Наконец Лиза остановилась перед дверью из темного дуба, украшенной резьбой и бронзовыми накладками в виде листьев и цветов.

— Это моя спальня, — сказала она и толкнула дверь.

Я вошел следом за ней. Комната оказалась довольно большой.

Посреди стояла широкая кровать под балдахином из темно-красного бархата с золотым шитьем по краям. Постель уже разобрана, всюду белоснежные простыни и целая гора подушек в кружевных наволочках. У изголовья на маленьком столике горели две лампады в серебряных подставках, их желтоватый свет создавал мягкое освещение, отбрасывая причудливые тени на стены.

Слева от кровати стоял туалетный столик с большим овальным зеркалом в раме из светлого дерева с красивым рисунком, похоже, карельская береза. На столике расставлены многочисленные флаконы с духами разной формы и размера, несколько шкатулок из зеленого камня, малахит, наверное, гребни из черепахового панциря, щетки для волос с серебряными ручками.

Справа от кровати возвышался большой платяной шкаф, украшенный вставками из перламутра, которые переливались в свете ламп. Воздух в комнате был теплым, пахло лавандой и розовым маслом.

Лиза поставила подсвечник на столик рядом с лампадами и повернулась ко мне.

— Ты приехал, — сказала она просто, и в ее голосе я услышал облегчение.

Я обнял ее за талию. Она оказалась очень тонкой, я чувствовал под руками теплое тело сквозь легкую ткань.

Лиза потянулась ко мне, встала на цыпочки, и мы снова поцеловались. Этот поцелуй был долгим и глубоким, без всякой сдержанности. Я чувствовал, как Лиза прижимается ко мне всем телом, как ее руки обвивают мою шею, пальцы зарываются в мои волосы.

Мои руки скользнули по ее спине, нашли завязки шлафрока. Я потянул за них, и узел развязался. Она помогла мне, пожав плечами, и шелковая ткань соскользнула вниз, упала к ее ногам мягкими волнами. Под шлафроком оказалась только тонкая ночная рубашка из батиста, сквозь нее я видел очертания ее тела, розоватый цвет кожи.

— Я так долго тебя ждала, — прошептала Лиза, прижимаясь губами к моему уху. — Каждую ночь я ложилась в постель и думала о тебе.

Ее пальцы начали расстегивать пуговицы на моем сюртуке. Их было шесть штук, медных, с гравированным узором.

Пальцы у нее дрожали, и она никак не могла справиться со второй пуговицей. Я помог ей, быстро расстегнул все и скинул сюртук. Жилет последовал за ним. Лиза потянула за концы моего галстука, развязала узел, который я так старательно завязывал, и отбросила белую шелковую ленту в сторону.

Мы двигались к кровати, не размыкая объятий. Я чувствовал жар ее тела сквозь тонкую ткань, ощущал, как бешено колотится ее сердце, я положил руку ей на грудь и чувствовал каждый удар.

Мы упали на кровать. Пружины тихо скрипнули под нашим весом. Я навис над ней, длинные волосы веером разметались по белым подушкам, глаза блестели в полумраке, губы приоткрыты, дыхание частое.

— Останься до утра, — прошептала Лиза. — Прошу тебя.

Я целовал ее шею, плечи, ключицы. Кожа там была очень нежной, теплой, с легким соленым привкусом. Она выгнулась, вцепилась пальцами мне в волосы, потянула на себя. Ее дыхание становилось все более частым и прерывистым.

Я стянул с себя рубашку, она полетела на пол к остальной одежде. Ее руки сразу же легли мне на спину, скользили по коже и царапали ногтями, не сильно, но чувствительно. Я чувствовал, как по моей спине бегут мурашки от ее прикосновений.

Я потянул ее ночную рубашку вверх, она приподнялась, и я стащил тонкую ткань через ее голову. Батист на мгновение зацепился за один из гребней в ее волосах, пришлось осторожно распутать.

Теперь Лиза лежала передо мной обнаженная. Кожа ее была гладкой, золотистого оттенка в свете ламп. Грудь небольшая, но красивой формы, талия тонкая, бедра округлые. На правом плече я заметил маленькую родинку, темную точку на светлой коже. Я наклонился и поцеловал ее.

Она притянула меня к себе с неожиданной силой. Наши тела сплелись. Я чувствовал ее кожу, горячую и влажную, прижатую к моей. Балдахин над нами колыхался от наших движений, бархат мягко шелестел.

