Его полное отсутствие в моей жизни казалось мне нормальным. Но если бы он появился после всего этого времени, я бы, возможно, не смогла сдержать свой гнев, и думаю, Джек это подозревал.

Я была очень горда собой за то, что никогда не принимала несправедливость, которую совет охотников на демонов совершил по отношению ко мне. Пока я находилась в тюрьме, Па ушел из этой жизни, и Ма вернулась в Ирландию. Потому, что все это время мне не разрешали с ней видеться. Несмотря на их обещания, что у меня могут быть посетители, Фиона была единственной, кому они позволяли со мной общаться.

Мои родители поощряли меня использовать мои унаследованные способности на благо людей по эту сторону океана после того, как я вышла замуж и перебралась в США. Но Джек и Фиона были единственной причиной, по которой я оставалась здесь, в Америке, ведь мое сердце тосковало по скалам и морю моей родной Ирландии.

Однако планы моей семьи не совсем оправдались. Вместо того, чтобы использовать мой дар во благо и обучать этому других, мои способности подвергались сомнению, предавались и скрывались в течение последних семи лет.

Но были веские причины, по которым моя мать назвала меня в честь скалистых островов Аран около ее родного дома. Миниатюрная ведьма, названная в честь возвышающихся скал, не могла быть сломлена мнением других, особенно когда они были совершенно неправы.

До дня, когда я буду отмечать сорокалетие своей жизни на этой земле, оставалось меньше двух недель. Это празднование принесет мне дополнительный прилив сил, не ограниченный семейной реликвией, которую Джек у меня украл.

Не то чтобы мне нужна была его сила, чтобы выбраться из этого места. Мне она никогда не была нужна.

Если бы Фиона захотела последовать за мной в родные места, я бы уже давно вернулась в Ирландию. Там я могла бы вырастить ее в стране, где уважали магию и чтили нашу семью.

Когда меня отправили в коттедж, Фионе было тринадцать, и она не захотела оставлять своих друзей. Поэтому я осталась и ради нее смирилась со своим заключением.

Они позволяли мне видеться с Фионой так часто, как я хотела, что было сильной мотивацией не становиться беглецом. Очевидно, я не могла сбежать и оставить ее здесь. Я ни за что не позволила бы Джеку вырастить мою дочь такой же предательницей.

Однако мои цели изменились после того, как Фиона стала самостоятельным человеком. Сейчас ей было двадцать. Какой бы выбор ни сделала моя взрослая дочь относительно того, где ей жить, я уже приняла решение не отбывать оставшиеся годы своего несправедливого тюремного заключения.

И если мне придется наблюдать за жизнью Фионы со стороны, то это не было достаточной причиной, чтобы отказаться от общения с остальными членами семьи. Нет, мои планы на празднование моего сорокового дня рождения включали в себя обретение мной полной свободы.

Я всегда обладала достаточной силой, чтобы разрушить их так называемые кельтские магические чары, но меня удерживал инстинкт. Что-то подсказывало мне, что жизнь была бы проще, если бы я осталась здесь подольше. Я не прислушивалась к своему чутью раньше, когда мои инстинкты предупреждали меня о темной стороне мужчины, за которого я вышла замуж, но сейчас я прислушалась.

Однако планирование побега вместо того, чтобы это сделать, всегда вызывало у меня беспокойство, поэтому я встала со своего места на крыльце и вышла во двор, насколько позволяла охраняемая граница, не вызвав при этом срабатывания проклятой сигнализации.

Я делала это много раз… всегда случайно… в течение моего первого года здесь, и какой же хаос это вызывало. Они чуть не надели на меня наручники Джека.

Стоя на краю их границы, и прежде чем вернуться к крыльцу, я с возмущением уставилась на дорогу, по которой не могла свободно пройти. Возможно это линия цветущих розовых азалий, растущих по обеим сторонам крыльца, заставила меня желать, чтобы все было по-другому.

Я направилась к качелям, которые Фиона помогла мне опустить так, чтобы мои ноги касались земли.

