— Что ещё можем снять? — он пролистывал сценарий. — Есть! Сцена в комнате Пети. Он возвращается домой после безуспешного дня поисков, сидит у окна, смотрит на дождь, думает о Кате.

— Но у нас нет декорации комнаты, — заметил Иван Кузьмич.

— А она и не нужна, — Володя улыбнулся. — Нам нужно только окно, стул и немного стены. Можете сделать?

— За полчаса сделаю.

Пока Иван Кузьмич с помощниками строили минималистичную декорацию, Володя объяснял Николаю сцену:

— Петя сидит у окна. За окном дождь. Он устал, измучен, потерял надежду. Кажется, что никогда не найдёт её. Город огромный, а он один. Сцена без слов, только музыка будет. Просто сидите, смотрите в окно, думайте о ней. Понимаете?

— Понимаю. Просто быть, не играть.

— Точно.

Декорация была готова — простая стена, окно, за которым Иван Кузьмич повесил кусок прозрачной плёнки и лил на неё воду из лейки, имитируя дождь. Стул у окна. На подоконнике старая лампа.

Ковалёв выставил свет так, чтобы лицо Пети было освещено мягко, а за окном темнело. Получалось настроение — одинокий человек у окна в дождливый вечер.

— Мотор!

Николай сидел у окна. Смотрел на струи воды, стекающие по стеклу. Лицо задумчивое, усталое. Он поднёс руку к стеклу, провёл пальцами, словно пытаясь дотронуться до дождя. Потом опустил голову на руки.

Володя смотрел через плечо Ковалёва. Кадр был пронзительным — одиночество, тоска, безнадёжность. И в то же время — упрямая надежда. Петя не сдался. Он найдёт её. Обязательно найдёт.

— Стоп. Это шедевр, — прошептал Володя.

Ковалёв кивнул:

— Соглашусь. Этот кадр останется в памяти.

Сняли ещё один дубль. Потом Володя посмотрел на часы — половина пятого.

— Что ещё успеем?

Катя подняла голову от блокнота:

— Владимир Игоревич, у нас есть сцена, где Катя дома штопает форму. Тоже интерьерная. Можем снять.

— Точно! Давайте. Иван Кузьмич, можете быстро сделать угол комнаты? Стол, стул, лампа?

— Могу.

Пока декорацию перестраивали, Зина репетировала. Села за стол, взяла в руки иголку, нитку, кусок ткани. Володя наблюдал:

— Зина, ты умеешь штопать?

— Конечно. Я всю войну штопала — и себе, и соседям. У меня руки сами помнят.

— Отлично. Значит, всё естественно получится.

Декорация была готова. Простой стол, стул, керосиновая лампа, дающая тёплый свет. Зина села, положила перед собой синее платье почтальона с дыркой на локте. Взяла иголку, нитку.

— Сцена такая, — объяснял Володя. — Катя дома, вечер, штопает форму. Она устала, но работа есть работа — форма должна быть в порядке. Штопает и думает. О чём? О том парне, что сегодня встретился. О том, как он на неё посмотрел. О том, что она, может быть, не совсем одна в этом мире.

Зина кивала.

— Мотор!

Зина штопала. Руки двигались сами — вдеть нитку, мелкие стежки, туда-сюда. Лицо сосредоточенное, но в глазах — отсутствующий взгляд. Она думает о чём-то своём. Вдруг остановилась, замерла. Улыбнулась еле заметно, словно вспомнила что-то приятное. Потом встряхнула головой, вернулась к штопке.

— Стоп. Принято, — Володя был доволен. — Зина, ты молодец.

К шести вечера закончили. Дождь за окном наконец начал стихать, но снимать на улице было уже поздно — темнело.

Володя собрал всех в центре павильона:

— Друзья, сегодня погода нам помешала. Мы не сняли главную сцену, которую планировали. Но мы не сдались. Мы сняли семь сцен в павильоне. Семь! Это больше, чем вчера на натуре. Вы все молодцы. Спасибо за профессионализм, за преданность делу.

— Владимир Игоревич, — Лёха затушил папиросу. — А мне даже понравилось в павильоне снимать. Свет контролируешь, звук чистый, никто не мешает.

— Павильон — это хорошо, — согласился Ковалёв. — Но натура даёт жизнь. Нам нужно и то, и другое.

— Вот именно, — Володя кивнул. — Завтра, если погода позволит, снимаем финал в парке. Если нет — найдём, что снять в помещении. Главное — не останавливаться.

Все разошлись. Володя задержался, помогая Ивану Кузьмичу разбирать декорации. Декоратор работал молча, аккуратно складывая детали.

— Иван Кузьмич, вы сегодня спасли съёмочный день, — сказал Володя искренне. — Без ваших декораций мы бы просто потеряли время.

— Да ладно, — тот смутился. — Я просто работу делаю. Рад, что пригодился.

— Очень пригодились. Спасибо.

Володя вышел из павильона. Дождь прекратился, но везде стояли лужи. Воздух был свежим, пахло мокрой землёй и листвой. Володя глубоко вдохнул.

День был непростым. Планы рушились, пришлось импровизировать, перестраиваться. Но команда справилась. Более того — они сняли даже больше, чем планировали изначально.

Это и есть настоящая работа. Когда обстоятельства против тебя, но ты не сдаёшься. Ищешь решения, адаптируешься, продолжаешь двигаться вперёд.

На выходе его перехватил Борис Петрович:

— Владимир Игоревич, как день?

— Продуктивный. Семь сцен сняли.

— Семь? — директор удивился. — В павильоне?

— Да. Пришлось импровизировать.

— Молодцы, — Борис Петрович одобрительно кивнул. — Это и есть профессионализм. Не ныть, когда что-то идёт не так, а искать выход. Продолжайте в том же духе.

Володя доехал домой к восьми вечера. Мать встретила с ужином:

— Ну как, сынок? Дождь помешал?

— Помешал, но не остановил, — Володя улыбнулся. — Мы снимали в помещении. Даже лучше получилось, чем планировали.

— Вот и молодец. Не сдаёшься.

После ужина Володя сел за стол, достал блокнот. Записывал план на завтра — если погода хорошая, снимаем финал. Если плохая — есть запасные сцены.

Он понял важную вещь: в кино, как и в жизни, не всё идёт по плану. Но главное — не паниковать, а искать решения. Быть гибким. Адаптироваться.

И его команда это умела.

Володя лёг спать поздно, но засыпал со спокойной душой. День был хорошим. Завтра будет ещё лучше.

Среда встретила ясным небом. Володя проснулся в шесть, первым делом выглянул в окно — ни облачка. Солнце уже поднималось, обещая тёплый день.