Владимир посмотрел в окно. Внизу студия жила — люди строили, снимали, творили.

— Вы знаете, товарищ директор, я думаю, противоречия нет. Материя и дух — две стороны одного. Нельзя снять хорошее кино без техники. Но и техника без души — мёртвая.

— Золотые слова. — Борис Петрович поднял стакан. — За баланс. За то, чтобы наше кино было и технически грамотным, и душевно честным.

Они чокнулись стаканами — негромко, по-домашнему.

Помолчали. За окном пролетел голубь, сел на карниз.

— А как вы к вере относитесь? — неожиданно спросил Борис Петрович. — Лично. Не официально.

Владимир осторожно ответил:

— Не знаю. Не думал особо. На фронте — некогда было. Сейчас... сейчас больше верю в людей. В то, что человек может создавать хорошее.

— Это тоже вера. — Директор усмехнулся. — Вера в человека — может, самая важная. Бог там или нет — не знаю. Но что человек способен на великое — это точно. Видел сам.

— На войне?

— На войне. И после. Люди из руин поднимаются, строят, любят, рожают детей. Казалось бы — зачем? Материалистически бессмысленно. Но делают. Потому что в них что-то есть. Стержень. Дух, если хотите.

Владимир кивнул. Вспомнил мать, которая четыре года ждала. Зину, которая мечтает сниматься. Катю, Лёху, всю команду — они работают не ради денег. Ради чего-то большего.

— Может, смысл жизни — в создании, — сказал он задумчиво. — Не в потреблении, не в накоплении. А в том, чтобы оставить после себя что-то хорошее.

— Вот это уже философия. — Борис Петрович улыбнулся. — Но правильная. Я всю жизнь в кино. Денег особо не нажил. Квартира, семья, работа. Но фильмов снял штук двадцать. И знаете что? Когда умру, деньги в могилу не возьму. А фильмы останутся. Люди будут смотреть, может, плакать. Значит, я жил не зря.

— Значит, душа ваша в этих фильмах.

— Вот именно. — Директор допил чай, поставил стакан. — Поэтому я и говорю — кино это не просто материя. Это материализация духа. Мы берём свои мысли, чувства, вкладываем в плёнку, показываем людям. Они смотрят и что-то в них меняется. Магия, если хотите.

— Технологическая магия.

— Можно и так сказать. — Борис Петрович встал, подошёл к окну. — Вы молодой, товарищ Леманский. У вас вся жизнь впереди. Снимете много фильмов, надеюсь. Один совет дам, стариковский.

— Слушаю.

— Снимайте так, будто это ваш последний фильм. Вкладывайте всё — голову, сердце, душу. Не экономьте себя. Потому что никто не знает, сколько времени отпущено.

Владимир встал тоже. Эти слова отозвались. В прошлой жизни он экономил себя — снимал на автомате, ради денег. И что? Убили за дурацкий клип. А мог бы снять что-то настоящее.

— Спасибо, Борис Петрович. Запомню.

— Вот и хорошо. — Директор повернулся, протянул руку. — Ладно, философии хватит. У вас работа, у меня тоже. По практическим вопросам — обращайтесь к Михаилу Сергеевичу. Договоритесь с трамвайным парком, с почтой, с парком культуры. Я дам бумаги официальные.

— Спасибо.

— И ещё. Первую читку сценария я хочу послушать. В понедельник, говорите?

— Да.

— Приду. Посмотрю на вашу команду.

Владимир кивнул, пошёл к двери. На пороге обернулся:

— Борис Петрович, а вы в итоге для себя решили — материализм или дух?

Директор усмехнулся:

— А зачем выбирать? Я коммунист, материалист, атеист по убеждениям. Но когда внучка родилась — в церковь свечку поставил. Тихонько, чтоб никто не видел. — Он подмигнул. — Пусть и материя, и дух её хранят. Надёжнее.

Владимир рассмеялся:

— Мудро.

— Это называется не мудро, а по-русски. Мы всегда так — и нашим, и вашим. Работаем руками, а думаем сердцем.

Владимир вышел из кабинета, прикрыл дверь. В коридоре остановился, прислонился к стене.

Разговор был странный, но нужный. Материя и дух. Техника и душа. Кино как материализация чего-то большего.

Он посмотрел на свои руки — материальные, осязаемые. В одной жизни они снимали коммерческие клипы. В этой — будут снимать честное кино.

Те же руки. Другой выбор. Другой дух.

Владимир выпрямился, пошёл по коридору.

Работа ждала. Материальная, конкретная.

Но наполненная смыслом.

Владимир спускался по лестнице, когда навстречу ему поднимался Громов — взъерошенный, без пиджака, в расстёгнутой рубашке. В руках папка, набитая листами.

— А, Леманский! — он схватил Владимира за локоть. — Вовремя! Искал тебя.

— Алексей Николаевич, вы же сказали в пятницу...

— К чёрту пятницу! — Громов замахал рукой. — Не мог спать. Сидел два дня, писал. Готово. Пошли, покажу.

Он потащил Владимира вверх по лестнице, в свой кабинет. Распахнул дверь, втолкнул внутрь, захлопнул за собой.

Кабинет был ещё более завален бумагами, чем в прошлый раз. На столе — печатная машинка, вокруг неё — исписанные листы, окурки в пепельнице, стакан с остатками чая.

Громов швырнул папку на стол:

— Вот. Полный сценарий. Тридцать две страницы. Диалоги, ремарки, всё.

Владимир взял папку, открыл первый лист. Заголовок:

**«МАЙСКИЙ ВАЛЬС»**

**Сценарий короткометражного фильма**

**По мотивам разработки В.И. Леманского**

**Автор диалогов: А.Н. Громов**

— Читай! — Громов закурил, нервно затягиваясь. — Ну, читай же!

Владимир начал читать. Первая сцена — возвращение Пети в Москву.

*ЭКР. МОСКОВСКАЯ УЛИЦА. УТРО.*

*Грузовик медленно едет по улице. На борту — демобилизованные солдаты. ПЁТР сидит у края, смотрит на город. Лицо спокойное, но глаза блестят.*

*ПЁТР (тихо, сам себе):*

*Москва... Дома.*

*Он насвистывает мелодию — негромко, радостно.*

Владимир поднял глаза на Громова:

— Вы добавили, что он насвистывает.

— Ты же говорил, что он насвистывает! — Громов нетерпеливо стряхнул пепел. — Это его черта. Надо показать сразу.

— Правильно. Читаю дальше.

Сцена встречи. Катя бежит, роняет письма.