Мы доели, и тут раздался топот множества ног. В дом ввалилась целая ватага — Петька, Семён, Прохор, Митяй, Илья. Все в рабочей одежде, перепачканные сажей, с раскрасневшимися от жара кузни лицами.

— Егор Андреевич! — Петька первым бросился ко мне, крепко пожал руку. — Как мы рады! Как же мы рады!

Остальные тоже наперебой здоровались. Было видно, что они действительно рады моему приезду. И это было… важно. Приятно. Я понял, что скучал по ним не меньше, чем они по мне.

— Ну рассказывайте, — сказал я, когда все уселись за стол. — Как дела?

И они заговорили все разом. Петька рассказывал про кузницу, как они сделали новые инструменты — клещи специальной формы, молоты разного веса, наковальни. Семён хвастался стеклом — даже показал бутылку идеальной формы, прозрачную, без пузырей, которую прихватил с собой. Митяй рассказывал про керамику и фарфор — они освоили обжиг, делали теперь посуду, которую Фома тоже продавал в Туле.

— А ещё, Егор Андреевич, — Петька вдруг вскочил, — я вам сейчас покажу!

Он выбежал из дома. Остальные переглянулись, улыбаясь. Минут через пять Петька вернулся с большим свёртком в руках. Развернул его на столе.

Передо мной лежало с десяток ножей. Но не простых — булатных. Клинки были характерного серо-стального цвета с узорами — прямо как настоящий дамасск. Я взял один нож, осмотрел. Качество было превосходным — клинок ровный, без изъянов, заточка острая, узор красивый.

— Петька, это… это отличная работа! — искренне сказал я. — Ты молодец! Сколько ты их уже сделал?

— Это второй десяток, Егор Андреевич, — с гордостью ответил он. — Первые десять Фома забрал в Тулу. Говорит, расходятся как горячие пирожки. Цену хорошую дают.

Я кивнул. Булатные ножи в XIX веке ценились очень высоко — это был штучный товар, доступный только состоятельным людям.

— А сколько времени уходит на один нож? — спросил я.

— Дня три-четыре, — ответил Петька. — Долго, но зато качество.

— Это нормально, — успокоил я его. — Качество важнее скорости. Продолжай делать, только смотри, чтобы секрет технологии никуда не утёк. Это наше конкурентное преимущество.

— Понял, Егор Андреевич, — серьёзно кивнул он.

Митяй не выдержал, тоже вскочил:

— А я дистилляторы делал! Полтора десятка уже готовы!

— Дистилляторы? — переспросил я. — Для чего?

— Ну, вы же говорили, что нужны для очистки спирта, для эфира, — напомнил он. — Вот я и делал. По вашим чертежам. Стеклянные, герметичные, со змеевиками для охлаждения.

Я вспомнил. Действительно, перед отъездом в Тулу я оставил чертежи дистилляторов. Думал, они пригодятся, когда мы начнём производить эфир для клиники.

— Покажешь завтра? — попросил я.

— Конечно покажу! — обрадовался Митяй.

Мы ещё долго сидели за столом, разговаривали. Они рассказывали про деревню, про людей, про работу. Я слушал, задавал вопросы, давал советы. Было видно, что за время моего отсутствия деревня не просто жила — она развивалась, росла. Люди работали с энтузиазмом, осваивали новые технологии, совершенствовались.

Наконец Степан сказал:

— Егор Андреевич, баня готова. Пойдёмте, помоетесь, отдохнёте. А завтра с утра всё осмотрим, обсудим.

Я согласился. После дороги баня была именно тем, что нужно.

Баня была натоплена отлично — жаркая, с густым паром. Я хорошо пропарился, смыл с себя дорожную усталость и грязь. Захар тоже пошел париться вместе с мужиками в деревенскую баню.

После бани я вернулся в дом. Анфиса уже приготовила постель. Я лёг, укрылся одеялом. За окном стояла тишина — только изредка доносился лай собак да скрип калитки.

Я лежал, глядя в темноту, и думал. Уваровка. Моя деревня. Моё начало в этом мире. Здесь всё началось — здесь я встретил Машку, здесь начал строить новую жизнь, здесь впервые применил знания из XXI века.

И сейчас, спустя почти год, я видел результаты. Деревня процветала. Люди были сыты, довольны, работали на совесть. Производство шло полным ходом. Технологии, которые я внедрил, работали и приносили прибыль.