Нужно сказать, что дом был очень приятным. Но я ненавидела свою тюрьму за то, что она собой представляла… Богиня знает, что я ее ненавидела…, впрочем, я также понимала, что викторианский коттедж радовал глаз своим бледно-желтым фасадом, украшенным ярко-белыми завитушками. Учитывая нынешнее увлечение всего мира «винтажом», необычная кухня в викторианском стиле превратила коттедж в мечту риелтора. Однако, это не соответствовало моим эстетическим вкусам, и ощущение, что я в ловушке, определенно не улучшало моего мнения.

Честно говоря, единственным реальным минусом была слишком современная гостиная. Подслушивая разговоры разносчиков еды и охранников, приставленных следить за мной, я узнала, что чернокнижник, ранее заключенный в этой комнате, потребовал громоздкую мужскую мебель, которая затмевала мое миниатюрное тело.

Конечно, я несколько раз ночевала на уродливом диване в гостиной, когда чувствовала себя подавленной и мне было лень подниматься по лестнице, но я ни разу не сидела ни на одном из огромных стульев. Вместо этого я притащила из хозяйской спальни на первом этаже деревянное кресло-качалку нормальных размеров. Кресло-качалка было не самым удобным креслом для отдыха, но, по крайней мере, мои ноги касались пола. Это было моим обычным требованием к мебели.

Одинокими зимними ночами я сидела у камина и погружалась в состояние умиротворения.

Давным-давно мне сказали, что каждый заключенный здесь может сделать ремонт в одной-двух комнатах, но я сочла это предложение слишком ироничным, чтобы им воспользоваться. Зачем менять обстановку в моей тюремной камере? Я не была ни жильцом, ни гостем в этом коттедже. Из-за неподходящей мне мебели я не могла чувствовать себя нормально, и мой дискомфорт напоминал мне, что это не моя настоящая судьба.

Я отказалась и дальше приспосабливаться к этому фарсу.

Единственная причина, по которой я не пыталась сбежать, заключалась в том, что на протяжении многих лет они позволяли Фионе навещать меня столько раз, сколько она хотела. Однако использование ее в качестве предлога для того, чтобы не менять свою ситуацию, исчерпало себя. В двадцать лет она уже не была ребенком… и спасибо Богине за это. Я имею в виду, что безумно любила свою дочь, но то, что я застряла в этом месте, сводило с ума больше, чем может вынести невинная женщина.

Время для меня пролетало быстрее, когда она приезжала в гости. Несмотря на то, что у моей дочери было несколько спален на выбор, она предпочла самую странную в доме. Ее темно-фиолетовые стены были увешаны постерами бойз-бэндов 80-х. Я не пыталась выяснить, выбирал ли обстановку какой-нибудь заключенный подросток. Во мне все еще кипел гнев. И если бы я узнала, что Джек и его совет охотников на демонов посадили в тюрьму ведьму-подростка, я бы только разозлилась сильнее.

Фиона сказала, что ей нравится ощущать босыми ногами пушистый черный коврик у кровати. Богиня знала, что она была непростым ребенком, особенно для меня, матери, на пол-ставки, но я любила свою дочь всем сердцем. Осознание того, что она была верна себе в своей жизни, что все еще способна ценить такие незначительные радости, как пушистый коврик, радовало мое сердце.

В жизни моей дочери еще не было мужчины, и Фиона, похоже, не хотела его иметь. Жизнь была забавной, потому что я была в ее возрасте, когда встретила Джека. Мы быстро поженились, и вскоре я забеременела Фионой. Как и моя дочь, я тоже ценила простые радости жизни. Без малейших сомнений в душе я отдала Джеку всю себя, веря, что нам двоим действительно суждено быть вместе.

В хорошие дни мистерия, которой являлся мой единственный ребенок, убеждала меня, что я не совершила такой уж колоссальной ошибки, переспав с ним. Но в другие дни? Что ж, полагаю, я предпочитала на них не зацикливаться.

Когда мне, наконец, надоело фокусироваться на одном и тоже, я поднялась с крыльца, чтобы вернуться в дом. На прошлой неделе Фиона принесла мне новую книгу заклинаний. Я не могла выполнить более интересные задания из-за ограниченного количества магии, разрешенной в этом доме, или, по крайней мере, не могла, не раскрыв свои способности.