Поначалу каждая клеточка Мильтена противилась этому вынужденному бездействию. Мысли метались, возвращаясь к задымленным руинам возле замка Минненталя, к лицам паладинов, к зловещему заданию Ксардаса. Он ловил себя на том, что его пальцы бессознательно сжимаются в кулаки, а челюсти напрягаются до боли в скулах.

Но постепенно мирная тишина, тёплый свет и монотонное дыхание сотен людей сделали своё дело. Напряжение стало спадать, уступая место глухой, всепоглощающей усталости. Сопротивление сменилось вынужденным принятием. Он закрыл глаза, пытаясь хотя бы имитировать погружение в молитву. И странным образом, спустя несколько минут, ему стало легче. Неприязнь к этому месту, ярость и нетерпение отступили, растворившись в густом, насыщенном магией воздухе. Он смог, наконец, просто сидеть. Не думать. Не анализировать. Просто быть. Впервые за долгие недели его разум не искал лихорадочно решений, не прокручивал худшие сценарии. Атмосфера общей молитвы, была густой от магии и буквально целительной. Мильтен сидел с опущенной головой, ощущая, как остатки нервного напряжения покидают его тело, уступая место непривычному, мистически неестественному спокойствию. Острый, режущий срочностью страх за тех, кто остался в долине, притупился, отодвинулся, словно затянутый туманом божественного благословения. Слова, которые ещё час назад рвались наружу с силой вырвавшегося из берегов потока, теперь покорно ждали своей очереди, уложенные в стройные, логичные цепочки.

Но искренней молитвы так и не вышло. Слова обращений к Инносу казались пустыми и чужими. Он смог расслабить тело и даже разум, но не душу. Где-то в глубине, за стеной нахлынувшего спокойствия, все так же тлела тревога, и ждало своего исполнения тёмное обещание, данное Ксардасу. С минуты на минуту что-то случится, одержимый начнёт действовать. Мильтен, хоть и чувствовал себя намного лучше, всё же лишь имитировал покой, как опытный актер на сцене, в то время как за кулисами уже готовятся к следующему, решающему действию.

Магистр Пирокар, закончив финальную, особенно мощную часть молитвы, почти дословно повторявшую древнюю Клятву Огня, жестом отпустил братию. Белые и алые одежды зашелестели, заполняя зал мягким гулом шагов. Но трое магистров на своих каменных тронах за алтарем не двинулись с места. Их взгляды, тяжёлые и проницательные, были прикованы к Мильтену.

И когда зал опустел, Пирокар кивнул ему.

— Подойди, брат Мильтен. Мы готовы слушать.

И он начал рассказ. Спокойно, размеренно, подавляя остатки внутренней дрожи. Он говорил о том, как до конца исполнял свой долг, как помог паладинам добраться до замка, как их худшие опасения подтвердились. Он описывал пробудившиеся силы Белиара, упомянул о личной встрече с древним злом — драконами, чьи тени нависали над долиной. Голос его не дрогнул, когда он сообщил о тяжелых потерях среди паладинов, об осаде орков, о перекрытом орками пути в Минненталь и о полной невозможности возобновить добычу магической руды в нужных королю объёмах.

— Мы смогли добыть лишь несколько ящиков, — заключил он, констатируя горький факт. — Это меньше самых пессимистичных прогнозов. И даже это невозможно доставить не то что в порт, но даже сложно пронести в сам замок. Осада продолжается. Первоначальный план провалился, достопочтенные магистры. Его необходимо срочно менять. Нужны значительные подкрепления. Именно поэтому я вернулся.

Пирокар приоткрыл рот, чтобы задать вопрос, его брови сдвинулись в глубокой задумчивости. Но в этот миг оглушительный грохот разорвал монастырскую тишину.

Звук был похож на удар гигантского молота по наковальне, но при этом сопровождался яростным шипением и свистом раскаленного воздуха — этот звук легко узнавал любой маг огня. Своды церкви как будто бы даже дрогнули, с люстр посыпалась пыль. Магистры, нарушив вековое спокойствие, разом вскочили со своих тронов.