Проснулся я поздно. Впервые за долгое время никуда не нужно было спешить, ничего срочного, требующего моего немедленного присутствия, не было. Солнце уже стояло высоко, его лучи пробивались сквозь занавески, наполняя комнату тёплым светом.

Я потянулся, выбрался из-под одеяла. На столе обнаружил готовый завтрак — горячие блины, горшочек с мёдом, кувшин молока. Видать, Анфиса приготовила дома и принесла, пока я спал. Вот и хорошо.

Я неспешно позавтракал, наслаждаясь тишиной и покоем. В Туле такое было редкостью — там постоянно кто-то приходил, что-то требовало внимания, куда-то нужно было ехать. А здесь, в Уваровке, можно было просто посидеть, подумать, никуда не торопясь.

Впрочем, покой длился недолго. Едва я допил молоко, как во дворе послышались голоса. Я выглянул в окно — там собралась целая делегация. Степан, Фома, мужики с лесопилки, Митяй. Все явно ждали. Меня.

Я вышел на крыльцо. Погода стояла удивительная — тёплая, по-весеннему свежая. Солнце грело уже по-настоящему, снег сходил с каждым днем все больше и больше, обнажая тёмную, влажную землю. В воздухе пахло талой водой, прелой листвой и чем-то ещё — тем особенным запахом, который бывает только ранней весной.

— Доброе утро, Егор Андреевич! — поздоровался Степан, снимая шапку.

— Доброе, — кивнул я. — Вижу, собрались все. Что-то случилось?

— Да нет, всё в порядке, — заверил Степан. — Просто хотели с вами поговорить, доложиться о делах.

Я посмотрел на небо — погода действительно располагала к беседе на свежем воздухе.

— Ладно, давайте здесь и поговорим, — решил я, садясь на ступеньки крыльца. — Рассказывайте.

Степан первым начал докладывать:

— К посевной всё готово, Егор Андреевич. Семена есть — и зерно, и картошка. Кстати, картошка у нас прижилась отлично! Люди сначала относились с опаской, а теперь хвалят — и сытная, и хранится хорошо.

— Это хорошо, — одобрил я. — А запасы продовольствия как?

— Зерна хватит и на посев, и на еду до нового урожая, — отчитался Степан. — Мясо замороженное тоже осталось — туши две еще.

Я задумался. Мясо замороженное — это хорошо, пока холодно. Но скоро станет тепло, и оно начнёт портиться.

— Степан, как потеплеет окончательно, наделайте тушёнки из этого мяса, — посоветовал я. — В глиняных горшках, залитых жиром. Так оно долго храниться будет, не испортится.

Степан кивнул:

— Дельная мысль, Егор Андреевич. Сделаем.

Фома тоже не выдержал, встрял:

— Егор Андреевич, а я вот что хотел сказать. Стекло у нас расходится отлично. Игорь Савельевич даже по зиме приезжал, забирал, в Тулу везёт, а дальше тем же купцам в Петербург отдает. Цены хорошие. Еще и бутылки нарасхват. А ещё просят посуду делать — стаканы, графины — это уже Митяй выдувал.

— Справляетесь? — спросил я.

— Пока да, — ответил Фома. — Семён со своими ребятами молодцы, печь не остывает. Но говорит, что не мешало бы ещё одну печь поставить или эту увеличить — спрос растёт.

Я кивнул:

— Хорошо, обсудим. Может, действительно, стоит расширяться.

Мужики с лесопилки тоже захотели высказаться. Один из них, Прохор, шагнул вперёд:

— Егор Андреевич, у нас тоже всё хорошо. Лесопилка к работе готова. Будем делать и доски и брус. Фома говорит, спрос большой — Игорь Савельевич уже интересовался когда пилить начнем. Говорит, как снег сойдет — так стройка и начнется — самое то, чтоб материалом торговать.

Митяй всё это время стоял чуть в стороне, переминался с ноги на ногу, явно желая что-то сказать. Петька, заметив это, усмехнулся:

— Митяй-то весь извёлся! Ему больше всех хочется похвастаться своими дистилляторами!

Митяй покраснел:

— Ну… Я ведь старался, Егор Андреевич. Хотел показать, что получилось.

Я улыбнулся:

— Ладно, Митяй, не томи. Пошли, покажешь.

Мы направились к лесопилке, где Митяй работал над стеклом и керамикой.