Он задумался, глядя на чертёж:

— Пружина, шестерёнки, оси, корпус, сборка… Рублей пять выйдет. Может, чуть больше, если материалы дорогие попадутся.

Я достал кошелёк:

— Вот аванс — три рубля. Остальное отдам, когда закончите.

Ювелир принял деньги, спрятал в ящик верстака:

— Спасибо за доверие, Егор Андреевич. Начну сегодня же. А вот скажите, — он с любопытством посмотрел на меня, — для чего это всё?

Я коротко объяснил принцип работы лампы. Чем дольше говорил, тем шире становились глаза старого мастера.

— Свет из газа… Разряды от камней… — бормотал он. — Это же… это же чудо какое-то!

— Не чудо, а наука, — возразил я. — Если всё правильно сделать, получится.

Он покачал головой:

— Доживу до таких времён, когда лампы сами светятся… Егор Андреевич, вы точно не волшебник?

Я рассмеялся:

— Точно нет. Просто много читал и кое-что понимаю в механике.

Мы ещё немного обсудили детали — размеры корпуса, способ крепления барабана, регулировку скорости вращения. Мастер всё внимательно записывал, иногда уточняя какие-то моменты.

Наконец я попрощался с ним и вышел на улицу. Захар дремал на скамейке рядом с лошадьми.

— Закончили, Егор Андреевич? — спросил он, поднимаясь.

— Да, поехали обратно на завод.

На заводе меня уже ждали с новостями. Фёдор Железнов сделал первые электроды — две тонкие медные палочки с расплющенными концами. Семён Кравцов подготовил крепления из латунной проволоки.

— Молодцы, — похвалил я их. — Теперь нужно написать письмо в Уваровку. Митяю. Заказать стеклянную колбу.

Я сел за стол в углу мастерской, достал бумагу и перо. Писал подробно, с чертежами. Колба должна быть цилиндрическая, длиной примерно с ладонь, диаметром с два пальца. Стекло толстое, прочное. С одного конца — запаянное дно, с другого — узкое горлышко с отверстием для откачки воздуха. Внутри — два отверстия для электродов, герметично загерметизированных.

Закончив письмо, я запечатал его сургучом и позвал Захара:

— Найди надёжного гонца. Пусть отвезёт это в Уваровку, Митяю. И передай — дело срочное, жду ответа.

Захар кивнул и ушёл. Я вернулся к мастерам.

— Ну что, господа, — сказал я, оглядывая их, — началась работа над новым чудом. Пружинный механизм делает ювелир, колбу сделает Митяй. Нам остаётся подготовить кристаллы, электроды и продумать общую сборку. Вопросы есть?

Григорий поднял руку:

— Егор Андреевич, а как мы воздух из колбы откачивать будем? Нужна же колба без воздуха, если я правильно понял.

Чёрт. Действительно. Вакуум. Я на секунду задумался. В XXI веке для этого использовались вакуумные насосы. А здесь?

— Можно использовать принцип шприца, — медленно сказал я. — Только наоборот. Вместо того, чтобы нагнетать воздух, будем откачивать. Савелий Кузьмич, можешь сделать такой насос?

Он почесал бороду:

— Попробую. В принципе, ничего сложного. Цилиндр, поршень, клапаны. Только поршень должен ходить очень плотно, чтобы воздух не подсасывало обратно.

— Вот именно, — подтвердил я. — Сделай из меди, отполируй до блеска. И поршень с кожаными уплотнениями.

— Сделаю, — пообещал он.

Семён Кравцов спросил:

— А кристаллы? Сколько штук нужно и какого размера?

— Пять штук, — ответил я. — Таких же, как для ружейных замков. У нас ещё остались после испытаний?

— Остались, — кивнул Григорий.

— Отлично.

Фёдор Железнов показал на электроды:

— А эти подойдут? Или делать другие?

Я взял один электрод, осмотрел. Медь чистая, поверхность гладкая, размер подходящий.

— Эти отлично, — одобрил я. — Сделай ещё пару запасных, на всякий случай.

— Хорошо.

Мы ещё час провели, обсуждая детали. Григорий записывал всё в свой блокнот. Когда солнце начало клониться к закату, я решил ехать домой.

— Ладно, мужики, — сказал я, поднимаясь, — на сегодня хватит. Я буду заезжать, проверять. Если что — шлите гонца.

