— Егорушка, что случилось? Что с тобой?

— Потом, — выдавил я. — Всё… нормально…

В предбаннике было тепло. Жаркий воздух ударил в лицо, и я с облегчением опустился на лавку. Захар начал стаскивать с меня одежду.

— Что случилось? — спросил отец, заходя следом.

— Под лёд провалился, — коротко ответил Захар, помогая мне снять рубаху. — В реке. Волки лошадь испугали, он с моста упал.

— Господи, — прошептала мать, крестясь.

Машка побледнела ещё больше меня:

— Под лёд⁈ Егорушка!

— Всё… хорошо, — я попытался улыбнуться, но получилось кривовато. — Вылез же… Ричарда позовите, — сказал я. — А то причитаете тут!

Матрёна уже побежала. Захар и отец принесли горячий чай — я жадно пил, обжигая губы, но не обращая внимания. Тепло. Нужно больше тепла.

— В парную иди, — велел отец. — Прогреешься.

Я кивнул и, пошатываясь, пошёл в парилку. Жар накрыл меня волной. Я опустился на полок, закрыл глаза. Тело постепенно оттаивало, холод отступал.

— Егор Андреевич! — голос Ричарда через дверь. — Что случилось?

Я слышал, как Захар рассказывал ему всю историю — про волков, про падение в реку, про то, как долго я был в ледяной воде.

Ричард куда-то убежал. Минут через пятнадцать, когда я уже выходил из парной, чувствуя себя немного лучше, он вернулся с кружкой.

— Вот, — протянул он мне. — Пейте.

Я принюхался — ивовый отвар. Горький, но полезный. Помогает от жара и воспалений.

— Пейте всё до дна, — настаивал Ричард, внимательно глядя на меня. — И ещё одну кружку потом. Вы очень сильно переохладились. Нужно предотвратить воспаление лёгких.

Я послушно выпил. Отвар был действительно горьким, но я заставил себя допить до конца.

— Теперь вам нужно лечь, — распорядился Ричард. — В постель, под тёплые одеяла. Я приготовлю ещё снадобье — с мёдом и травами. Будете пить каждые два часа.

— Я в порядке, — попытался возразить я, но голос вышел слабым.

— Нет, не в порядке, — жёстко сказал Ричард. — У вас уже начинается лихорадка. Температура поднимается. Если не принять меры сейчас, завтра будет хуже.

Отец и Захар помогли мне дойти до дома. Ноги подкашивались, в голове кружилось. Меня довели до постели, уложили, укрыли одеялами.

Машка сидела рядом, держа меня за руку. Её лицо было бледным, глаза красными.

Ричард вернулся с новым снадобьем — горячим, пахнущим мёдом и какими-то травами. Заставил меня выпить, несмотря на протесты.

— Спите, — сказал он. — Организму нужен отдых. Я буду проверять вас каждые два часа.

Я закрыл глаза. Сквозь дрёму слышал голоса — отец что-то говорил Захару, мать причитала, бабушка молилась. Машка не отпускала мою руку.

Ночь была тяжёлой. Меня мучил жар, сменявшийся ознобом. Снились какие-то странные сны — волки, ледяная вода, тьма. Я просыпался в холодном поту, не понимая, где я.

Ричард приходил несколько раз, проверял пульс, слушал дыхание, поил новыми отварами. Машка не отходила от меня ни на шаг.

К утру стало легче. Жар спал, тело перестало ломить. Я открыл глаза — за окном светало. Машка спала рядом, положив голову мне на грудь. Я осторожно погладил её по волосам.

— Проснулись? — тихо спросил Ричард из кресла у окна. Видимо, уснул прямо тут под утро.

— Да, — прохрипел я. — Горло болит.

— Это нормально, — успокоил он. — От холодной воды. Пройдёт. Главное, что температура спала. Кризис миновал.

Он подошёл, проверил пульс, заглянул в глаза, послушал лёгкие:

— Хорошо. Воспаления нет. Вам повезло, Егор Андреевич. Очень повезло.

— Знаю, — кивнул я.

Машка проснулась от наших голосов. Увидев, что я в сознании, с нормальными глазами, разрыдалась:

— Егорушка! Я так боялась! Так боялась!

Я обнял её:

— Всё хорошо, солнышко. Всё позади.

Бабушка принесла горячий бульон. Ричард заставил меня съесть всю тарелку, несмотря на то, что есть совсем не хотелось.

— Организму нужны силы на восстановление, — объяснил он. — Ешьте.

