— Подружились, — повторила Анна с легкой иронией. — И она приехала сюда через всю Россию просто так? Навестить старого друга?

Я молчал. Что сказать? Признаться, что между нами с Елизаветой было больше, чем дружба? Что она приезжала выяснять наши отношения? Да это и так все понятно.

Анна вздохнула:

— Мне не нужны объяснения, Александр. Я не твоя жена. Не имею права требовать верности или отчета. Но мне нужно знать одно. — Она положила ладонь мне на грудь. — Ты сейчас со мной?

Сердце колотилось под ее рукой. Я смотрел в ее глаза и не мог оторваться.

— Да, — выдохнул я. — Я здесь. С тобой.

Анна шагнула еще ближе, поднялась на цыпочки, поцеловала меня. Легко, коротко. Потом отстранилась, посмотрела снова:

— Я скучала.

— И я.

Она снова потянулась ко мне. Поцелуй стал длиннее, глубже. Мои руки сами обняли ее за талию, притянули. Она прижалась всем телом, руки скользнули на мою шею.

Неделя воздержания, напряжения, мыслей о девушках. Все разом вспыхнуло.

Я толкнул ее спиной к столу. Она тихо охнула, впилась пальцами в мои волосы. Поцелуй становился все жарче, страстнее. Мои руки скользили по ее спине, бокам, сжимали и мяли через платье.

Анна вдруг оттолкнула меня, развернулась и оперлась руками о стол. Оглянулась через плечо с горящими глазами:

— Здесь и сейчас.

— Анна, Баранов в гостиной…

— Он не придет. Пьет чай. — Она задрала юбки платья, открывая белизну бедер. — Быстро.

Кровь ударила в голову. Я шагнул к ней, прижался, руки скользнули под юбки, нашли теплоту между ног. Анна тихо застонала и выгнулась.

Я нетерпеливо расстегнул пуговицы брюк. Она подалась навстречу, направила меня рукой. Я вошел одним толчком, она ахнула и тут же зажала рот ладонью.

Мы быстро двигались. Стол скрипел под нами, чертежи скользили по поверхности. Я держал ее за бедра, толкаясь все сильнее и глубже. Анна стонала сквозь сжатые губы, пальцы скребли по дереву стола.

Где-то в коридоре послышались шаги.

Мы мгновенно замерли. Сердце бешено колотилось. Шаги приближались, послышались у двери. Потом дальше по коридору. Наверное, это лакей прошел мимо.

Анна тихо рассмеялась и глянула на меня через плечо:

— Чуть не поймали.

— Безумие, — прошептал я, но не шевелился, ощущая тепло ее лона. — Иван Петрович может войти.

— Тогда поторопись, — выдохнула она и качнула бедрами.

Я снова двинулся. Теперь медленнее и осторожнее. Анна задрожала, прикусила губу.

— Да… вот так… не останавливайся…

Я чувствовал, как она напрягается от страсти. Еще несколько движений, и она содрогнулась, беззвучно вскрикнула, зажав рот ладонью. Я последовал за ней через мгновение, зажмурился и стиснул зубы, чтобы не застонать.

Мы замерли, тяжело дыша. Потом я осторожно отстранился, поправив брюки. Анна выпрямилась, опустила юбки и поправила волосы. Обернулась и посмотрела на меня. Щеки раскрасневшиеся, глаза блестят.

— Это было… — начала она, но не закончила.

— Безумие, — повторил я.

— Но ты не жалеешь?

— Нет.

Она улыбнулась, шагнула ближе и поцеловала меня:

— И я не жалею. Я скучала по тебе. По этому.

Я обнял ее и прижал к себе. Мы стояли так минуту, просто держась друг за друга.

Потом Анна отстранилась и поправила воротничок:

— Нужно возвращаться. Иван Петрович удивится, куда мы пропали.

— Скажем, что разбирали чертежи.

— Да, так и скажем.

Она прошла к зеркалу на стене, критически оглядела себя. Поправила прядь волос, подколола шпилькой. Лицо снова стало спокойное и собранное. Светская маска вернулась на место.

Я тоже привел себя в порядок, застегнул все пуговицы, разгладил сюртук, провел рукой по волосам.

— Готова? — спросил я.

— Готова.

Мы вышли из кабинета и вернулись в гостиную. Баранов сидел там, допивал чай, листал какой-то журнал. Увидел нас, поднял голову:

— А, вот и вы. Долго же вы что-то.

— Александр Дмитриевич очень подробно все объяснил, — спокойно сказала Анна, садясь на диван. — Теперь я понимаю, почему точность так важна в этом деле.

