Я не стал отказываться:

— Да, было.

— Однако же эти не принятые насосы спасли резиденцию. — Беляев снял очки, протер платком, надел обратно. — Интересное совпадение.

Баранов не выдержал, шагнул вперед:

— Николай Федорович, здесь налицо вопиющая нерадивость, доходящая до преступного умысла. Кто-то хотел загубить работу Воронцова! Придрались по формальной причине, чтобы забраковать насосы!

Беляев посмотрел на него:

— Иван Петрович, не горячитесь. Разберемся. — Он повернулся к помощнику: — Где Морозов и Зубков?

— Ожидают, Николай Федорович.

— Просите сюда.

Помощник кивнул. Беляев позвал нас в управу, туда уже отправились только мы с Крыловым, а потом подошли и Зубков с Морозовым.

Морозов пришел в том же темном сюртуке, с портфелем в руке. Лицо бледное и испуганное. Зубков держался получше, но тоже видно, что нервничает.

Беляев строго посмотрел на них:

— Павел Степанович, вы проводили досмотр отремонтированных насосов капитана Воронцова?

Морозов кивнул:

— Так точно, это был я, Николай Федорович.

— И вы дали заключение о несоответствии?

— Совершенно верно. Конструкция отклоняется от стандартного образца… Медные клапаны вместо кожаных, диаметр поршней больше… Техническое задание требовало, чтобы…

Беляев перебил его:

— Насосы работают?

— Работают, но…

— Работают лучше старых?

Морозов замялся:

— Они намного мощнее прежних, это надо признать. Но правила…

— Павел Степанович, — Беляев говорил медленно, раздельно, — ночью чуть было не сгорела резиденция его превосходительства господина губернатора. Если бы она пострадала, кто бы отвечал? — Он помолчал. — Новые насосы спасли резиденцию. А вы хотели их забраковать.

Морозов побледнел:

— Николай Федорович, я выполнял указания…

— Чьи указания?

Морозов посмотрел на Зубкова. Беляев тоже повернулся к Зубкову:

— Павел Захарович, это вы прислали Морозова на проверку?

Зубков кивнул, вытирая пот платком:

— Да, Николай Федорович. Я хотел убедиться в качестве работы… Проверка нужна была, чтобы…

— Проверка, — Беляев прищурился. — Или вы хотели оставить город без насосов, как и случилось прошлой ночью? Вы представляете, что случилось бы, если Воронцов не привез их?

— Нет! Что вы! Я действовал токмо из добрых побуждений, во всеобщее благо!

Беляев выслушал его чуть отвернувшись, потом сказал:

— Понятно. Павел Захарович, с сегодняшнего дня вы отстранены от должности. Вплоть до разбирательства. Передам дело прокурору, пусть расследует.

Зубков побледнел, губы задрожали:

— Николай Федорович…

— Вы свободны. Идите.

Зубков поклонился, попятился, ушел быстро, пошатываясь.

Беляев повернулся к Морозову:

— Павел Степанович, ваше заключение о несоответствии отменяется. Впредь будьте умнее. Своя голова на плечах должна быть. Понятно?

— Понятно, Николай Федорович, — Морозов быстро-быстро кивал.

— Свободны.

Морозов поклонился и убежал.

Беляев вздохнул, повернулся ко мне:

— Ну что ж, Воронцов. Поздравляю, ваши насосы принимаются на вооружение пожарной части города Тулы. Все шесть. Работа выполнена хорошо, с превышением требований.

Я поклонился:

— Благодарю, Николай Федорович.

— И еще. Город заказывает у вас дополнительно шесть насосов. По той же конструкции. Срок четыре месяца. Сделаете?

— А чего же не сделать, ваше благородие.

— Отлично. — Беляев снял очки, снова протер их. — И третье. За спасение губернаторской резиденции я доложу его превосходительству. Рекомендую вас к награде. Губернатор решит, какой. Может, орден дадут, может, денежную премию. Но что-то будет точно.

— Спасибо, Николай Федорович.

Беляев протянул руку, я пожал. Рука у него оказалась мягкая и влажная, но рукопожатие на удивление крепкое.

— Работайте так же хорошо, Александр Дмитриевич. Городу нужны такие люди.

Когда мы вышли, Крылов привычно хлопнул меня по плечу:

— Молодцом, Александр Дмитриевич! Вот и все устроилось! А я как переживал!