Я послушно ел. После бульона почувствовал себя намного лучше. Силы возвращались.

Хотел было встать, но Ричард посмотрев на меня, сказал:

— Егор Андреевич, только до уборной. А так — попрошу вас лежать. Вы и сами знаете, что так надо, не хуже меня.

— Ну и сколько вы мне этот арест устроите? — спросил я у Ричарда.

— Минимум пару дней, — твёрдо ответил он. — Полный покой. Никаких выездов, никаких дел. Только отдых, питьё и еда.

— Но дел на самом деле много…

— Подождут, — отрезал Ричард. — Ваше здоровье важнее. Если сейчас не долечитесь, получите осложнения. А это может быть очень серьёзно.

Отец зашёл в комнату:

— Слушай врача, сын. Дела никуда не денутся. А ты нам нужен живой и здоровый.

Я вздохнул, но кивнул. Спорить с Ричардом, когда он был в таком настроении, было бесполезно. Да и сил на споры не было.

— Хорошо, — сдался я. — Надо, так надо.

— Чудесно, — довольно сказал Ричард. — Сейчас я приготовлю ещё один отвар. Будете пить три раза в день. И никаких возражений.

Дни постельного режима тянулись мучительно долго. Я лежал, глядя в потолок, слушал звуки дома. Машка читала мне вслух — какую-то книгу, которую привезла мать. Бабушка приносила еду, заставляла есть. Ричард приходил трижды в день, проверял состояние, поил отварами.

На второй день я уже чувствовал себя практически здоровым. Горло перестало болеть, силы вернулись. Но Ричард был непреклонен:

— Ещё день. Полный.

На третий день утром он наконец разрешил мне встать:

— Но никаких нагрузок. Только лёгкая прогулка по дому. И если почувствуете слабость — сразу обратно в постель.

Я с радостью встал, оделся. Спустился вниз, где семья уже завтракала.

— А вот и наш утопленник, — усмехнулся отец, но в его глазах читалось облегчение.

Мать тут же засуетилась, накладывая мне полную тарелку каши:

— Ешь, ешь, сынок! Тебе нужно силы набираться!

Я сел за стол, с аппетитом принялся за еду. Действительно, два дня на бульонах и отварах — хотелось нормальной пищи.

— Кстати, — сказал отец, — пока ты болел, приезжал Иван Дмитриевич. Интересовался твоим здоровьем. Я сказал, что ты поправишься, но нужно время.

— Что он хотел? — спросил я.

— Говорил про какие-то дела на заводе. Сказал, что зайдёт, когда ты выздоровеешь.

Я кивнул. Значит, что-то срочное. Иван Дмитриевич просто так не приезжает.

— Ещё Григорий приходил, — добавила мать. — Из школы мастеров. Передал, что ученики спрашивают, когда ты придёшь.

— Скоро, — пообещал я. — Как только Ричард разрешит.

После завтрака я вышел во двор. Солнце светило ярко, снег почти весь сошёл, обнажив тёмную землю. Весна вступала в свои права.

Захар возился с лошадьми. Увидев меня, подошёл:

— Егор Андреевич, рад видеть вас на ногах. Как здоровье?

— Спасибо тебе, Захар, — я протянул ему руку. — Если бы не ты, я бы не выбрался.

Он крепко пожал мою руку:

— Я ваш телохранитель, Егор Андреевич. Моя работа — вас защищать.

— Ты отлично справляешься, — искренне сказал я.

Мы постояли молча, наслаждаясь солнцем и теплом. Потом Захар кивнул куда-то в угол двора:

— Кстати, коляску вашу разгрузили. Стоит в сарае, целая, невредимая. Петька с Ильей отличную работу сделали.

Я пошёл посмотреть. Коляска действительно стояла в сарае, аккуратно разобранная на две части — раму с колёсами и корзинку. Ни царапины, ни повреждения.

— Соберём? — предложил Захар.

— Давай, — согласился я.

Мы вдвоём за пару минут собрали коляску обратно. Захар покатил её по двору — плавно, бесшумно, колёса крутились ровно.

— Чудо техники, — восхищённо сказал он. — Никогда такого не видел.

Машка вышла на крыльцо, увидела коляску и ахнула:

— Егорушка! Это… это что⁈

— Коляска, — гордо ответил я. — Для нашего малыша. В Уваровке вот сделал.

Она подошла ближе, осторожно дотронулась до мягкой овчины внутри:

— Какая красивая… И такая удобная!