*КАТЯ (запыхавшись):*

*Ой! Ой, письма!*

*Она приседает, начинает собирать. ПЁТР останавливается, помогает. Их руки касаются над мокрой открыткой.*

*ПЁТР:*

*Разрешите помочь.*

*КАТЯ (поднимает голову, смотрит на него):*

*Спасибо, я... сама...*

*Они смотрят друг на друга. Тишина. Только капли с листвы.*

*КАТЯ (тихо):*

*Вы... очень добрый.*

*ПЁТР (улыбается):*

*Просто... вы уронили.*

Владимир остановился:

— «Вы очень добрый»?

— Что не так? — Громов напрягся.

— Нет, всё так. Просто... идеально. Простые слова, но искренние.

Громов расслабился, довольно кивнул:

— Читай дальше.

Владимир листал страницы. Диалоги были короткие, живые. Ни одного лишнего слова. Громов прописал даже массовку — бабушка у булочной, мальчишки во дворе. Каждому по реплике, но точной.

Остановился на сцене с гармонистом в парке.

*ГАРМОНИСТ (играет, потом останавливается):*

*Слушай, солдат. Ты чего кручинишься?*

*ПЁТР:*

*Да так... Девушку встретил. Красивую. А теперь не найду.*

*ГАРМОНИСТ (усмехается):*

*Москва большая, но любовь — больше. Найдёшь.*

*ПЁТР:*

*Откуда знаете?*

*ГАРМОНИСТ:*

*Да потому что ты не успокоился. Беспокойные всегда находят.*

Владимир поднял глаза:

— «Москва большая, но любовь — больше». Алексей Николаевич, это... поэзия.

— Не поэзия, а правда, — буркнул Громов, но было видно, что доволен. — Старик на войне был, в жизни много повидал. Должен говорить мудро, но просто.

— Говорит именно так.

Владимир читал дальше. Финальная сцена — встреча в парке.

*ПЁТР и КАТЯ стоят друг напротив друга. Молчат. Оркестр начинает играть вальс.*

*ПЁТР (протягивает руку):*

*Станцуете?*

*КАТЯ (тихо):*

*Я не очень умею...*

*ПЁТР:*

*И я не умею. Научимся вместе.*

*Она кладёт руку в его руку. Они начинают танцевать.*

Владимир дочитал до конца, закрыл папку. Помолчал.

— Ну? — Громов затушил окурок, сразу закурил новую. — Что скажешь?

— Скажу, что это лучший сценарий, который я читал.

Громов фыркнул:

— Не льсти.

— Не. Честно. — Владимир положил руку на папку. — Вы взяли мой скелет и дали ему душу. Диалоги живые, персонажи говорят как люди, не как актёры. И при этом — поэзия. Простая, но настоящая.

Громов смутился — неожиданно, по-человечески:

— Ну... материал был хороший. Структура твоя крепкая. Мне только диалоги добавить.

— Только? — Владимир засмеялся. — Диалоги — это половина кино!

— Не половина, треть, — поправил Громов. — Есть ещё картинка и музыка. Но да, важная треть.

Он прошёлся по кабинету, остановился у окна:

— Знаешь, Леманский, я тридцать лет сценарии пишу. Разные. Драмы, комедии, исторические. Но вот эту комедию... — Он помолчал. — Я писал с удовольствием. Твой Петя, твоя Катя — они живые. Не выдуманные, а настоящие. Я их видел, понимаешь? Видел, как они встречаются, теряются, находят друг друга.

Владимир встал, подошёл к окну тоже:

— Я тоже их вижу. С первого дня, как придумал.

— Вот это правильно. — Громов затянулся. — Хороший режиссёр всегда видит фильм до того, как снял. А плохой снимает наугад, надеется, что в монтаже соберётся.

— Вы много с режиссёрами работали?

— Много. Были гении, были бездари. Гении видят картину целиком. Знают, что хотят. А бездари мечутся, меняют планы, в итоге каша получается.

— А я какой?

Громов посмотрел на него оценивающе:

— Пока не знаю. Но структура у тебя в голове есть, это видно. И характеры понимаешь. Значит, шансы неплохие.

Он вернулся к столу, достал из ящика ещё одну папку — потоньше:

— Вот здесь я вариации диалогов сделал. На некоторые реплики по два-три варианта. Во время съёмок выберешь, какой лучше звучит.

Владимир открыл. Действительно — к каждой ключевой сцене несколько вариантов диалога.

Сцена встречи, вариант 1: *«Вы очень добрый»*.

Вариант 2: *«Спасибо вам»*.

Вариант 3: *«Вы... мне помогли»*.

— Чтобы на площадке была свобода, — пояснил Громов. — Актёры живые люди, могут что-то своё добавить. Пусть выбирают вариант, который им органичнее.

Владимир кивнул:

— Правильно. Я и сам так думал — не зажимать актёров текстом.

— Вот и умница. — Громов сел за стол, устало потёр лицо. — Два дня не спал, писал. Но оно того стоило.

— Почему не спали? Могли же растянуть до пятницы.

Громов усмехнулся:

— Потому что зацепило. Твоя история простая, но честная. Про любовь без пафоса, про людей без героизма. Мне захотелось написать так, чтобы зритель поверил. Чтобы вышел из кинотеатра и подумал: «А у меня тоже так было» или «А у меня так будет».

Владимир почувствовал, как что-то тёплое разливается в груди. Громов — опытный, циничный профессионал — загорелся его идеей. Вложился. Написал не для галочки, а от души.

— Спасибо, Алексей Николаевич. Правда, спасибо.

— Да брось ты это «Алексей Николаевич». — Громов махнул рукой. — Зови Лёша. Или Громов. Мы же вместе работаем.

— Хорошо... Лёша.

— Вот и отлично. — Громов встал, протянул руку. — Теперь твоя очередь. Я слова дал. Ты картинку давай. Сними так, чтобы моя писанина ожила.

Владимир пожал руку — крепко:

— Сниму. Обещаю.

— Вот и посмотрим. — Громов усмехнулся. — В понедельник на читку приду. Послушаю, как актёры текст произнесут. Если что не так — подправим.

— Приходите. Будем рады.

Владимир вышел из кабинета с двумя папками в руках — основной сценарий и вариации. Шёл по коридору, и сердце билось сильнее обычного.