Механизм подпрыгнул, перевернулся на бок и замер. Одна из стальных полос рамы слегка погнулась. На полу осталась глубокая вмятина.

Тишина повисла в мастерской. Мёртвая, звенящая тишина.

— Ну вот, — убитым голосом произнёс Григорий. — Сломали.

Я молча наклонился и поднял механизм. Отряхнул с него опилки. Корпус был помят. На одной стороне — здоровенная вмятина. Погнутая рама? Ерунда. Но оси — на месте. Шестерни целы.

— Савелий, — сказал я, протягивая ему «убитое» устройство. — Заводи.

Кузнец смотрел на меня как на сумасшедшего. Он дрожащими руками взял своё творение, осмотрел со всех сторон, покрутил в руках, поставил на верстак (теперь уже кривовато из-за погнутой ножки) и вставил ключ.

ХРРУМ… ХРРУМ…

Звук был прежним. Никакого скрежета сломанных зубьев.

Он отпустил тормоз.

БАМ-БАМ-БАМ-БАМ!

Монстр ожил. Он лязгал так же громко, так же уверенно и так же ритмично, как и до падения. Погнутая рама никак не мешала вращению валов. Барабан крутился, рычаги поднимались и падали, шестерёнки скрипели.

Лица мастеров вытянулись. Семён присвистнул:

— Невероятно. После такого падения ювелирный развалился бы на части.

Фёдор взял механизм в руки, попробовал покрутить барабан пальцем. Тот крутился, хоть и с усилием:

— Пружина не лопнула. Шестерёнки на месте. Даже оси не погнулись.

Даже Григорий перестал морщиться и посмотрел на груду железа с невольным уважением.

— Видите? — я перекричал грохот механизма. — Вот это нам и нужно!

Я жестом велел остановить машину.

— Слушайте меня внимательно, — заговорил я, обводя взглядом свою команду. — Ювелир пусть делает механизмы для княгинь, для кабинетов министров и для бальной залы градоначальника. Там нужна тишина, красота и латунь. А это… — я хлопнул ладонью по тёплому металлу, — это будет сердце наших заводов. Плюс поместим их в деревянные ящики, плотные. Можно обить войлоком, чтоб звук приглушал — будет в два-три раза тише.

Савелий Кузьмич расплылся в широченной улыбке, его борода встопорщилась от гордости.

— Это наш «промышленный стандарт», — продолжал я, входя в раж. — Он дешёвый. Его можно починить молотком. Если рабочий уронит его со стремянки, он поднимет его, отряхнёт и повесит обратно. И он будет светить! Потому что он простой. Толстая сталь, грубая работа, большие зазоры. Удар пришёлся на корпус, а внутренности — целы.

Я повернулся к Савелию:

— Значит так, Кузьмич. Утверждаю. Только раму всё же сделай поаккуратнее, заусенцы сними, чтоб люди руки не резали. И крепления продумай — крюк сверху мощный, чтобы вешать удобно было. А так — запускай в серию.

— Сделаем, Егор Андреевич! — гаркнул Савелий. — Ванька, раздувай горн! Фёдор, готовь сталь!

Я посмотрел на грубый, чёрный механизм с вмятиной на боку. В нём не было изящества, но в нём была сила. Сила, которая перевернёт промышленность.

— Григорий, — обратился я к своему главному помощнику. — Готовь чертежи для патента. Пиши два варианта: «Лампа кабинетная, тип А» и «Лампа промышленная, тип Б». Усиленная.

— Понял, — Григорий уже достал блокнот, и в его глазах вместо скепсиса загорелся деловой огонёк. — Тип Б. Неубиваемая. — Рассмеялся он.

— Именно. И ещё, — я вспомнил про колбы. — Под этот механизм нужно крепление колбы делать на пружинах. Амортизация. Иначе от вибрации стекло лопнет. Подумайте, как сделать подвес мягким.

— Сделаем корзинку из проволоки, на растяжках, — тут же предложил Фёдор. — Как паутина будет. Она вибрацию съест.

— Отлично. Работаем, — одобрил я.

Мы ещё час провели, обсуждая детали производства. Савелий показывал чертежи упрощённого механизма, объяснял, где можно ещё сэкономить материал, как ускорить сборку. Григорий предлагал разделить работу на этапы — одни мастера делают заготовки, другие собирают, третьи испытывают.

Фёдор поднял вопрос:

— Егор Андреевич, а электроды? Я делал их вручную, по одной паре. Если производство пойдёт массово, мне не справиться.

