Сцена поиска: монтаж — Петя бежит по улице, спрашивает прохожих, садится в трамвай, выглядывает в окно. Быстрый ритм, музыка нарастает.

Сцена финала: Петя и Катя танцуют. Камера отъезжает — вокруг них танцуют другие пары. Ещё отъезжает — весь парк танцует. План общий — Москва, закат, счастье.

Владимир работал сосредоточенно, забыв о времени. За окном солнце клонилось к закату. В коридоре послышались шаги, голоса — люди расходились после рабочего дня.

Он отложил карандаш, посмотрел на исписанные листы. Четыре страницы — структура, раскадровка, списки. Скелет фильма. Основа.

Не идеально. Много ещё додумывать, переделывать, уточнять. Но начало есть.

Владимир сложил листы в папку, убрал в ящик стола. Встал, потянулся — спина затекла. Подошёл к окну.

Внизу студия пустела. Редкие фигуры, выключающиеся огни в павильонах. Тишина.

Его студия. Его кабинет. Его фильм.

Владимир улыбнулся, надел пиджак, запер дверь на ключ. Ключ сунул в карман — тяжёлый, настоящий.

Завтра продолжит. Завтра начнёт воплощать.

А сегодня — домой. К матери, к борщу, к тёплому вечеру на коммунальной кухне.

Владимир спустился по лестнице, вышел на улицу. Вечерняя Москва встретила прохладой и тишиной. Трамвай шёл нескоро, но он не торопился.

Шёл медленно, думал о фильме, о завтрашнем дне, о том, как всё начинает складываться.

Впереди была работа. Настоящая, трудная, но его.

И он был счастлив.

Владимир шёл по вечерней Москве неспешно, наслаждаясь прохладой. Солнце уже село, но небо ещё светилось — сиреневое, с розовыми облаками. Фонари зажигались редко, экономили электричество.

Он свернул через сквер — короче путь к трамвайной остановке. Дорожка петляла между клумбами и скамейками. На одной из скамеек, прямо под фонарём, сидела девушка.

Владимир бы прошёл мимо, но его зацепила деталь — она рисовала. Мольберт, альбом, руки испачканы углём. Рисовала сосредоточенно, склонив голову, не обращая внимания на сгущающиеся сумерки.

Он невольно притормозил, глянул на рисунок через её плечо.

Городской пейзаж. Дома напротив, деревья, фонарь. Уверенные штрихи, хорошая композиция, свет и тень переданы точно.

— Красиво, — сказал он негромко.

Девушка вздрогнула, обернулась. Лицо молодое, лет двадцати трёх, уставшее, волосы растрепались, выбились из косы. На носу — пятно угля. Глаза большие, настороженные.

— Простите, не хотел пугать, — Владимир отступил на шаг. — Просто увидел рисунок... Профессионально.

Девушка расслабилась, улыбнулась устало:

— Спасибо. Стараюсь.

— Долго здесь сидите?

— Часа три, наверное, — она посмотрела на небо, которое уже почти потемнело. — Заработалась. Света уже почти нет.

— Надо идти домой.

— Надо, — она вздохнула, но не двигалась с места. — Только сил нет. Устала так.

Владимир заколебался, потом спросил:

— Можно присесть?

Девушка кивнула, подвинулась. Он сел на край скамейки, посмотрел на рисунок ближе.

— Вы учитесь? В художественном училище?

— Да, на третьем курсе. Алина, — она вытерла руку о платок, протянула.

— Владимир, — он пожал её руку — маленькую, испачканную углём.

Они помолчали. Алина убирала карандаши в коробку, сворачивала альбом. Владимир смотрел на сквер, на фонарь, на силуэты деревьев.

— А вы откуда? — спросила Алина. — С работы?

— С Мосфильма.

— О! — она оживилась. — Вы актёр?

— Режиссёр. Вернее, режиссёр-стажёр.

— Интересно... — Алина задумчиво посмотрела на него. — Режиссёр и разбирается в живописи?

— Кино и живопись — родственники, — Владимир улыбнулся. — Композиция кадра, свет, тень, цвет. Всё то же самое.

— Это правда, — она кивнула. — Я об этом не думала, но... да. Вы правы.

Владимир кивнул на её альбом:

— Можно посмотреть другие работы?

Алина заколебалась, потом развернула альбом обратно, открыла на первой странице.

Зарисовки. Московские улицы, дворы, люди. Женщина с авоськой. Старик на лавочке. Дети играют. Трамвай на повороте.

Владимир листал медленно, внимательно. В прошлой жизни он работал с художниками, раскадровщиками, понимал в композиции. Здесь чувствовалась рука — уверенная, живая, честная.

— У вас хорошее чувство момента, — сказал он. — Вот эта сцена с детьми — видно, что вы поймали движение. Не поставили, а именно поймали.

Алина удивлённо посмотрела на него:

— Вы действительно разбираетесь...

— Немного. — Он перелистнул ещё страницу. Натюрморт — яблоки, кувшин, драпировка. — А это академическое упражнение?

— Да, задание было. Скучное.

— Зато техника хорошая. Светотень выстроена правильно. — Владимир провёл пальцем по рисунку. — Хотя здесь, на кувшине, рефлекс от яблока должен быть чуть заметнее. Видите? Красное яблоко отражается в металле.

Алина наклонилась ближе, всмотрелась:

— Точно! Я не заметила... Как вы увидели?

— Привычка. Я оператором на фронте был, снимал много. Научился замечать свет.

Она перелистнула дальше — портрет. Пожилая женщина, усталая, но с добрыми глазами.

— Это моя бабушка, — сказала Алина тихо. — Она в эвакуации умерла, в сорок втором.

Владимир посмотрел на портрет. Живой, тёплый, с любовью нарисованный.

— У вас получилось передать не только внешность, но и характер. Это сложно.

— Спасибо, — Алина улыбнулась грустно. — Я старалась запомнить её такой.

Они помолчали. Где-то вдалеке играл патефон — тихо, мелодично. Ветер шелестел листвой.

— А что вы снимаете? — спросила Алина. — На студии?

— Комедию. Лёгкую, про любовь. Про демобилизованного солдата и девушку-почтальона.

— Про любовь... — она задумалась. — Это хорошо. Люди устали от драмы.