— Будет сделано, — пообещал Фома.

Я повернулся к Степану:

— Ну, поехал я. Следи тут за всем. Любые проблемы — шли гонца в Тулу.

— Езжайте с Богом, Егор Андреевич, — он крепко пожал мне руку.

Мы с Захаром сели на лошадей и тронулись в путь. Заводная лошадь с коляской послушно шла следом.

Дорога действительно была непростой. Местами грязь доходила до копыт, лошади шли медленно, осторожно. Но мы не торопились, берегли животных. Кроме коляски, мы везли ещё и ампулы — три десятка штук, которые Митяй успел сделать за два дня. Каждую он аккуратно завернул в холстину, переложил соломой и уложил в деревянный ящик. Я лично проверил упаковку перед отъездом — всё было надёжно закреплено.

Захар ехал молча, лишь изредка поглядывая по сторонам — привычка военного, всегда быть начеку. Я же погрузился в свои мысли. Столько всего нужно было сделать в Туле — проверить, как идут дела на заводе, навестить Ричарда в клинике, посмотреть на прогресс мастеров в школе.

Мы остановились в полдень у знакомого ручья. Напоили лошадей, сами перекусили сухарями и вяленым мясом. Захар проверил упряжь, подтянул ремни.

— Дорога всё хуже, Егор Андреевич, — заметил он, садясь обратно. — Хорошо, что успели. Ещё пару дней, и совсем непроходимо будет.

— Я знаю, — кивнул я. — Поэтому и торопились.

Мы продолжили путь. Солнце клонилось к закату, когда впереди показались окраины Тулы. Ещё час, и мы будем дома.

Но судьба распорядилась иначе.

Мы подъезжали к небольшому мосту через речку — обычный деревянный настил на сваях, какие встречались на всех дорогах. Река была неширокой, но быстрой — весенний паводок разогнал воду по заберегам, она неслась, бурля и пенясь.

Я ехал первым. Конь уверенно ступил на мост, доски заскрипели под копытами. Я уже расслабился, думая, что всё позади, когда вдруг конь резко заржал и встал на дыбы.

Это было так неожиданно, что я не успел среагировать. Руки соскользнули с поводьев, тело потеряло равновесие. Я почувствовал, как лечу назад, как исчезает под ногами седло…

Удар. Холодная вода. Тьма.

Ледяная река подхватила меня, потащила под мост. Я на мгновение растерялся — что произошло? Почему я в воде?

Потом до меня дошло. Я провалился под лёд.

Паника. Холод обжигал, сковывал мышцы. Быстрое течение несло меня, крутило, било о подводные камни. И это все подо льдом!

Не паниковать. Не паниковать!

Я заставил себя сосредоточиться. Тулуп промокал, становился невыносимо тяжёлым, тянул вниз. Еще немного и холод реки доберется до тела. Сапоги набирались водой. Я лихорадочно пытался рассмотреть хоть что-то в мутной воде.

Там! Впереди — просвет. Светлое пятно над головой. Промоина во льду!

Я изо всех сил заработал руками и ногами, стараясь выгрести к этому спасительному просвету. Течение мешало, крутило, но я упорно греб, греб, греб…

Ноги коснулись дна. Твёрдый песок! Я оттолкнулся изо всех сил, вынырнул, плечом пробив тонкий лёд на краю промоины.

Воздух! Я жадно хватал ртом воздух, кашлял, выплёвывал воду. Руки нащупали край льда, попытались ухватиться, но лёд ломался под пальцами, крошился. Я никак не мог выбраться — каждый раз, когда пытался подтянуться, лёд проваливался, и я снова уходил под воду.

Холод сковывал тело. Пальцы почти не слушались. Ещё немного, и я просто не смогу держаться…

И тут я услышал выстрел.

Громкий, резкий хлопок эхом прокатился над рекой. Потом еще один.

— Егор Андреевич! — крик Захара. — Держитесь! Сейчас!

Я повернул голову. Захар стоял на берегу, в десятке метров от меня. В руках у него была верёвка. Он быстро привязал к ней что-то тяжёлое — камень? — и размахнулся.

Верёвка со свистом пролетела над моей головой, упала в воду в паре метров от меня. Я судорожно схватился за верёвку, обмотал её вокруг руки.

— Держитесь крепко! — крикнул Захар и начал тянуть.

Он тащил меня к берегу, к краю промоины. Я помогал, как мог, работая свободной рукой и ногами. Край льда всё ломался и ломался, но я упорно полз вперёд.

