— Можно будет гулять с ребёнком, — объяснил я. — Не на руках носить, а катить в коляске. Спина не будет болеть.

Машка обняла меня и мы стояли обнявшись, глядя на коляску.

За спиной раздался знакомый голос с лёгким английским акцентом:

— Егор Андреевич, это правильно, что вышли. — Свежий воздух — он полезен.

Я обернулся. К нам, улыбаясь, шёл Ричард. Видимо, возвращался из клиники.

— Да какой он тут свежий, Ричард, — усмехнулся я. — Вот дома, в Уваровке — там да, там воздух, хоть ложкой ешь. А здесь, что ни говори — не деревенский.

— Всё лучше, чем в четырёх стенах лежать, — резонно заметил он, подходя ближе. Его взгляд упал на коляску. — Ого! А это что за диковинка?

— Подарок для будущего наследника, — с гордостью пояснила Машка, проводя рукой по кожаному тенту.

Ричард обошёл коляску, с интересом врача оценивая конструкцию. Потрогал амортизирующие ремни, качнул корзинку.

— Поразительно, — вынес он вердикт. — Будет плавный ход, не будет тряски… Вы даже это продумали! Восхитительно, Егор Андреевич!

И тут я вспомнил. Со всей этой болезнью и суетой из головы совершенно вылетело то, ради чего, в том числе, я так спешил вернуться до распутицы.

— Ричард, постой! — воскликнул я. — Я же для тебя кое-что привёз!

Я подозвал Захара, который всё это время тактично держался в стороне, наблюдая за лошадьми.

— Захар, принеси-ка те два ящика, что мы с Уваровки привезли. Только осторожно с ними!

Захар кивнул и направился к сараю, где оставили поклажу с заводной лошади. Ричард удивлённо поднял бровь.

— Для меня?

— Для нашей клиники, — поправил я его. — Увидишь сейчас.

Через пару минут Захар вернулся, неся в руках два продолговатых деревянных ящика, тщательно уложенных соломой. Я поставил один на землю, аккуратно поддел крышку. Внутри, в гнёздах из той же соломы и холстины, лежали они — сверкающие стеклом, сложные и прекрасные в своей функциональности дистилляторы.

— Вот, смотри! — я извлёк один аппарат и продемонстрировал его Ричарду.

Тот ахнул. Он осторожно взял дистиллятор, разглядывая его на свет. Прозрачная колба, длинный змеевик, приёмная ёмкость — всё было выполнено Митяем с поразительной точностью.

— Двенадцать штук! — воскликнул Ричард, заглядывая в ящик. — Егор Андреевич, да с таким количеством мы можем наладить производство эфира в промышленных масштабах! И спирт очищать для настоек, и дистиллированную воду для растворов делать! Это… невероятно!

Его глаза горели неподдельным восторгом учёного, получившего в руки новый, совершенный инструмент.

— Это ещё не всё, — загадочно улыбнулся я и, уложив дистиллятор обратно, открыл второй ящик.

Там, в таких же аккуратных гнёздах, лежали маленькие стеклянные пробирки с узкими, вытянутыми горлышками. Ампулы.

Ричард с недоумением посмотрел на них.

— А это зачем? Пробирки?

— Не совсем, — я взял одну ампулу, повертел в пальцах. — Понимаешь, Ричард, у эфира есть большой недостаток. Он очень летуч и нестоек. В открытой или даже просто закупоренной склянке он хранится не больше восьми, ну, десяти дней. Потом теряет свои свойства.

— Да, я заметил, — кивнул он. — Это создаёт большие проблемы. Приходится готовить свежий эфир практически перед каждой операцией.

— Вот! А теперь представь, — я поднял ампулу, чтобы она сверкнула в лучах солнца, — что мы разливаем свежеприготовленный эфир вот в такие сосуды. А потом, очень осторожно — он ведь ещё и взрывоопасен — запаиваем вот эти тонкие кончики.

Я показал, как кончик ампулы можно оплавить, создав герметичную запайку.

— Получится полностью герметичная ёмкость, — продолжал я. — Эфир не сможет испариться. Воздух не попадёт внутрь и не окислит его. И в таком виде, Ричард, срок его хранения увеличится до нескольких месяцев. Может, даже до полугода!

До Ричарда дошёл весь масштаб идеи. Он молча взял у меня из рук ампулу, посмотрел на неё, потом на меня. В его глазах было изумление, смешанное с восхищением.