Я не знаю, сколько прошло времени. Минуты? Часы? Я потерял счет. Существовали только мы двое, жар наших тел, учащенное дыхание, ее тихие стоны, которые она пыталась сдержать, прикусывая губу. Я целовал эту губу, освобождая звуки, рвущиеся наружу.

Когда все закончилось, мы лежали рядом, не в силах пошевелиться. Лиза положила голову мне на грудь, ее темные волосы щекотали мой подбородок. Я обнимал ее, чувствовал, как постепенно замедляется ее дыхание, как расслабляется ее тело. Моя рука лежала на ее спине, я медленно водил пальцами вверх-вниз.

Мы молчали минут десять, может, больше. Я слушал ее дыхание, стук ее сердца. В комнате стояла тишина, только свечи тихо потрескивали, сгорая.

Наконец она пошевелилась, приподнялась на локте и посмотрела на меня.

— О чем ты думаешь? — негромко спросила она.

— О том, что я сумасшедший, — ответил я честно. — Что мы оба сумасшедшие.

Она улыбнулась, впервые за этот вечер.

— Почему?

— Потому что это безумие. Мы в Туле, вдали от Севастополя, где все началось. У тебя положение в обществе, репутация и богатые имения. Ты дочь князя Долгорукова. А я… я бывший военный инженер, оказался счастливчиком, которого ты одарила своей любовью.

Она положила палец мне на губы.

— Не говори так. Ты не просто инженер. Я же помню, что ты сделал в госпитале Севастополя. Когда я уезжала, Струве сказал, что твоя система вентиляции помогла спасти десятки жизней. А твое очищение ран спиртовой настойкой? Ты спас много жизней своими изобретениями. Разве это ничего? Да другие не сделали и малой части того, что ты сделал за месяц.

— Изобретениями, которые я не могу внедрить везде, — горько сказал я. — Знаниями, которые я не могу передать. Одно дело что-то придумать, а другое претворить это в жизнь. Ты не представляешь, как это сложно.

Она села, подтянув к груди простыню. В свете ламп ее обнаженные плечи казались белее молока.

— А я живу в страхе, что больше никогда не увижу тебя, — сказала она тихо. — Когда ты уехал из Севастополя, я думала, что сойду с ума. Каждый день я ждала письма, хоть какой-нибудь весточки. Я так надеялась, что ты все-таки переедешь в Петербург. Но потом ты остался в Туле, и я… я не выдержала. Сама приехала, сначала сюда, а потом к тебе в мастерскую, забыв обо всех приличиях.

— Лиза… — начал я, но она перебила меня.

— Как же мне нравится, когда ты называешь меня так.

Я сел рядом с ней и взял ее за руку.

— Лиза. Ты уверена в чувствах? Ты понимаешь, о чем я говорю? Твой отец князь. У него связи и влияние. Разве у него не присмотрена выгодная партия для тебя?

— Отец в Петербурге, — она покачала головой. — Хотя он уже забеспокоился, когда узнал, что я его обманула и приехала сюда. Видимо, ему уже донесли насчет тебя. Но он давно уже перестал указывать мне, как жить. Я уже не девочка, которую можно выдать замуж за нужного человека. Мне скоро будет двадцать четыре года. По меркам света я почти старая дева.

— Ты прекрасна, — сказал я просто.

Она улыбнулась, но в улыбке этой чувствовалась горечь.

— Прекрасна и одинока. Все мои подруги давно замужем, у них дети. А я… Отец присылает письма с именами женихов. Полковник такой-то, статский советник такой-то. Все они смотрят не на меня, они видят приданое и связи. Они готовы на все ради моего приданого.

Я обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Я встретил тебя в Севастополе совершенно случайно, — сказал я тихо. — Помнишь? Ты пришла в нашу палату когда я разговаривал со Струве. Я помню, как удивился тогда, отчего такая нежная барышня не боится крови и болезней. Все мои знакомые дамы шарахались от такого, а ты просто стояла рядом и помогала раненым.

— На самом деле я всегда боялась крови, — призналась Лиза. — Но потом я решила, что должна что-то сделать, не могу же остаться в стороне, когда происходит такое. И я пошла в сестры милосердия. А потом… потом мы встретились в госпитале. Я тоже помню нашу первую встречу. Ты долго лежал без сознания, я ухаживала за тобой, а потом, когда ты пришел в себя, меня поразили твои глаза. Ты был ранен, но у тебя такой пронзительный взгляд, я помню, он прям был наполнен огнем. Это меня удивило больше всего.