— Ну и хорошо, — кивнул Баранов. — Значит, когда будете строить свою мельницу, не допустите ошибок.

Разговор продолжился как ни в чем не бывало. Я сел, взял остывшую чашку чая и сделал глоток. Вкус не чувствовался, кровь еще бурлила в жилах.

Анна сидела напротив, спокойная и собранная. Только легкий румянец на щеках выдавал недавнюю страсть. Она поймала мой взгляд, чуть улыбнулась уголками губ.

Баранов ничего не заметил. Продолжал говорить о мельнице, о планах, о возможной прибыли. Мы слушали, поддакивали и вставляли редкие замечания.

Прошло минут двадцать. Часы на камине пробили десять раз. Анна поднялась:

— Мне пора, господа. Поздно уже, нужно возвращаться.

Баранов встал:

— Конечно, Анна Павловна. Спасибо, что заехали. И спасибо за помощь с артелью.

— Не стоит благодарности. Завтра же отправлю управляющего в Алексин. К вечеру будет ответ от Тимофея Осиповича.

Мы проводили ее до крыльца. Кучер уже запряг лошадей, коляска ждала. Ночь темная, звездная, воздух прохладный. У пруда мелькали светлячки.

У коляски Анна обернулась ко мне и протянула руку:

— До свидания, Александр Дмитриевич. Надеюсь, артель быстро найдется.

Я пожал ее руку. Она сжала мою пальцы чуть сильнее, чем требовалось, задержала на мгновение. Потом отпустила.

Кучер подал ей руку, она изящно забралась в коляску, уселась на сиденье. Кучер захлопнул дверцу, забрался на козлы. Хлопнул вожжами.

Коляска тронулась, покатила по подъездной аллее. Анна помахала рукой из окна. Я помахал в ответ.

Коляска скрылась за поворотом. Я стоял, глядя в темноту.

Затем мы вернулись в дом. Баранов зевнул и потянулся:

— Устал я за сегодняшний день. Пойдемте, покажу вам гостевую комнату.

Мы поднялись на второй этаж. Баранов открыл дверь в просторную светлую комнату. Широкая кровать с балдахином, шкаф, комод, умывальник с кувшином. На столике горела свеча.

— Располагайтесь, Александр Дмитриевич. Если что нужно, звоните в колокольчик, лакей придет.

— Спасибо, Иван Петрович. Доброй ночи.

— И вам доброй ночи.

Баранов ушел. Я закрыл дверь, разделся, умылся холодной водой из кувшина. Лег на кровать и накрылся легким одеялом. Что за безумие случилось нынешним вечером?

Проснулся я рано, с первыми лучами солнца. Комната незнакомая, чужая, несколько мгновений не мог понять, где нахожусь. Потом вспомнил, это усадьба Баранова, гостевая комната.

Поднялся и подошел к окну. Раздвинул тяжелые занавески. За окном открылся вид на парк, липовая аллея, пруд с островком посередине, резная беседка на берегу. Утро ясное, безоблачное. День обещал быть жарким.

Я умылся и оделся. Спустился вниз. В столовой уже накрыт завтрак: самовар с чаем, свежий хлеб, масло, сыр, холодное мясо, яйца вкрутую.

Баранов сидел за столом и читал газету. Увидел меня, отложил листок:

— Доброе утро, Александр Дмитриевич! Хорошо спали?

— Отлично, спасибо, Иван Петрович. Комната замечательная.

— Рад слышать. Садитесь, завтракайте. Сегодня нам предстоит много дел.

Я сел и налил себе чаю из самовара. Крепкий, ароматный и горячий. Отрезал ломоть хлеба, намазал маслом.

Баранов придвинул ближе исписанный листок:

— Я тут составил список помещиков, которым напишу. Восемь человек. У всех в последние годы велись стройки. Может, кто-то порекомендует толковых каменщиков.

Я пробежал глазами по списку. Фамилии незнакомые, но это неважно. Главное, чтобы откликнулись.

— Когда отправите письма?

— Сегодня же. Пошлю нарочных. До самых дальних дойдет за три дня, до ближних день. Ответы должны прийти через неделю.

— Неделя, — повторил я задумчиво. — Долго. А стройка стоит.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Баранов. — Может, Анна Павловна выручит. Ее человек поедет сегодня в Алексин.

Анна. Вчерашний вечер вспыхнул в памяти. Ее тело на столе в кабинете, ее тихие стоны, риск быть застуканными. Я поспешно отпил чаю, прогоняя воспоминания.