Прежде чем кто-либо успел что-то понять, в распахнутые двери зала ворвалась фигура, появление которой здесь было столь же немыслимо, как явление призрака средь бела дня. Это был магистр Таламон. Старый, седой, как лунь, хранитель артефактов и библиотеки, которого последний раз видели на поверхности земли многие месяцы назад. Его лицо, обычно бледное и безмятежное, было багровым от ужаса и нечеловеческого усилия. Он бежал, спотыкаясь, его глаза были выпучены.

— Украден! — его голос, обычно тихий и мерный, вырвался хриплым, надорванным визгом, от которого кровь стыла в жилах. Он вбежал в центр зала и, задыхаясь, выкрикнул слова, повергшие всех в оцепенение: — Глаз Инноса! Украден!

Величественный зал поглотила абсолютная, зловещая тишина. Спокойствие, которое всего минуту назад казалось незыблемым, было взорвано, как хрупкое стекло. Мильтен почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холод. Его доклад, драконы, орки, руда — всё это в одно мгновение стало мелочью, детским лепетом на фоне катастрофы, которая только что обрушилась на них. Только увидев реакцию умудрённого опытом старого магистра можно было в полной мере осознать, что значит эта реликвия для ордена.

Хаос во дворе монастыря был оглушающим, но, как ни странно после такого взрыва, локальным. Мощный магический выброс, устроенный магистром Таламоном в праведном гневе, вывернул наружу лишь массивные въездные ворота, оставив стены почти нетронутыми. Каменная пыль медленно оседала на аккуратные грядки, припорошив розы и виноград серой пеплом. Несколько магов уже были за пределами монастыря, вглядываясь в даль с пылающими руками. Один из них, самый молодой, швырнул в пустоту озера последний огненный шар, который, пролетев над водой, бессильно погас, подняв облако пара. Остальные уже опустили руки, понимая тщетность этого обстрела.

Сам Таламон, держась за грудь и с трудом переводя дух, стоял перед Пирокаром. Его обычно невозмутимое лицо было искажено гримасой ужаса и отчаяния, совершенно неподобающей его возрасту и статусу.

— Око… Глаз Инноса… Похищен! — слова вырывались у него снова и снова, прерывисто и сбивчиво. — Послушник… Педро… Прокрался в библиотеку… во время молитвы! Я… я заметил его, когда он уже убегал. Бросился к тайнику… книга на полу… пусто! Пусто, Пирокар! — его голос сорвался на визгливую ноту, и он схватил магистра Пирокара за плечо, и даже немного потряс. — Я кинулся за ним, но… возраст… эти проклятые секунды… Увидел, как он захлопнул за собой калитку! В отчаянии… я пытался ударить его телекинезом… но он успел отскочить за ворота… Я бросился к вам, когда остальные погнались за ним.

Тут к ним подошёл мастер Горакс и продолжил:

— Мы не смогли его достать. Он прыгнул в озеро! Как демон, проплыл под водой метров сто и исчез из виду за скалой! Братья видели его силуэт под водой, но ничего из наших заклинаний до него не дотянулось.

Мильтен стоял в стороне, ощущая себя оглушённым, будто по голове ему действительно ударили тем самым пресловутым пыльным мешком. В ушах звенело, а внутри бушевала буря. Он поступил верно? Этот вопрос гвоздем засел в его мозгу, повторяясь, будто зацикленный. Как сквозь сон, он слышал обрывки распоряжений: магистры отправляли самых быстрых и ловких послушников в погоню по длинному пути, с наказом не прикасаться к артефакту голыми руками, когда отберут его у предателя. Никто не последовал за беглецом напрямую в ледяную воду. Такой прыжок считался самоубийственным. Шансы выжить, конечно, имелись, но потерять создание, ударившись о водную гладь, а затем утонуть было более вероятным исходом. Мастер Горакс уже организовывал ремонт ворот, его голос, обычно спокойный, теперь был резок и сух.

Больше всех ярился магистр Серпентес. Он лично отбирал группу преследователей, и его наказ был краток и жесток:

— Убить. Не слушать, не вести переговоров. Только смерть предателю. Никакой пощады.

Никто не возразил. Лица остальных магов были как окаменевшие. Другие магистры высказывали опасения, что кража Ока — лишь отвлекающий маневр, и приказали готовиться к обороне монастыря. Ни одному магу не разрешили присоединиться к погоне — они были недостаточно быстры в силу возраста, да и их магические силы могли понадобиться здесь, если это ловушка. Если же это диверсия одиночки, то с послушником должны были справиться другие послушники.