Они согласно закивали. Я вышел из мастерской, нашёл Захара и мы поехали домой.

По дороге я думал о предстоящей работе. Механическая лампа — это только начало. Если получится, можно будет освещать целые цеха на заводе, улицы города, дома. Люди смогут работать и читать при ярком свете, не портя зрение от тусклых свечей.

Конечно, до настоящего электричества ещё далеко. Нужны генераторы, аккумуляторы, проводка. Но пьезоэлементы — это промежуточный шаг. Доступный, понятный, реализуемый здесь и сейчас.

Дома, меня ждала натопленная баня. Напарившись, отдохнув, я поднялся в кабинет, хотел ещё раз просмотреть чертежи, проверить расчёты. Но едва устроился в кресле, как меня сморил сон. Я так устал за день, что заснул прямо за столом, положив голову на руки.

Мне снилась яркая лампа, висящая под потолком мастерской. Она светилась ровным белым светом, без мерцания, без копоти. Мастера работали под этим светом, и лица их были довольны и спокойны.

Я проснулся от того, что кто-то накрывал меня пледом. Открыл глаза — Машка стояла рядом, заботливо укутывая меня.

— Ой, разбудила… — тихо сказала она.

— Ничего страшного, пойдем в спальню, — сказал я ей и, добравшись до кровати, закрыл глаза и снова провалился в сон.

Утром следующего дня я проснулся с мыслями о механической лампе. Во сне мне снова виделся яркий ровный свет, льющийся из стеклянной колбы. Машка уже встала — слышался её голос внизу, она что-то обсуждала с бабушкой.

Я умылся холодной водой из кувшина, оделся и спустился к завтраку.

Машка поставила передо мной миску с кашей и кувшин молока:

— Ешь, Егорушка. А то опять весь день носиться будешь без еды.

Я улыбнулся и принялся за завтрак. Едва успел доесть, как услышал какую-то суету во дворе. Через минуту в столовую вбежал запыхавшийся мальчишка лет двенадцати — один из учеников Савелия Кузьмича.

— Егор Андреевич! — выпалил он, едва отдышавшись. — Савелий Кузьмич велел передать — готово!

Я нахмурился. Готово? Что именно? Пружинный механизм ювелир обещал через две недели. Вакуумный насос Савелий только начал делать. Замки с пьезоэлементами собирались партиями…

— Что готово? — переспросил я.

Мальчишка пожал плечами:

— Не знаю, Егор Андреевич. Савелий Кузьмич только так и сказал — готово, приезжайте. И вот записку велел отдать.

Он протянул мне сложенный листок. Я развернул его — там было написано крупными буквами одно слово: «Готово». И всё. Никаких пояснений.

Я встал из-за стола:

— Машунь, я на завод. Посмотрю, что там случилось.

— Поезжай, куда ж там без тебя, — кивнула она.

Я поцеловал её в щёку, накинул кафтан и вышел во двор. Захар уже седлал лошадей — видимо, предвидел, что я поеду.

— На завод, Егор Андреевич? — спросил он с лёгкой усмешкой.

— Угадал, — ответил я, вскакивая в седло.

Мы помчались по утренним улицам Тулы.

У ворот завода я спрыгнул с лошади, бросил поводья Захару и направился к мастерской Савелия Кузьмича. Дверь была приоткрыта, изнутри доносились голоса.

Войдя, я сразу увидел кузнеца — тот стоял посреди мастерской с довольной улыбкой на лице. Рядом с ним, у верстака, стояла… коляска. Детская коляска, почти один в один такая же, как мы делали в Уваровке.

— А вот и наш изобретатель! — прогудел Савелий басом. — Ну как, Егор Андреевич? Справились мы или нет?

Я подошёл ближе, начал осматривать коляску. Медный каркас — аккуратный, ровный. Кожаные стенки — натянуты туго, без складок. Колёса… Стоп. Колёса были чуть меньше диаметром, чем у нашей уваровской коляски. И кожа на стенках — светлее, почти бежевая, а не тёмно-коричневая.

— Савелий Кузьмич, — сказал я, покачав коляску туда-сюда, — работа отличная. Но колёса чуть другого диаметра получились.

Он почесал бороду:

— Так вы толщину войлока то не указали, Егор Андреевич. Мы уложили его так, чтоб ход был мягкий — вот наверное и разными получились.