И почему-то я был уверен, что она всё это прекрасно понимает.

— Да… — ответила она после паузы. — В принципе, хочу. А ты будешь со мной дружить?

У меня в голове пронеслось:

«Боже ты мой, что за детский сад „Ромашка“, куда я вообще попал?»

Нет, я, конечно, понимал, что всем здесь около двадцати. Но не до такой же степени.

Я решил закончить этот цирк с конями самым простым и рабочим способом:

— Ну, если мы будем стоять тут дальше и не подойдём к родителям, — сказал я, — мы вообще ни с кем не познакомимся.

— Да, — кивнула Соня. — Идёмте.

— Да, пошли, — поддержал Женя, будто был рад, что кто-то взял инициативу на себя.

Он повернулся и пошёл к своим родителям. Остановившись рядом с ними, выдавил:

— Мам, пап… это мои друзья.

К тому времени мы уже стояли рядом с ним.

Я мысленно стукнул себя по лбу.

Вот вроде адекватный, умный парень. А в такой ситуации — посыпался. Было видно, что ему это неприятно, неудобно, и где-то он даже стесняется собственного статуса. Хотя странно, конечно, стесняться статуса — но люди вообще странные существа.

Я понял, что если ничего не сделать, этот момент так и повиснет в воздухе. А у меня, во-первых, реально начинало ухудшаться самочувствие, а во-вторых, я действительно хотел есть. Работа с мыслями на предметах даётся мне тяжело, и откаты я чувствую довольно быстро.

Я шагнул вперёд.

— Давайте я нас нормально представлю, — сказал спокойно.

Я посмотрел сначала на отца, потом на мать.

— Меня зовут Роман Аристархович Крайонов. Барон. Частный детектив. Пару недель назад открыл агентство в Серпухове.

Кивнул в сторону Ксюши.

— Это Ксюша. Моя помощница и, если честно, то ли правая, то ли левая рука — мы сами ещё не определились.

Потом — на Женю.

— С Евгением вы знакомы. Он тоже часть моей команды. Правая или левая — вопрос всё тот же.

И наконец посмотрел на Соню.

— А это Соня. Мы познакомились сегодня. Представительница канцелярии. Отдел по вопросам аристократии.

Отец Жени внимательно посмотрел на меня. Взгляд у него был цепкий, оценивающий, но без открытой враждебности.

— Очень приятно, — сказал он уважительно. — Тогда и мы представимся.

Он чуть выпрямился, словно подчёркивая момент.

— Александр Фёдорович Решетников. Глава рода.

Женщина рядом с ним мягко улыбнулась.

— Любовь Васильевна Решетникова. Его жена.

Глава кивнул на Женю, уже без пафоса, почти по-домашнему:

— Евгений. Вы с ним тоже знакомы, но позвольте представить его полностью. Евгений Александрович Решетников. Единственный сын. И будущий глава рода.

Будь я чуть менее воспитанным и чуть более простым — я бы присвистнул.

Про Решетниковых я слышал.

Их основной контур — Москва, но влияние тянется по всей Московской области. И «по всей» — это не фигура речи. В одном регионе у них заводы, в другом — строительный бизнес, в третьем — логистика и ресурсы. Это уже не просто род. Это корпорация, завёрнутая в аристократическую форму.

С такими не просто считаются. Таких уважают, боятся, любят и подлизываются — в зависимости от ситуации.

И от этого мне стало ещё непонятнее поведение Жени.

Я мог предположить давление. Мог предположить конфликт ожиданий. Но даже сейчас, по первым впечатлениям, было ясно: эти люди не выглядели теми, кто ломает собственного сына. Им это просто не нужно. При их возможностях он мог бы вообще никуда не выходить и жить и он и ещё два-три поколения после него на автоматизме, ничем не занимаясь.

И именно поэтому вопрос «почему?» становился только острее.

— Саша, посмотри, как он исхудал, — первой не выдержала мама Жени.

Любовь Васильевна смотрела на сына с искренним беспокойством, словно он только что вернулся не из съёмной квартиры, а из долгой командировки на край света.

— Да не исхудал он, — отмахнулся Александр Фёдорович. — Что ты драматизируешь, Люба?

