Облизал пересохшие губы.

— Где Брандт?

Вопрос вырвался раньше, чем успел подумать. Но это важно — пустующая ниша ржавого великана царапала сознание.

— Бывший старший оружейник? — Лысый пожал плечами. — Решил пойти развеяться в нижнюю кузню — всегда так делает, когда не в духе.

— В нижнюю кузню? — нахмурился. — Зачем?

Ведь там рабочие, которых он ещё недавно избивал кнутом. Там Томас Бульдог, мастер Гуннар, и десятки мужиков, которые ненавидят беса до зубовного скрежета. И какого чёрта Брандту делать там сейчас, когда тот лишён власти?

— Понятия не имею, — бородатый мастер развёл руками. — И, честно говоря, плевать. Чем меньше этого ублюдка рядом, тем легче дышится.

— Мастер Кай, — голос Серафины прорезал воздух. В словах звучало напускное уважение. — Не сочтите за дерзость, но было бы неплохо увидеть в старшем мастере более решительный настрой, чем сейчас.

Повернулся к ней. Женщина стояла прямо — ни следа вчерашней растерянности. Губы сжаты в тонкую линию, взгляд холоден.

— У нас нет времени на сомнения, — продолжила леди. — Каждый час промедления — это час, который приближает Мать Глубин к поверхности. Либо вы решаете, либо признайте, что не справляетесь, и уступите место тому, кто способен.

Слова ударили как пощёчина, но где-то на задворках сознания промелькнула мысль: девушка права — стоять столбом и мяться — не то, чего от меня ждут.

Глубоко вдохнул.

Как же им объяснить? Как перевести «энергетическую аннигиляцию» и «распад на молекулярном уровне» в понятия, которые примут эти люди?

А может… не нужно объяснять? Результат важнее процесса.

— Ну, скажешь уже что-то? — подтолкнул Гюнтер, скрещивая руки на груди.

Внутри что-то щёлкнуло, будто сработал переключатель.

— Узорчатая сталь отменяется,

Тишина повисла над столом, как грозовая туча.

Мастера переглянулись. Лысый нахмурился так, что обожжённая половина лица собралась в уродливые складки, Серафина приподняла бровь, старик Хью перестал протирать линзы, одел пенсне и уставился на меня поверх них — глаза за толстыми стёклами казались огромными, как у совы.

— То есть… как это — отменяется? — первым подал голос Гюнтер, недоверчиво хмыкнув. — Мы тут голову ломали, а ты пришёл и…

— Подождите, — Серафина подняла руку, останавливая мужчину — холодный взгляд буравил меня насквозь. — Мастер Кай, вы понимаете, что пакетная ковка — единственный возможный метод соединения антагонистических металлов без прямого сплавления?

— Понимаю.

— Тогда объяснитесь.

Во мне снова шевельнулось желание отмахнуться — сказать «потому что я так решил» и закончить на этом, но глаза мастеров не были враждебными, скорее растерянными.

Эти люди не враги, а команда, пусть и вынужденная, собранная силой обстоятельств. И если хочу, чтобы те работали со мной, то придётся дать хоть что-то.

Выдохнул сквозь зубы.

— Слоёная ковка не сработает, — заговорил, тщательно подбирая слова. — Метеорит и серебро… они как вода и масло. Нет, хуже — как огонь и лёд — даже если не допустить прямого контакта при ковке, потом, когда клинок остынет… начнётся реакция на границе слоёв.

— Какая реакция? — Гюнтер подался вперёд.

Я прикусил язык. «Энергетическая аннигиляция» — как объяснить это без упоминания Системы?

— Представьте… — медленно начал. — Представьте двух практиков. Один — чистый Огонь, другой — чистый Лёд, и они стоят спина к спине в тесной комнате.

Мастера слушали, не перебивая.

— Пока практики в движении и заняты боем, их энергии не соприкасаются, но когда всё замирает, когда приходит покой… Что произойдёт?

— Взаимное гашение, — медленно произнесла Серафина — в голосе появилась нотка понимания. — Инь поглотит Ян и наоборот.

— Именно. Метеорит — это отражение небесного холода, лунное серебро — чистый проводник земного Жара. В статике они просто уничтожат друг друга.

— И сколько времени… — начал Лысый.

— Минуты. Может, минут пятнадцать, двадцать, — пожал плечами. — Недостаточно даже чтобы довести клинок до закалки. Вложенная работа рассыплется серым прахом.