— Хранить эфир месяцами… — прошептал он. — Это же меняет всё! Мы можем создавать запасы! Снабжать армию в походах! Любой полковой лекарь сможет иметь при себе десяток таких ампул и проводить операции с наркозом прямо на поле боя! Егор Андреевич… это просто замечательное, гениальное решение!

Он так разволновался, что даже перешёл на английский, произнеся несколько фраз настолько бегло, что я не понял, но по интонации было ясно — он в абсолютном восторге.

Не успели мы обсудить детали, как во двор буквально влетел Григорий.

— Егор Андреевич! Слава Богу, на ногах уже! — выпалил он, с ходу пожимая мне руку. — А мы уж волновались! Как здоровье?

— Спасибо, Григорий, всё в порядке, — улыбнулся я. — Как дела на заводе?

— Кипят дела! — с гордостью доложил он. — Пневмосистема работает как часы! Станки подключаем один за другим, производительность растёт! А ученики-то, ученики! Сначала нос воротили, мол, мы и так всё умеем. А как вы им показали, что такое стандарт и взаимозаменяемость, как поняли, что можно брак снизить в разы — так теперь от станков не оттащишь! Просят ещё и ещё знаний! Опытом обмениваемся, спорим до хрипоты, но дело движется!

Его рассказ прервало появление ещё одного гостя. Со стороны ворот к нам неспешно шёл Савелий Кузьмич.

— Здоровья тебе, Егор Андреевич, — басовито прогудел он, подходя. — Слыхал я, искупался ты в речке не вовремя. Хорошо, что кости целы.

— И тебе не хворать, Кузьмич. Спасибо, обошлось. Как у тебя дела в кузне?

— Делаем помаленьку, — он погладил бороду. — Паровые машины твои строим. Григорий вот помогает. Чертежи твои новые — с конденсатором этим и трубками — голова сломается, но интересно!

Тут в разговор снова вмешался Ричард, который, очевидно, только что вспомнил о чём-то важном.

— Савелий Кузьмич, а иглы-то как? Готовы?

— А как же! — хмыкнул кузнец. — Ювелир свою работу сделал, я — свою. Всё как ты просил, Ричард.

— Важный момент, — я поднял палец, привлекая его внимание. — Обязательно следи за остротой. После нескольких применений они могут тупиться. И самое главное, — я посмотрел ему прямо в глаза, — перед каждым использованием, для каждого нового пациента — обязательно кипятить! Минут десять в кипящей воде. Кипячение убивает всю заразу, всю ту невидимую глазу мелочь, что может остаться на игле от предыдущего больного или просто из воздуха. Если этого не делать, можно занести в кровь человеку горячку или что похуже. Понимаешь? Никакого заражения.

Ричард слушал очень внимательно. Он достал из кармана свой блокнот и огрызок карандаша и начал быстро что-то конспектировать, бормоча себе под нос: «Кипятить… десять минут… перед каждым… использованием…»

Во дворе стало шумно, стоял гул, как в улье в разгар медосбора.

— Тихо, тихо, мужики! — хлопнул я в ладоши, привлекая всеобщее внимание. — Так мы до вечера проговорим. Давайте по порядку.

Все разом замолчали, с ожиданием глядя на меня.

— Ричард, — начал я, повернувшись к врачу. — У тебя теперь есть всё для начала. Дистилляторы, ампулы. Нужно организовать производство.

— Я вот об этом и думаю, Егор Андреевич, — тут же откликнулся он. — В клинике есть отдельный флигель с хорошей вентиляцией. Подальше от основных палат. Там можно устроить лабораторию. Я отберу двух самых толковых из новых помощников, обучу их процессу. Безопасность — прежде всего.

— Правильно мыслишь, — одобрил я. — Лаборатория должна быть отделена. Никакого открытого огня рядом. Для запайки ампул нужна будет специальная горелка, с узким пламенем. Поручи это Семёну Кравцову, он парень с головой, сообразит, как сделать. И начинайте производить. Нужно создать запас. Как Фома приедет — привезет ампул еще, я сказал Митяю, чтоб тот делал.

Ричард кивнул, уже делая пометки в своем вездесущем блокноте.

— Григорий, Савелий Кузьмич, — я повернулся к мастерам. — Паровая машина. Каков срок?