Наконец твёрдая земля под коленями. Я выполз на берег и рухнул на спину, тяжело дыша. Всё тело тряслось от холода.

— Егор Андреевич! — Захар склонился надо мной. — Вы живы? Ранены?

— Ж-живой, — выдавил я сквозь стучащие зубы. — Н-не ранен…

— Нужно срочно в тепло! — Захар уже стаскивал с меня промокший тулуп. — Сейчас, сейчас…

Он сбегал к лошадям, вернулся с сухим одеялом, которое было в наших припасах. Закутал меня, начал энергично растирать.

— Зачем стрелял? — спросил я, когда немного отдышался.

— Волки выскочили, — Захар начал отвечать, но я его остановил.

— Понятно, потом расскажешь. Костер не разводи — долго это. Давай быстрее собираться и в путь. До Тулы час езды, не больше.

Он посмотрел на меня, оценивающе, потом кивнул и полез в сумку, привязанную к его седлу. Достал свёрток с одеждой:

— Вот, Егор Андреевич, не по размеру, конечно, но сухая. Переоденьтесь.

Я с благодарностью принял одежду. Руки тряслись от холода, пальцы почти не слушались, но я кое-как стянул с себя мокрые штаны и рубаху. Захар тем временем принялся энергично меня растирать тем самым одеялом, которым меня укутывал. Дальше я натянул сухие вещи Захара. Действительно, великоваты — Захар был крупнее меня в плечах — но какая разница. Главное, сухие.

Захар протянул мне флягу:

— Хлебное вино. Для согрева.

Я не стал отказываться. Сделал большой глоток — жидкость обожгла горло, но внутри разлилось приятное тепло. Ещё глоток. Захар протянул кусок вяленого мяса:

— Ешьте. Силы нужны.

Я послушно начал жевать. Мясо было жёстким, солёным, но я жевал упорно, заставляя себя глотать. Нужно было восстановить силы.

— Костёр, — сказал я между кусками мяса, — это час-полтора греться будем. А до Тулы всего час езды. Одно и то же по времени получится. Так что давай по-быстрому собираемся да поедем.

Захар кивнул, не споря.

— Так что там с волками? — спросил я, когда немного согрелся.

— Да с двух пистолей стрельнул, — ответил он, проверяя подпруги на лошадях. — Они и разбежались. Стая небольшая была — штук пять-шесть.

— Чего так близко к Туле подошли? — удивился я. — Тут же деревня на деревне.

— Непонятно, — пожал плечами Захар. — Может, зима голодная была, вот и осмелели. Или больные какие.

Я глотнул из фляги ещё раз, почувствовал, как тепло растекается по телу. Дрожь стала меньше. Встал на ноги — ноги держали, хоть и не очень уверенно.

— Ладно, поехали, — сказал я. — Пока совсем не стемнело.

Мы сели на лошадей. Заводная с коляской послушно пошла следом. Я старался держаться в седле ровно, но тело предательски покачивалось. Холод проникал глубже, несмотря на сухую одежду и водку. Зубы выбивали дробь, руки дрожали на поводьях.

Захар ехал рядом, не спуская с меня глаз. Я видел беспокойство на его лице, но молчал. Нужно было доехать. Просто доехать до дома.

Дорога казалась бесконечной. Каждый шаг лошади отдавался в костях. Перед глазами начало плыть — то ли от усталости, то ли от переохлаждения. Я сжимал зубы, заставляя себя не падать из седла.

Наконец впереди показались огни Тулы. Ворота, улицы, знакомый поворот к нашему дому. Ещё немного. Ещё чуть-чуть.

Мы въехали во двор. На крыльце уже стояли люди — силуэты в свете факелов. Отец. Мать. Бабушка. Машка.

Я попытался спешиться, но ноги подкосились. Захар успел подхватить меня под руку, не дав упасть.

— Егор! — крик Машки. Она бросилась ко мне, но отец остановил её:

— Стой! Не мешай!

Отец быстро оценил ситуацию. Я видел, как его взгляд скользнул по моей одежде — не моей, а Захара. Моя же мокрая, грязная — привязана к седлу заводной. По моему лицу — наверное, бледному как полотно.

— Баня топлена, — коротко сказал он. — Веди его, Захар.

Я хотел что-то сказать, но язык не слушался. Только кивнул. Захар повёл меня к бане, поддерживая под руку.

Машка шла следом, вцепившись в мою свободную руку: