В этот момент в павильон вошёл Николай Фёдорович — крепкий, среднего роста мужчина с открытым лицом. Он был одет в простую рубаху и брюки, фуражку держал в руках.

— Доброе утро! — он улыбнулся. — Извините, если опоздал. Жена задержала — говорит, чтобы я обязательно хорошо выглядел на первой репетиции.

— Вы как раз вовремя, Николай Фёдорович, — Володя пожал ему руку. — Проходите, садитесь. Сейчас начнём.

Все уселись полукругом. Володя остался стоять в центре. Он оглядел собравшихся — Зину с её волнением в глазах, Николая с его спокойной доброжелательностью, Колю с блокнотом наготове, Катю и Лёху, которые устроились чуть поодаль. Команда. Его команда.

— Друзья, — начал Володя негромко, — сегодня мы впервые попробуем не просто прочитать текст, а прожить его. Пройтись по сценам, найти в них правду. Я не хочу, чтобы вы играли. Я хочу, чтобы вы жили на экране. Понимаете разницу?

Зина и Николай переглянулись, кивнули.

— Давайте начнём с самого начала, — Володя взял свой экземпляр сценария. — Первая сцена. Петя возвращается в Москву. Утро, вокзал, толпа. Николай Фёдорович, представьте: вы четыре года не видели дома. Четыре года войны. Грязь, кровь, смерть. И вот — Москва. Родная Москва. Что вы чувствуете?

Николай задумался, глядя куда-то вдаль:

— Я... — он замолк, потом продолжил тише, — я помню, когда вернулся в апреле. Сошёл с поезда, вышел на площадь — и не мог поверить. Что всё кончилось. Что я дома. Стоял и плакал, если честно. Не стыдно сказать.

Володя увидел, как у Николая дрожат руки. Он вспоминал. Переживал заново.

— Вот это, — сказал Володя тихо, — вот это и нужно. Эта правда. Николай Фёдорович, когда будем снимать эту сцену, вы просто вспомните тот день. Вспомните, как вы стояли на площади. И этого будет достаточно. Камера увидит.

Николай кивнул, сглатывая комок в горле.

— Теперь вторая сцена, — Володя перелистнул страницу. — Встреча Пети и Кати. Зина, Николай Фёдорович, давайте попробуем разыграть её прямо здесь. Встаньте, пожалуйста.

Они поднялись. Володя быстро обозначил пространство:

— Вот здесь будет угол дома. Зина, ты выходишь из-за угла, торопишься. В руках сумка с письмами. Николай Фёдорович, ты идёшь навстречу, насвистываешь. Оба не смотрите по сторонам — каждый в своих мыслях. И — встреча. На месте лужи, которую Петя обходит, а Катя не замечает.

— Но лужи-то здесь нет, — засомневалась Зина.

— А ты представь, — Володя улыбнулся. — Вот здесь, — он обозначил ногой место на полу, — большая лужа. После вчерашнего дождя. Ты торопишься на работу, опаздываешь, думаешь о своём. И не смотришь под ноги. Давайте попробуем. Без слов пока. Просто движение.

Зина и Николай разошлись по разным концам обозначенного пространства. Володя отступил назад.

— Коля, ты следи за мизансценой. Запоминай, где кто стоит. Потом запишешь. Начали!

Зина вышла из-за воображаемого угла, торопливым шагом направляясь вперёд. Она и правда выглядела так, словно спешила — плечи чуть поданы вперёд, голова опущена, руки прижимают к боку невидимую сумку. Николай шёл ей навстречу, насвистывая мелодию «Катюши». Он шагал свободно, с лёгкой походкой человека, сбросившего тяжкий груз войны.

Они приблизились друг к другу. Николай увидел воображаемую лужу, сделал шаг в сторону. Зина этого не заметила и...

— Стоп! — скомандовал Володя. — Зина, что сейчас происходит с Катей? Она шлёпнула в лужу. Холодная вода, грязь. Что она чувствует?

— Злость, — быстро ответила Зина. — Обиду. День и так не задался, а тут ещё это. И... — она запнулась, — и стыд. Перед незнакомым парнем.

— Точно! — Володя хлопнул в ладоши. — Вот именно. А теперь покажи это. Без слов. Просто лицом, телом. Попробуй ещё раз.

Зина повторила движение, и на этот раз, когда она воображаемо шагнула в лужу, её лицо исказилось — сначала от неожиданности, потом от досады, губы сжались, брови нахмурились. Она остановилась, посмотрела вниз на свои ноги, потом подняла глаза на Николая.

И здесь что-то произошло.

Николай смотрел на неё с искренним сочувствием и лёгкой виноватой улыбкой — мол, извини, не предупредил. И Зина, встретившись с ним взглядом, вдруг забыла про злость. На её лице отразилось удивление, лёгкая растерянность. Она моргнула, отвела глаза, потом снова посмотрела на Николая.

— Стоп, — тихо сказал Володя. — Стойте, не двигайтесь.

Он подошёл ближе. Николай и Зина стояли напротив друг друга, между ними было шага два расстояния, но казалось, что воздух вокруг них стал плотнее, наполнился чем-то невысказанным.

— Вот это, — Володя говорил почти шёпотом, чтобы не разрушить момент, — вот это и есть то, что я искал. Эта секунда. Когда два человека впервые видят друг друга. По-настоящему видят. И что-то внутри щёлкает. Вы это почувствовали?

Зина кивнула, не отводя глаз от Николая. Николай тоже кивнул.

— Это химия, — сказал Володя. — Это то, что нельзя сыграть. Это либо есть, либо нет. А у вас есть.

Он отступил назад:

— Продолжайте. Зина, ты роняешь письма. Николай Фёдорович, ты помогаешь их собрать.

Зина присела на корточки, начиная собирать воображаемые письма. Николай тут же опустился рядом, протягивая руку. Их пальцы коснулись, когда оба потянулись к одному и тому же месту. Зина вздрогнула, отдёрнула руку, но потом всё-таки взяла письмо. Николай улыбнулся.

— Простите, — сказал он негромко, точно по тексту, но голос звучал так искренне, что Володя понял: это уже не актёр говорит — это Петя извиняется перед Катей.

— Ничего, — Зина тоже говорила тихо, смущённо. — Сама виновата. Надо было смотреть.

Они доиграли сцену до конца — Катя торопливо собрала письма, сказала «спасибо» и убежала, оглянувшись на ходу. Петя остался стоять, глядя ей вслед, с улыбкой на лице.

— Стоп, — сказал Володя и захлопал в ладоши. — Отлично! Просто отлично!

Зина и Николай перевели дух, переглянулись и рассмеялись — от облегчения, от радости, от того, что получилось.

— Вот так и будем снимать, — Володя подошёл к ним. — Вы понимаете, что вы сейчас сделали? Вы прожили эту сцену. Не сыграли — прожили. И это видно.

— Владимир Игоревич, — Зина вытирала вспотевший лоб, — а знаете, мне было легко. Я как будто и правда стала Катей. Забыла, что я Зина, что это репетиция.

— Вот именно, — кивнул Володя. — Это и называется правдой на сцене. Катя, — он повернулся к монтажнице, которая сидела с широко открытыми глазами, — ты заметила?

Катя кивнула: