— Друзья, ещё одна сцена. Последняя на сегодня. Петя сидит на лавочке у пруда, смотрит на воду, думает. Это тихая сцена, созерцательная. Николай Фёдорович, вы сможете?

— Смогу, — Николай кивнул, хоть и выглядел измотанным.

Приехали к Чистым прудам. Солнце клонилось к закату, золотило воду. Ковалёв поставил камеру на берегу. Николай сел на лавочку, смотрел на пруд.

— Мотор!

Николай сидел неподвижно. Смотрел на воду, на уток, плавающих у берега. Лицо усталое, задумчивое. В глазах — растерянность, одиночество, но и надежда. Где-то там, в этом огромном городе, есть она. Девушка с голубым платком. И он найдёт её.

— Стоп. Принято.

Володя подошёл к Ковалёву:

— Как картинка?

— Красивая. Свет золотой, вода блестит. Будет хорошо смотреться.

— Отлично. На сегодня всё! — Володя повернулся к команде. — Друзья, вы молодцы! Мы сняли огромный кусок. Я горжусь вами. Завтра продолжим — финальная сцена с оркестром. А сегодня — всем домой, отдыхать.

Обратно ехали молча. Все устали — приятной, глубокой усталостью. Володя смотрел в окно и прокручивал в голове отснятое. Встреча — отлично. Почтовое отделение — хорошо. Сцена с гармонистом — шедевр. Поиски — живо, динамично.

Они сделали это. Первый съёмочный день — успех.

На студии разгружались быстро. Ковалёв бережно упаковывал камеру, Лёха сматывал провода. Катя считала отснятые метры плёнки:

— Владимир Игоревич, мы потратили восемьсот метров. Это чуть меньше плана. Вы очень экономно снимаете.

— Плёнка дорогая. Нельзя транжирить. Зато каждый дубль — качественный.

Зина и Николай переоделись обратно в свою одежду. Зина выглядела счастливой, хоть и уставшей:

— Владимир Игоревич, а когда мы увидим отснятое?

— Через несколько дней. Плёнку нужно проявить, просмотреть. Потом вместе посмотрим.

— Я так жду! Хочу увидеть, как это выглядит на экране.

Все расходились. Володя остался последним, запирал павильон. Борис Петрович вышел из административного корпуса, подошёл:

— Ну как? Первый день?

— Отлично. Мы сняли почти всё, что планировали. Актёры молодцы, команда работает как часы.

— Я знал, что у вас получится, — директор закурил. — Идите домой, Владимир Игоревич. Отдыхайте. Завтра новый день.

Володя вышел со студии в половине восьмого. Солнце уже село, небо темнело. Он шёл к трамваю и думал о том, что день был хорошим. Очень хорошим.

Они снимают кино. Настоящее кино. И оно получается живым, искренним, правдивым.

В трамвае он закрыл глаза, прислонился к окну. Тело ныло от усталости, но душа пела. Володя понял — вот оно. То самое чувство, ради которого стоит жить. Творчество. Созидание. Когда ты создаёшь что-то прекрасное вместе с людьми, которые тебе верят.

Он вышел на своей остановке, дошёл до дома. Поднялся по лестнице. Мать встретила его на пороге:

— Ну как, сынок? Получилось?

— Получилось, мам, — Володя обнял её. — Очень хорошо получилось.

— Вот и славно. Садись, я тебе ужин подогрею.

Володя сидел на кухне, ел борщ и рассказывал матери о съёмках. Она слушала, кивала, улыбалась. Пётр Иванович зашёл на минутку, расспросил, как дела. Клавдия высунулась, поздравила.

После ужина Володя лёг в постель. Хотел уснуть сразу, но не получалось — в голове крутились кадры, сцены, планы на завтра.

Завтра финальная сцена. Танцплощадка, оркестр, вальс. Самая красивая, самая важная сцена фильма.

Он должен снять её идеально.

Володя закрыл глаза и наконец провалился в сон — глубокий, без сновидений, сон усталого, но счастливого человека.

Володя проснулся от странного звука — дробного, монотонного стука по подоконнику. Открыл глаза, прислушался. Дождь. Сильный, летний ливень барабанил по крыше, стекал по стёклам.

Он вскочил с кровати, подбежал к окну. Небо затянуто серыми тучами, вода льёт как из ведра. По двору бегут ручьи, лужи растут на глазах. Володя посмотрел на часы — семь утра.

Чёрт. Сегодня же съёмки в парке. Финальная сцена с оркестром. На открытом воздухе.

Он быстро оделся, выбежал на кухню. Мать уже стояла у плиты:

— Доброе утро, сынок. Вот напасть-то с погодой. Небось у тебя съёмки сорвутся?

— Не знаю, мам, — Володя схватил кусок хлеба, запил чаем. — Поеду на студию, решим что-то.

Он вылетел из дома, поймал трамвай. Всю дорогу смотрел на дождь, который не собирался стихать. План рушился. Оркестр уже договорён, актёры готовы, команда ждёт. А снимать нечего — в такую погоду камера намокнет, плёнка испортится, актёры промокнут до нитки.

На студии у проходной уже собралась команда. Все стояли под навесом, хмуро глядя на ливень. Коля метался с блокнотом, Лёха курил одну папиросу за другой, Ковалёв задумчиво смотрел на тучи.

— Доброе утро, — Володя подошёл. — Ну что, товарищи? Ситуация понятна.

— Владимир Игоревич, может, подождём? — предложил Коля. — Вдруг к обеду распогодится?

Ковалёв покачал головой:

— Не распогодится. Я по небу вижу — это надолго. До вечера точно будет лить.

— Значит, финальную сцену сегодня не снимем, — констатировал Володя. — Придётся переносить. Коля, звони в Дом офицеров, предупреди оркестр — перенос на завтра или послезавтра, как погода позволит.

— Есть!

— А мы что, день теряем? — спросил Лёха. — Просто сидим и ждём?

Володя задумался. Терять день нельзя — график и так плотный. Нужно снимать что-то другое. Что можно снять в такую погоду?

— Иван Кузьмич! — он позвал декоратора. — У нас же есть декорация почтового отделения в павильоне?

— Есть. Готова полностью.

— Отлично. Значит, снимаем интерьерные сцены. У нас в сценарии есть сцена, где Катя в почтовом отделении разбирает письма. Можем её снять. И ещё сцену, где Петя второй раз приходит в почту, уже к вечеру, и снова спрашивает. Помните такую?

Ковалёв кивнул:

— Помню. Можем снять. В павильоне света настроим, софиты поставим.

— Вот именно. Плюс у нас есть сцена в трамвае — там Петя едет и видит девушку в голубом платке, думает, что это Катя. Эту сцену тоже можем снять в павильоне, имитировав интерьер трамвая.