курсу. Изредка, его холодные, цвета морской воды глаза скользили по Игорю, задерживались на нем на секунду-другую, будто проверяя, на месте ли его невольная диковинка, затем так же медленно отводились. Он не выпускал из рук два трофея — складной нож и зажигалку, временами поворачивая их в своих мощных, покрытых мозолями ладонях, изучая каждую грань, каждый изгиб с сосредоточенным, почти научным интересом.

Солнце поднялось высоко, и жара в ложбине реки стала невыносимой, густой и влажной. Воздух дрожал над водой. Наконец, ладья плавно причалила к низкому, пологому песчаному берегу, упиравшемуся в темную стену леса. Здесь явно была их знакомая, обустроенная стоянка — на песке виднелись следы старых костровищ, груда камней, сложенных в подобие очага.

— Выгружаться! — крикнул Хергрир, и его голос, низкий и властный, без труда перекрыл шум реки. — Проверим товар, пока солнце высоко. Эйрик, Ульв, сундук с мехами на берег. Осторожно, черт вас побери, это лучшая часть добычи!

Двое варягов, те самые, что связывали Игоря, — рыжий, мускулистый Эйрик и другой, помолчаливее, угрюмый Ульв, — нехотя спрыгнули в прохладную, по колено, воду и направились к тяжелому, массивному сундуку, обитому широкими железными полосами, который стоял в самом центре ладьи, как ее сердцевина.

Игоря оставили сидеть связанным под присмотром третьего варяга, молодого парня с пустыми глазами. Он смотрел, как они возятся. Сундук был огромным, дубовым, на совесть. Двое здоровых, сильных мужчин с видимым трудом оторвали его от днища и, кряхтя и ругаясь, потащили к борту.

— Черт бы побрал этих скряг-словен, — проворчал Эйрик, с силой упираясь плечом в грубые доски. Лицо его побагровело от натуги. — Наложили свинца, что ли, под меха? Чтоб им пусто было!

Они попытались закинуть сундук на плечи, но он был слишком неудобным, громоздким и неподъемным. Тогда они, переглянувшись, решили проще — перевалить его через невысокий борт прямо на песок. Эйрик и Ульв встали по обе стороны, ухватились за массивные железные скобы. Их мышцы напряглись до дрожи, шеи налились кровью.

— Раз-два… взяли!

Они рванули с одновременным рычанием. Сундук с противным скрежетом сдвинулся с места, приподнялся… но в самый последний момент толстый сыромятный ремень, которым его для верности обвязали, с сухим, как выстрел, хлопком лопнул. Сундук с оглушительным, дребезжащим грохотом рухнул обратно на дно ладьи, едва не придавив Ульву ступню. Тот отскочил с диким, яростным ругательством, тряся онемевшей рукой.

— Проклятая шкура! — взревел Эйрик, в ярости пнув неподъемный ящик носком сапога. — Теперь его вдвоем и с места не сдвинешь! Нужно всех звать!

На берегу, привлеченный грохотом, появился Хергрир. Его лицо, обычно бесстрастное, было мрачным, как перед грозой.

— Что за возня, черти болотные? Я сказал — тащите!

— Ремень порвался, Хергрир! — отозвался Ульв, все еще потирая ушибленную руку. — Не подъемный он, сундук-то этот! Нужно вшестером, не меньше, чтобы на берег перевалить!

Хергрир буркнул что-то недовольное сквозь зубы и сделал резкий знал остальным гребцам подойти. Началась общая суета, поднялся гвалт предложений и споров. Игорь наблюдал за этой кутерьмой почти отрешенно. Его мозг, на секунду отвлекаясь от собственного бедственного положения, автоматически анализировал задачу, как когда-то анализировал схемы нефтяных вышек. Простейшая физика. Закон рычага, открытый еще Архимедом. Им не хватало не массы, не мускулов. Им не хватало эффективного, грамотного приложения силы. Грубая сила уперлась в неподъемную массу.

И тут его взгляд, блуждающий по берегу, упал на длинное, прочное, хорошо обтесанное бревно, оставленное кем-то от прошлой стоянки. Оно лежало в паре метров от борта ладьи, почти параллельно ей, будто сама судьба подкидывала ему шанс.

Игорь понимал, что это риск. Привлечь к себе внимание, выдвинуться из серой массы пленника могло обернуться побоями или чем похуже. Но оставаться бесполезным, немым грузом, которым в любой момент могут пожертвовать или выбросить за ненадобностью, было еще опаснее. Ему нужно было доказать свою полезность. Не магическую, не потустороннюю, а самую что ни на есть практическую, осязаемую. Ему нужен был статус. Пусть низкий, но отличный от нуля.

Он кашлянул, сухим, надсадным кашлем, привлекая внимание молодого варяга, охранявшего его. Тот нахмурился, недовольно сдвинув светлые брови.

— Ты чего? Задыхаешься, что ли?

Игорь кивнул сначала в сторону сундука, вокруг которого уже столпились пятеро мужчин, затем — в сторону забытого бревна.

— Я… помочь, — произнес он на ломанной, уродливой смеси славянских корней и тщетно пытаясь вспомнить что-то из обрывков скандинавских слов, услышанных за эти часы. Это был полный, безнадежный новояз, но ключевое слово, похожее на славянское «помощь», он вставил, вложив в него всю остаточную силу.

Стражник смотрел на него с глупым, непонимающим недоумением, будто бык на ворота.

Игорь, все еще со связанными руками, сделал движение головой и плечами, изображая, как бревно подкладывают под сундук. Он не мог показать жестами, но пытался объяснить инерцией всего тела, направлением усилия.