— Правильно, — согласился я. — Нужно ставить и их на поток. Можешь сделать форму? Литейную?

Он задумался:

— Можно попробовать. Отлить сразу десяток пар за раз.

— Вот и делай, — одобрил я. — Экспериментируй. Главное — чтобы качество не страдало.

— А что с колбами? — спросил Семён. — У нас осталось всего три штуки из последней партии.

— Фома уже в пути, — ответил я. — Привезёт новую партию от Митяя. Думаю, через неделю-две. Митяю я заказал полсотни. Если всё сделает как надо — нам хватит на первую большую партию. А пока — собираем лампы из того, что есть. Три колбы — три лампы. Одну оставим для демонстрации, две отдадим Давыдову для завода.

Семён спросил:

— А кристаллы? Их откуда брать будем? Ювелир обрабатывает их вручную, это долго.

— Этим занимается Иван Дмитриевич. Я озвучил ему проблему.

Григорий кивнул, записывая.

Я вышел из мастерской, оставив их спорить о толщине пружин и качестве стали. За спиной снова раздался грохот: БАМ-БАМ-БАМ.

Теперь этот звук не казался мне раздражающим. Это был звук прогресса. Звук шагающей вперёд индустрии.

Во дворе завода меня ждал Захар. Но не один — рядом с ним стоял незнакомый парень лет двадцати, худощавый. Захар, дремавший у лошадей, встрепенулся:

— Что там грохочет, барин? Никак кузня обвалилась?

— Нет, Захар, — улыбнулся я. — Это будущее стучится. Громко стучится, чтобы все услышали.

Захар кивнул на парня:

— Егор Андреевич, тут к вам гонец. От Строганова.

Я подошёл:

— Слушаю.

Парень поклонился:

— Егор Андреевич, барон Сергей Михайлович Строганов велел передать — он отобрал мастеров для обучения. Десять человек. Лучших с уральских заводов. Они выехали позавчера, будут в Туле через неделю.

Я кивнул:

— Хорошо. Передай барону — мы готовы их принять. Жильё организуем, обучение проведём. Пусть только едут.

— Ещё барон просил уточнить, — продолжал гонец, — сколько времени займёт обучение?

— Скажи барону — от двух недель до месяца, — ответил я. — Зависит от способностей мастеров.

Гонец поклонился:

— Передам.

Я проснулся от стука в дверь. Тихого, но настойчивого. Такого, что сразу понимаешь — дело не терпит отлагательств.

— Егор Андреевич! — голос Захара был встревоженным. — Тут от Ричарда гонец! Срочно просит приехать!

Я вскочил с постели, едва не опрокинув ночной столик. Машка сонно приподнялась:

— Что случилось?

— Не знаю, — ответил я, натягивая штаны. — Ричард зовёт. Срочно.

В голове сразу пронеслись худшие сценарии. Эпидемия? Несчастный случай? Пожар в лечебнице?

Я сбежал по лестнице, не застегивая рубаху. У входа топтался запыхавшийся мальчишка-посыльный, лицо красное, волосы всклокочены:

— Егор Андреевич! Доктор Ричард велел передать — приезжайте незамедлительно! Дело касается производства!

Производства? Значит, не медицина. Легче. Но ненамного.

— Захар! — рявкнул я. — Седлай!

Через пять минут мы уже мчались по утренним улицам Тулы. Копыта звонко стучали по булыжникам, разгоняя редких прохожих.

У лечебницы я спрыгнул с лошади, не дожидаясь полной остановки. Ворвался внутрь.

Ричард встретил меня в коридоре. Лицо бледное, губы сжаты в тонкую линию. Он выглядел так, будто не спал всю ночь — под глазами темные круги, волосы растрепаны, руки нервно теребят края халата.

— Егор Андреевич, наконец-то! — он схватил меня за рукав. — Идёмте, быстрее!

Он потащил меня вниз по коридору, в дальнюю часть здания, где располагалась лаборатория. Ещё на подходе я почувствовал резкий, едкий запах. Кислота. Много кислоты. К запаху примешивалось что-то ещё — тухлые яйца. Сероводород, неизменный спутник реакции технического железа с кислотой.

Дверь лаборатории была распахнута настежь. Внутри — хаос. На полу лужа какой-то жидкости, стол покрыт бурыми потёками, в углу сидит молодой парень лет двадцати с забинтованной рукой, лицо искажено болью. Рядом валялись осколки большой стеклянной банки. Лужа шипела, разъедая металлическую стружку на полу.