Повисло молчание. Гюнтер скрёб подбородок, переваривая услышанное. Серафина хмурилась, глядя на чертёж.

И тут подал голос старик Хью.

— Малой дело говорит, — прошамкал старик — линзы блеснули отражённым светом ламп. — Я таких случаев с десяток видел на своём веку. Не с метеоритом — с обычными несовместимыми минералами. Пытаешься соединить силой, и камень трескается — не снаружи, а изнутри, будто душа его разрывается надвое.

Мастер повернулся ко мне, и в старческих глазах промелькнуло любопытство.

— Откуда знаешь, мальчик?

— Догадался, — ответил коротко.

Хью хмыкнул, но не стал давить — вместо этого повернулся к остальным.

— Я голосую за то, чтобы послушать юного мастера — он вчера вечером не просто так в книгах рылся — видали, как свитки ворошил? Наверняка нашёл что-то дельное.

Гюнтер почесал затылок, вздохнул и кивнул.

— Ладно. Допустим, узор отпадает. Что дальше?

Я открыл было рот, чтобы рассказать о «Губке Эфира» и Вита-частицах, но осёкся.

Брандта нет.

Если рассказать сейчас — потом придётся повторять заново.

— Пока что, — сказал, — будем работать с ядрами духовных зверей.

— С ядрами? — лысый вскинул брови. — Это которые от барона должны были притащить?

— Именно.

Развернулся к двери, подходя к верёвке звонка — вызов слуг через систему колокольчиков.

— Нужно поторопить, ведь если ядра ещё не готовы…

— Так они уже здесь, — перебил Гюнтер.

Замер на полушаге.

— Что?

— Принесли рано утром, — лысый здоровяк пожал плечами. — Какой-то тихий тип в чёрном — оставил ящик и ушёл, даже слова не сказал.

Мужик отошёл к стене, где в тени у полки стоял деревянный короб, окованный медными уголками, размером с небольшой сундучок. Поднял его, крякнув от натуги, и возрузил на центральный стол.

Сердце забилось чаще.

Ядра духовных зверей — один из двух оставшихся путей к созданию «Звёздной Крови».

Подошёл к столу, пока Гюнтер откидывал защёлки на крышке.

Дерево было тёмным и плотным, резьба по бокам изображала переплетающихся змей.

Крышка откинулась с глухим стуком.

Мастера подались вперёд. Даже Серафина, обычно холодная как лёд, не удержалась от тихого вздоха.

Ящик выложен изнутри тёмно-бордовым бархатом, собранным в мягкие гнёзда, и в каждом гнезде покоилось ядро духовного зверя.

Шесть кристаллов разных форм, размеров и цветов, каждый — квинтэссенция жизни Пробуждённого существа. Под каждым на пожелтевших бумажных табличках чернели надписи — кривоватые буквы на старом наречии.

Первым бросался в глаза крупный камень слева — прозрачно-голубой, холодный на вид даже с расстояния. Табличка гласила: «Кристаллический Паук — 3-я стадия Пробуждения».

Рядом с ним — рыжевато-алый, размером с кулак, пульсирующий изнутри мягким светом, будто в нём тлел уголёк. «Огненная Саламандра — 2-я стадия».

В центре покоился молочно-белый кристалл с золотыми прожилками, которые текли по поверхности как живые реки. Табличка: «Горный Кирин — 4-я стадия».

Справа — зеленоватый камень с болотным оттенком, испещрённый тёмными вкраплениями. «Болотная Гидра — 2-я стадия».

Дальше — серебристо-серый, едва заметно мерцающий. «Снежный Барс — 3-я стадия».

И последний, самый крупный — тяжёлый на вид, бурый с янтарными прожилками, похожий на окаменевшую смолу. «Каменный Медведь — 4-я стадия».

— Духи гор… — прошептал Гюнтер, и его голосе слышался благоговейный страх. — Это же целое состояние.

— Шесть Пробуждённых, — добавила Серафина, и даже в холодном голосе проскользнуло удивление.

Старик Хью протянул костлявую руку к ящику, но не прикоснулся — пальцы зависли в воздухе.

— Вот это богатство припас барон, — пробормотал ювелир. — На одно ядро Горного Кирина можно купить поместье в столице.

Мастера заговорили наперебой, каждый со своей позиции оценивая содержимое.