— Они как будто и правда встретились впервые. Я даже забыла, что это репетиция. Смотрела как... как будто в окно подглядываю.

— Точно! — Володя улыбнулся. — Именно так зритель и должен чувствовать. Что он не кино смотрит, а подглядывает за настоящей жизнью.

Лёха, который всё это время молча курил у стены, вдруг заговорил:

— Владимир Игоревич, а можно вопрос?

— Конечно.

— Вы где-то учились этому? Работе с актёрами? Просто... у вас подход какой-то особенный. Не как у других режиссёров, с которыми я работал.

Володя на секунду задумался. Да, он учился — в другой жизни, в другом времени, работая с моделями в клипах и рекламе, уговаривая их быть естественными, не играть на камеру. И ещё раньше, когда Альберт Вяземский был молод и мечтал снимать настоящее кино, он зачитывался Станиславским, смотрел «Броненосца Потёмкина» Эйзенштейна раз двадцать, анализируя каждую сцену.

— Много читал, — наконец ответил он. — Станиславский, Эйзенштейн. И... фронт научил. На войне видишь людей настоящих. Без масок. Понимаешь, что такое правда, а что — фальшь.

Лёха кивнул, принимая объяснение.

— Ладно, — Володя хлопнул в ладоши, — продолжаем. Следующая сцена — Петя ищет Катю по городу. Николай Фёдорович, тут у вас будет комедия. Пробежки, расспросы, путаница. Давайте разберём по кусочкам.

Следующие два часа пролетели незаметно. Они разобрали сцену за сценой — как Петя спрашивает у прохожих про девушку-почтальона («Их много, парень, весь район обслуживают!»), как заходит в почтовое отделение и пугает начальницу («Какую Катю? У нас три Кати работают!»), как сидит на лавочке с гармонистом и поёт грустную песню, как наконец видит Катю в толпе на концерте в парке.

Володя не давал готовых решений. Он задавал вопросы, подталкивал актёров к поиску, помогал найти в себе нужные эмоции. «Николай Фёдорович, а вы когда-нибудь кого-то искали? По-настоящему искали, когда сердце колотится, а в голове только одна мысль — найти?» — «Искал. Жену, когда вернулся. Она эвакуировалась, я не знал куда. Два дня по Москве мотался, пока не выяснил адрес.» — «Вот и вспомните это чувство. Это и есть Петя.»

Зина расцветала прямо на глазах. Поначалу стеснительная, она всё больше раскрепощалась, начинала импровизировать. В сцене на концерте, когда Катя вдруг видит Петю в толпе, она не просто замерла — она вся так и вспыхнула, глаза загорелись, на губы сама собой набежала улыбка. «Вот это, — сказал Володя, — вот это и снимем. Камера поймает.»

Когда они дошли до финальной сцены с вальсом, в павильон заглянул Борис Петрович. Директор стоял у двери, не желая мешать, но Володя заметил его и поманил рукой:

— Борис Петрович, проходите! Как раз репетируем финал.

Директор подошёл, сел на свободный стул. Коля тут же вскочил, предлагая свой, но Борис Петрович махнул рукой — мол, сиди, сиди.

— Финальная сцена, — объяснил Володя. — Парк Горького, концерт, танцплощадка. Петя и Катя, наконец-то вместе, танцуют вальс. Вокруг другие пары. Оркестр играет. Счастье. Николай Фёдорович, Зина, давайте попробуем. Без музыки пока, просто движение.

Николай протянул руку Зине:

— Потанцуем?

Зина положила ладонь ему на плечо. Николай обнял её за талию. И они начали кружиться.

Володя смотрел на них и видел не двух соседей, репетирующих сцену. Он видел Петю и Катю — двух людей, которые прошли через войну, через одиночество, через страх потерять друг друга, и вот теперь, наконец, танцуют под майским небом. Они двигались неловко, сбиваясь с ритма, наступая друг другу на ноги, но в этой неловкости была такая трогательная искренность, что у Володи защемило в груди.

Зина вдруг тихо засмеялась — от радости, от какого-то внутреннего переполнения. Николай улыбнулся в ответ и закружил её быстрее. Они кружились по пустому павильону, и казалось, что вокруг них и правда звучит оркестр, и светит солнце, и весь мир празднует вместе с ними.

Когда они остановились, в павильоне стояла тишина. Борис Петрович сидел, сложив руки на коленях, и смотрел на актёров с тёплой улыбкой. Катя-монтажница вытирала слёзы. Лёха затушил уже третью папиросу. Коля что-то быстро записывал в блокнот.

— Вот это кино, — наконец сказал Борис Петрович негромко. — Вот это настоящее кино, Владимир Игоревич. Когда смотришь и веришь.

Володя подошёл к Зине и Николаю, которые стояли, всё ещё держась за руки:

— Спасибо вам. Вы молодцы.

— Владимир Игоревич, — Зина говорила сбивчиво, щёки её горели, — а мне было так легко! Я как будто и правда на танцплощадке. И Коля... то есть Николай Фёдорович... он так ведёт в танце, что я забыла про всё.

Николай смущённо потупился:

— Это я ещё до войны научился. Жена любит танцевать.

— Значит, в финале всё будет ещё лучше, — Володя похлопал его по плечу. — Когда оркестр заиграет по-настоящему.

Борис Петрович поднялся с места:

— Владимир Игоревич, можно вас на минутку?

Они отошли к стене. Директор закурил, выпустил дым:

— Я зашёл просто посмотреть, как идёт. И знаете, что скажу? У вас талант. Настоящий талант — работать с людьми, вытаскивать из них правду. Я таких режиссёров за всю жизнь человека три встречал.

Володя не знал, что ответить. Борис Петрович продолжил:

— Вы не торопитесь. Не гоните актёров, не ломаете. Вы ведёте их, как... как хороший проводник в горах. Показываете путь, а они идут сами. Это редкий дар.

— Спасибо, Борис Петрович, — Володя помолчал. — Просто... я хочу, чтобы кино было настоящим. Живым. Чтобы люди, которые придут в зал, увидели себя. Свои радости, свои страхи, свою любовь.

— Вот именно, — директор кивнул. — Кино должно лечить душу. Семён Семёныч так говорит, и он прав. Особенно сейчас, после войны. Людям нужны не подвиги и не пафос. Им нужна простая человеческая история. О любви, о счастье, о том, что жизнь продолжается.

Он затушил папиросу о подошву ботинка:

— Продолжайте работать. Если что нужно — обращайтесь. Я не буду мешать творческому процессу, но помогу, чем смогу.

Когда директор ушёл, Володя вернулся к команде:

— Ну что, друзья, сделаем перерыв на обед? А после продолжим — пройдёмся по второстепенным сценам.

В столовой их ждал обычный обед — щи с хлебом, каша с маслом, компот из сухофруктов. Сели за один длинный стол. Зина и Николай всё ещё были под впечатлением от репетиции, обсуждали сцены, спорили о деталях. Коля записывал в блокнот, Катя слушала с интересом, Лёха изредка вставлял свои замечания.

Володя сидел, прихлёбывая компот, и смотрел на них. Вот она, команда. Люди, которые загорелись идеей, поверили в проект. Каждый из них вкладывает душу — не потому что надо, а потому что хочется. Николай, простой шофёр, мечтает сыграть хорошо, чтобы жена гордилась. Зина надеется, что, может быть, кино откроет ей дорогу к новой жизни, к учёбе, к мечте. Катя, молодая монтажница, хочет научиться видеть ритм, чувствовать эмоцию. Лёха ищет новые звуковые решения, экспериментирует. Коля просто счастлив, что попал на съёмочную площадку.