Я улыбнулся в ответ.

Мы расстались у дверей управы. У Крылова тут еще масса дел после пожара, а я отправился к себе.

Но вместо дома я пошел в мастерскую. От всего того, что случилось, я преисполнился энтузиазма.

Хотелось работать. Не отдыхать, не сидеть, не валяться, не думать, а работать руками и головой. Меня распирало воодушевление изнутри, клокотала энергия, желание делать что-то полезное.

Я отпер дверь мастерской, вошел. Тихо, пусто. Гришка так еще и не вернулся. Печь остыла, верстаки чистые.

Я зажег лампу. Теплый свет разлился по мастерской, блеснул на инструментах, на медных деталях.

Я рошел к столу у окна, сел. Достал чертежи насосов, разложил перед собой.

Смотрел на них и думал.

Ночью, во время пожара, я заметил одну вещь. Люди долго качали рычаги насосов. Быстро уставали. Рычаг получился тяжелый, у него длинный ход, приходилось делать большое усилие. Через три-пять минут работы человек выдыхался, приходилось меняться.

Это нормально для инструмента, который используют изредка, недолго. Но если насосы нужны каждый день для тушения пожаров, это требует слишком много сил.

А ведь это можно улучшить.

Я взял чистый лист бумаги, перо, начал чертить.

Рычаг. Длина два аршина. Точка опоры посередине. Усилие прикладывается на конце рычага, передается на шток поршня.

Соотношение плеч один к одному. Значит, усилие не меняется, только направление.

А если изменить соотношение? Сдвинуть точку опоры ближе к штоку?

Я нарисовал схему. Точка опоры не посередине, а на расстоянии одного аршина от штока, одного аршина от конца рычага. Нет, не так. Пусть будет полтора аршина от конца рычага, пол-аршина от штока.

Тогда соотношение получится три к одному. Выигрыш в силе втрое. Человек прикладывает меньше усилия, но ход рычага длиннее.

Я быстро прикинул расчеты. При таком соотношении усилие уменьшается, но придется больше качать. Производительность упадет.

Нет, не подходит.

А если попробовать другой вариант. Добавить вторую рукоятку. Чтобы два человека могли качать одновременно.

Я нарисовал чертеж. Длинный рычаг, на нем две рукоятки, одна на конце, другая посередине. Работать будут два человека, качать вместе. Усилие распределяется равномернее, легче идет.

Но конструкция сложнее, рычаг тяжелее, дороже.

Я подумал.

А может, тут надо не менять рычаг, а добавить механизм? Например маховик. Тяжелое колесо, которое вращается, накапливает инерцию. Человек раскручивает маховик, тот вращается сам, передает движение на поршень.

Интересная идея. Но сложная. Нужны шестерни, оси, подшипники. Дорого, долго делать.

Я отложил перо. Потер глаза.

Устал. День длинный, напряженный. Ночью тушил пожар, днем разборки с городской администрацией.

Я посмотрел на чертежи. Улучшения возможны, тут есть дельные мысли. Нынешние насосы работают хорошо. Показали себя отлично. Новые сделаю по улучшенной конструкции. А потом, может, модернизирую дальше.

Встал, погасил лампу, вышел. Запер дверь.

Пошел домой. Матрена Ивановна встретила в горнице:

— А я уж думала, куда запропастились. Ужин стынет.

— Извините, Матрена Ивановна. В мастерской задержался.

— Работали? После такой ночи? Отдыхать надо!

Я улыбнулся:

— Работа лучше чем отдых.

Поужинал с аппетитом. Хозяйка подливала чаю, расспрашивала о дне. Я рассказал коротко о произошедшем.

— Вот и славно! — Матрена Ивановна всплеснула руками. — Значит, работы у вас теперь хватает!

— Надолго.

После ужина прошел в свою комнату. Зажег свечу на столе, сел.

Открыл ящик стола, достал пачку бумаги, перо, чернильницу.

Давно не писал Елизавете. Она волнуется, наверное.

А сейчас хочется написать. Рассказать о произошедшем. Я улыбнулся и обмакнул кончик пера в чернильницу.

Ключ повернулся в замке с привычным скрипом. Дверь распахнулась, впустив меня в прохладное полумрачное пространство. Запахи металла, масла и угольной пыли ударили в ноздри, родные, знакомые.