— Да нет, Саша, посмотри, — она шагнула ближе. — У него щёки впали. Ты что, не кушаешь, сынок?

— Да кушаю я, мам, — буркнул Женя. — Всё хорошо.

Ответил он так, как отвечают подростки: быстро, с лёгким раздражением и желанием, чтобы тему уже закрыли. И мне вдруг показалось, что рядом с родителями он и вправду становится младше — не по возрасту, а по состоянию.

И в этот момент я чётко понял: здесь нет злости, нет обиды, нет холодного конфликта. Это не ненависть и не разрыв. Это, скорее всего, порыв юношеского максимализма, который со временем превратился в принципиальную позицию.

По Жене было видно, что он относится к ним хорошо. Даже больше — тепло. Просто когда-то были сказаны слова. А слова, сказанные мужчиной, хочется держать. Даже если тяжело. Даже если со временем начинаешь сомневаться.

— Кстати, молодёжь, — вмешалась Любовь Васильевна, — а вы голодные?

Женя ответил резко, почти автоматически:

— Нет, мы поели.

— Нет, — тут же сказала Ксюша, даже не задумываясь. — Мы не поели.

— А я поела, — спокойно добавила Соня.

После этого все синхронно посмотрели на меня.

С таким видом, будто именно я сейчас должен вынести окончательное решение и определить судьбу вечера.

— Вообще-то, — сказал я, — я голодный. Но не хотел бы вас напрягать. Мы собирались поехать в одно отличное место и поесть плова.

— Какой плов?.. — удивилась Любовь Васильевна. — Давайте поедим нормально.

Александр Фёдорович кивнул, словно решение уже было принято без обсуждений.

— Мы, в принципе, тоже заехали сюда больше посмотреть на место, — сказал он. — Думали приобрести этот ресторан. Но, наверное, не будем. Здесь проблемы с безопасностью.

Моё внутреннее быдло снова едва не присвистнуло, но вслух я сказал спокойно:

— На самом деле, с безопасностью здесь всё неплохо. Скорее сыграл фактор планирования. Нужно немного расширить зону камер, а в целом уровень высокий.

— То есть вы здесь были по делу, а не поужинать? — уточнил он.

— Сначала поужинать, — ответил я. — А потом это превратилось в дело. К сожалению, подробности рассказать не могу, но с безопасностью здесь всё в порядке.

— Клятва? — понял он сразу.

— Клятва, — подтвердил я, отзеркалив его короткий кивок.

— Ладно, — махнул он рукой. — Тогда чего стоим? Пойдёмте поедим.

— Пройдёмте поедим, — поддержала Любовь Васильевна.

Соня, явно не до конца понимая происходящее, осторожно спросила:

— А как у вас здесь столик забронирован? Тут же постоянная очередь…

И тут все дружно рассмеялись.

Даже Александр Фёдорович — глава огромного рода — рассмеялся искренне, без пафоса.

Я повернулся к Соне:

— Соня, ты точно по делам аристократов работаешь? Может, в другом отделе?

— Точно, — смутилась она.

Это вызвало новую волну улыбок, и напряжение окончательно ушло.

— Идёмте, — сказал Александр Фёдорович, разворачиваясь к входу. — Для нас здесь всегда найдётся место.

И мы пошли внутрь.

Савелий Юрьевич приехал в поместье уже ближе к ночи. Не в основной дом, где его ждали бы лишние взгляды и привычные лица, а в тот участок владений, который держали «под другие задачи». Там не принимали гостей. Там решали то, что нельзя решать на людях.

Он прошёл внутрь спокойно, без спешки, будто возвращался в обычный кабинет. Охрана была позади него ровно на шаг и не задавала вопросов. Здесь вопросы задавал только он.

Комната для таких ситуаций находилась ниже жилых помещений. До неё вели ступени, каменная прохлада и короткий коридор, в котором звук шагов не разлетался, а вяз в стенах. Савелий знал это место на ощупь. Он не любил его. Он привык к нему.

Здесь были камеры для провинившихся людей, с которыми ещё имело смысл разговаривать. Камеры не для показательных наказаний и не для официальных процедур. Для личных разговоров. Для тех, после которых в документах остаётся пустота, а в жизни человека остаётся только то, что решит Савелий.