Савелий Кузьмич поскрёб бороду.

— Ежели без проволочек с медью для трубок, думаю, недели за две управимся. Работа мудрёная, спешки не любит.

— Хорошо, — согласился я. — Нам нужна не скорость, а качество и полная взаимозаменяемость деталей. Генерал Давыдов ждёт эту машину как манны небесной. Григорий, твоя задача — проследить, чтобы каждый узел, каждая деталь соответствовала чертежу. Никаких «на глазок». Только штангенциркуль, только калибры.

— Будет сделано, Егор Андреевич, — твёрдо ответил Григорий. — Мастера из школы тоже рвутся в бой. Просятся на практику, посмотреть на сборку паровой машины.

— Вот и отлично. Привлекай их. Пусть смотрят, учатся. Теория без практики мертва. Но сначала — пусть освоят азы.

— Они уже поняли, что это не пустые слова, — усмехнулся Григорий. — После того, как я заставил их собрать и разобрать замок от ружья, а потом поменять детали местами, и он не сработал — то, о чем вы говорили стало для них золотой истиной. Теперь к стандартизации относятся с уважением.

Не успел я ответить, как скрипнула калитка, и во двор вошел Иван Дмитриевич.

— А вот и начальство пожаловало, — тихо пробормотал Савелий Кузьмич, снимая шапку. Остальные последовали его примеру.

— Доброго здоровья, Егор Андреевич, — Иван Дмитриевич подошёл, цепким взглядом окинув нашу компанию и остановившись на коляске. — Вижу, вы не только государственными делами заняты. Похвально. Андрей Петрович, — он кивнул моему отцу, который тоже вышел на крыльцо, — вот, полюбуйтесь, ваш сын и о преемственности рода не забывает.

Отец подошёл к коляске, с интересом осмотрел её. Я видел, как в его глазах мелькнуло удивление, смешанное с одобрением.

— Хитро придумано, — заключил он. — В моё время младенцев нянькам на руки отдавали.

— Времена меняются, батюшка, — улыбнулся я и посмотрел на Ивана Дмитриевича.

— Как здоровье, Егор Андреевич? — Иван Дмитриевич окинул меня оценивающим взглядом. — А то Ричард говорил, что искупаться вы решили в водице студёной, да сил не рассчитали.

Мы все дружно засмеялись. Савелий Кузьмич даже прыснул, прикрыв рот ладонью. Григорий ухмыльнулся, глядя в землю.

— Да уж, решил, — усмехнулся я. — Вы уж лучше сами говорите, с чем пожаловали. Вижу же, что не здоровьем моим справиться.

— А вот это вы зря, Егор Андреевич, — Иван Дмитриевич покачал головой. — Здоровье ваше для государства не безразлично. Но вы правы — дело есть.

Он помолчал, будто подбирая слова.

— Пришёл я после разговора с Давыдовым. Только что один станок заклинило. И никто не может понять почему. Остальные работают хорошо. А этот перестал — что-то там поломалось. Боится он, чтобы с остальными ничего не случилось.

Григорий и Савелий Кузьмич разом уставились на меня. Я развёл руками:

— А я-то что? Откуда знаю⁈ Поехали, смотреть будем.

Я направился в дом, чтобы переодеться — быстро натянул простую рубаху, старые штаны и сапоги. Когда спускался вниз, Матрёна буквально набросилась на меня с куском пирога, завёрнутым в холстину:

— Хоть по дороге перекусите, Егор Андреевич, а то знаю я — до вечера будете на заводе работать!

— Да ладно, Матрёна, — попытался отмахнуться я.

— Ничего не ладно! — она всунула свёрток мне в руки. — Вы только выздоровели, а уже голодом себя морите!

Бабушка появилась из гостиной, сложив руки на груди:

— Егорушка, возьми пирог. Не спорь со старшими.

Я со вздохом взял свёрток. Спорить с двумя женщинами одновременно было себе дороже.

Во дворе уже ждали лошади. Иван Дмитриевич сидел в седле, Григорий и Савелий Кузьмич тоже приготовились к выезду. Захар подвёл мне гнедого.

— Поехали, — сказал я, вскакивая в седло.

Дорога до завода заняла минут двадцать. Мы ехали быстро, почти галопом. Весеннее солнце припекало, снег окончательно сошёл, оставив после себя грязь и лужи.

