Поднял камень, повертел в руках.

— Он не холодный и не горячий — тёплый, как живое тело, и тяжёлый, будто внутри что-то пружинит. Я никогда не видел ядра человеческого практика, — добавил честно. — Но интуиция говорит мне, что это — ближе всего к тому, что нужно.

Положил камень обратно в гнездо и повернулся к мастерам.

— Что думаете?

— Горный Кирин… — протянул лысый задумчиво. — Слышал истории. Говорят, они живут в самых высоких ущельях Драконьих Зубов. Редко спускаются вниз, и ещё реже нападают на людей — только если те угрожают их территории.

— Это правда, — подтвердил Хью, протирая очки. — Кирины — создания благородные. В древних свитках их называли «Стражами Равновесия» — не терпят излишней жестокости и слабости. Баланс — их суть.

— Баланс… — повторила Серафина, в голосе впервые за утро не было скепсиса. — Для сплава противоположных металлов это было бы… уместно.

Девушка подошла к ящику, протянула руку над молочным кристаллом — не касаясь, но словно ощупывая воздух.

— Я чувствую… — прикрыла глаза. — Двойственность — Огонь и Земля, сплетённые воедино. Редкость для духовных ядер.

Гюнтер присвистнул.

— Четвёртая ступень Пробуждения — это почти Лорд. Как Барон вообще умудрился завалить такую тварь?

— Скорее всего не заваливал, — отозвался Хью тихо. — Видите состояние камня? Почти идеальная целостность — ядро извлечено аккуратно. Возможно, Кирин отдал его добровольно.

— Добровольно? — Гюнтер фыркнул. — Кто в здравом уме отдаёт своё ядро?

— Умирающий, — просто ответил старик. — Кирины живут сотни лет — они мудрее людей, и возможно, зверь знал, что его сила нужна для великого дела. Или просто не стал сопротивляться, зная, что уже умирает.

Повисло молчание. Мастера смотрели на молочный кристалл с новым выражением — как на дар.

— Хорошо, — Серафина первой нарушила тишину. Голос снова стал деловым, но мягче, чем раньше. — Допустим, Кирин — лучший выбор, но остаётся вопрос.

Повернулась ко мне, скрестив руки на груди.

— Как мы можем полагаться на интуицию? На… — помедлила, подбирая слова, — на ощущения? Нам нужны доказательства, хоть какая-то система оценки, иначе это не мастерство, а гадание по звездам.

Вздохнул.

— Понимаю, — сказал, стараясь звучать уверенно. — Но правда в том, что у нас нет возможности провести полноценные исследования с каждым ядром — нет запаса материалов для проб и ошибок.

Обвёл взглядом мастеров.

— У нас есть четыре порции метеорита и серебра. Четыре попытки. Если потратим все пять с разными ядрами — рискуем остаться вообще без клинка.

— Так что предлагаешь? — Гюнтер нахмурился.

— Предлагаю… — сделал паузу. — Довериться чутью, и начать с Кирина. Если сработает — у нас будет хоть что-то, если нет — три попытки останутся в запасе, и мы сможем изменить подход.

Серафина поджала губы — видно было, что натура девушки бунтует против этого

— Это безрассудство, — произнесла девушка холодно.

— Это необходимость, — парировал я. — В идеальном мире у нас были бы годы на изучение, в реальном — дни. Иногда приходится прыгать с обрыва, надеясь, что внизу вода, а не камни.

— Красивые слова, — леди хмыкнула. — Но если внизу окажутся камни — мы все умрём.

— Если не прыгнем — умрём наверняка.

Наши взгляды скрестились. Несколько секунд молча мерились волей — Серафина с ледяной логикой против моего упрямства.

А потом старик Хью негромко кашлянул.

— Дети, — произнёс ювелир добродушно, — хватит бодаться. Малой прав: времени нет. Леди права: риск огромен. Но знаете что? Я всю жизнь работаю с камнями, и они говорят, если умеешь слушать.

Указал на ядро Кирина.

— Этот камень — хороший, чувствую. Не знаю как — не могу объяснить, но чувствую. А старый Хью ошибался в камнях только дважды за шестьдесят лет работы.

Гюнтер усмехнулся.

— Ну, раз старый Хью говорит… — развёл руками. — Я голосую за Кирина — сдохнуть, так хоть с интересной историей.