У ворот завода нас встретил генерал Давыдов собственной персоной. Лицо у него было озабоченное.

— Егор Андреевич! Как здоровье? — первым делом спросил он, помогая мне спешиться.

— Всё в порядке, Пётр Семёнович, — заверил я. — Что там у вас случилось?

— Пойдёмте, покажу, — он повёл нас через двор к токарному цеху.

Внутри стоял привычный шум работающих станков. Пневматические двигатели тихо шипели, приводя в движение валы. Стружка летела, мастера склонялись над заготовками. Но один станок, в дальнем углу, стоял молча. Рядом с ним собралась группа мастеров, озадаченно чесавших затылки.

— Вот этот, — показал генерал. — Утром работал исправно. После обеда попробовали запустить — клинит. Разобрали двигатель, проверили поршень, цилиндр — всё в порядке. Собрали обратно, запустили — опять на пол-оборота и встал.

Я подошёл ближе, присел на корточки рядом с пневмодвигателем. Осмотрел его внимательно. Действительно, внешне всё выглядело исправно. Соединения герметичны, поршень ходит свободно, клапаны открываются и закрываются как положено.

— Запускали его отдельно, без нагрузки? — спросил я.

— Запускали, — кивнул один из мастеров, невысокий крепкий мужик с седой бородой. — Работает без проблем. Но как только станок подключаем — клинит.

Я встал, отряхнул колени. Что-то здесь не так. Двигатель исправен, станок тоже. Но вместе не работают.

— А когда именно начались проблемы? — спросил я. — Сразу после обеда?

— Да, — подтвердил генерал. — До обеда всё было нормально.

— И что изменилось после обеда? Что-то подключали? Отключали?

Мастера переглянулись. Генерал нахмурился, вспоминая.

— Вроде ничего, — неуверенно сказал он. — Работали как обычно.

Я обошёл цех, глядя на работающие станки. Их было… сколько? Я начал считать. Раз, два, три… Тринадцать. Тринадцать работающих станков. А этот, четырнадцатый, стоит.

— Гриша, — окликнул я Григория, который стоял рядом. — Сколько сейчас работает станков?

— Четырнадцать, — не задумываясь ответил он, потом осёкся. — То есть… тринадцать работают, а этот не запускается.

— А этот? — я кивнул на проблемный станок. — Он и есть четырнадцатый?

— Да, — подтвердил Григорий. — Его последним подключали, недели две назад.

— А сейчас все тринадцать работают? — уточнил я.

Григорий пробежался взглядом по цеху, потом сбегал в соседний, где тоже стояли станки. Вернулся, кивая:

— Да, все тринадцать. И ещё четыре вентилятора у горнов в кузнице.

— А когда этот, четырнадцатый, подключаете — он клинит? — я уже начинал понимать, в чём дело.

— Получается так, — согласился Григорий.

Я оглянулся на генерала Давыдова:

— Пётр Семёнович, попросите остановить соседний станок.

Он удивлённо поднял бровь, но кивнул. Григорий подошёл к мастеру за соседним станком, что-то тому сказал. Тот остановил работу, отключив подачу воздуха. Станок замер.

— Теперь запускайте этот, — велел я, показывая на проблемный.

Мастер с седой бородой открыл клапан. Пневмодвигатель ожил, поршень пошёл ровно, без заминок. Станок начал работать. Вал крутился плавно, без рывков и остановок.

Генерал Давыдов и Иван Дмитриевич переглянулись. Мастера загудели, обсуждая происходящее.

— Понял, в чём проблема? — спросил я Григория.

Он нахмурился, глядя то на работающий станок, то на остановленный соседний:

— Нет… То есть… Когда тот остановили, этот заработал. Но почему?

— Проблема в том, — объяснил я, повышая голос, чтобы все слышали, — что запас воздуха, создаваемый мехами на реке, недостаточный для работы такого количества станков. Тринадцать станков плюс четыре вентилятора — это предел. Четырнадцатый просто не получает достаточного давления.

Наступила тишина. Все переваривали информацию.

— То есть, — медленно проговорил генерал Давыдов, — система работает на пределе мощности?

— Именно, — кивнул я. — До обеда станков работало меньше, верно? Кто-то был на перерыве, кто-то заготовки менял. А после обеда все вышли, все станки включили одновременно — и давления не хватило.