Серафина устало вздохнула, а потом кивнула.

— Ладно, пусть будет Кирин. Но если это ошибка — я буду первой, кто скажет «я же предупреждала».

— Договорились, — позволил себе лёгкую улыбку.

Мы все повернулись к ящику. Молочно-белый кристалл лежал в бархатном гнезде, мерцая золотыми прожилками — в тусклом свете ламп казался живым.

Шесть ядер духовных зверей. Шесть душ, застывших в кристалле, и одна хрупкая надежда.

Внутри разливалось странное чувство — смесь волнения и предвкушения, словно стоял на пороге чего-то огромного и переломного.

— Нужно начинать, — произнёс Гюнтер, потирая руки. — Пойду отдам приказ греть печь.

Мастера зашевелились, расходясь по нишам. Атмосфера изменилась — вялость и безнадёжность вчерашнего вечера сменились ощущением цели и направления.

Смотрел на людей, и в груди зашевелилось что-то тёплое.

Это — команда, пусть вынужденная, но команда, и в этот момент мы работали вместе.

Дверь в Горнило с грохотом распахнулась.

Все замерли — головы повернулись к входу.

На пороге стоял Брандт.

Рыжий великан был бледен как полотно — кожа, обычно красноватая от жара горнов, отливала нездоровой белизной, но не это заставило насторожиться.

На губах Брандта застыла широкая, торжествующая улыбка — такая, какую видел у него, когда тот почти сломал мне руку — улыбка хищника, загнавшего добычу в угол.

А в глазах плясало безумие, как металл, передержанный в горне.

Мужик медленно вошёл в зал. Тяжёлые сапоги отдавались от каменного пола, кулаки сжаты.

— Ну, ну, ну, — протянул Брандт, обводя нас взглядом. — Какая трогательная картина. Команда работает, мастера совещаются, а бывший старший оружейник, конечно, никому не нужен.

Голос тошнотворно сладкий, как мёд, в который добавили яд.

— Даже не подумали подождать и не послали за мной. Решили — справимся без рыжего борова, да?

Гюнтер переглянулся с Серафиной — та едва заметно покачала головой.

— Брандт, — начал, стараясь говорить спокойно. — Ты пропустил начало, мы обсуждали…

— Меня не интересует, что вы обсуждали, — перебил великан, продолжая двигаться вглубь зала. — Правда не интересует — я пришёл сообщить кое-что другое.

Подошёл к своей нише, схватил тяжёлый дубовый стул и поволок в центр комнаты. Скрежет ножек по камню резанул по ушам.

Поставил стул посреди зала, развернулся и сел по-хозяйски, расставив ноги и откинувшись назад, словно это всё ещё его территория и его трон.

— Брандт, — шагнул вперёд, чувствуя, как внутри нарастает тревога. — В чём дело? Что случилось?

Великан поднял на меня глаза — улыбка стала шире.

— О, ничего особенного, — произнёс мужик, растягивая слова. — Просто подумал, что нашему… «великому мастеру»… — слово выплюнул, как ругательство, — следует кое-что узнать — для вдохновения и сплочённости нашей славной команды.

Оглядел присутствующих: Гюнтера, застывшего у двери; Серафину, напрягшуюся как струна; старика Хью, прижимающего к груди очки.

И снова уставился на меня.

— Ну? — не выдержал я. — Говори, раз начал.

Бес выдержал долгую паузу — явно наслаждался моментом.

— Гуннар, — произнёс мужик. — Тот самый кузнец из захолустной деревни. Твой… как это сказать… учитель?

Сердце ёкнуло.

«Нет. Нет-нет-нет…»

— Что с ним? — голос прозвучал хрипло.

Улыбка Брандта превратилась в оскал.

— Он в штольнях, — произнёс великан почти нежно. — В каменном мешке, под арестом до вынесения окончательного приговора.

Мир замер.

Штольни. Подземные камеры под замком — там, где гноились преступники и смертники.

— Какого… какого приговора? — слова едва продирались сквозь горло.

Брандт подался вперёд, упираясь локтями в колени — глаза горели безумным торжеством.

— Нападение на старшего мастера, — прошипел тот. — Тяжкое преступление — за такое светит публичная казнь.

Земля ушла из-под ног.

Казнь. Гуннар. Публичная казнь.