— Так это я был в восемь утра, потому что сам захотел, а не потому что куда-то бежать нужно.
— Ну да… логично.
Он пожал плечами.
— И опять же: куда я пойду? Да, я неплохой механик, но сидеть целыми днями в сервисе мне тоже неинтересно.
— Ты же любишь машины. Почему неинтересно?
— Одно дело — делать что-то для себя: покрасить, улучшить, доработать. А другое — возиться с чужими. И не всегда с теми, что нравятся. Марки, модели… Да. Платят хорошо, но муторно это всё.
— Понимаю, Жень. Тогда почему именно ко мне хочешь пойти? Я же тоже получается «дядя».
Мы остановились на светофоре. На пешеходной зоне двое сотрудников какого-то офиса делили один бургер пополам, смеясь над чем-то. Курьер на электровелосипеде едва не влетел в прохожего, но оба разошлись, даже не обернувшись. Город жил в своём ритме: шумел, толкался, торопился. А мы ехали в нём как будто в отдельном пузыре — мягком, но отрезанном от всего вокруг.
Он даже приподнял взгляд, и мне на секунду стало не по себе — как будто отвлёкся от дороги. Я рефлекторно схватился за ручку. Но вёл он уверенно, так что тревога быстро прошла.
— Наверное, потому что наше первое знакомство — это погоня за другой машиной. Сейчас мы тоже расследуем дело, связанное с машинами. И я предполагаю, таких дел у тебя будет много. Плюс… я когда-то читал книжку про детектива, у которого был напарник. Да и у супергероев тоже всегда есть напарники. Я бы не отказался быть таким напарником. А если ещё и платить за это будут — почему бы и нет.
Я невольно улыбнулся.
Ну да. Юноша молодой. Погони, приключения, громкие дела… Тут легко вдохновиться. В книгах всё именно так и выглядит — детектив и его протеже, супергерой и его напарник.
Повисла пауза, и я понял, что молчание он мог принять за отказ.
— Жень, по-честному… — сказал я. — На самом деле я не против. А на какую зарплату расчитываешь?
Сам удивился, что задал этот вопрос так легко. Что-то в этом парне располагало.
Он достал телефон, принялся что-то пролистывать, и мне снова стало тревожно: водитель за рулём, а глаза в телефоне. Единственный, кому, похоже, было всё равно, — кот, который спал у меня на шее.
— Вот, смотри, — сказал он, показав мне экран телефона с какими-то списками. — Сейчас я живу примерно на тридцать пять тысяч в месяц. Если в твоём случае мы говорим о свободном графике, но обязательном утреннем развозе тебя на работу, вечернем — домой, и работе по мере нагрузки… то я готов начать даже с пятнадцати тысяч в месяц.
Я в голове присвистнул. Это же совсем небольшие деньги за личного водителя.
— Ну и ещё на заправку, — добавил он.
— Вот и начинается…
— Да что начинается! Моя «ласточка» немного ест. Ну тысяч семь в месяц.
— Думаю, мои поездки выйдут дешевле.
— Может быть, — усмехнулся он.
Я кивнул.
— Знаешь что… давай действительно оформим договор. После сегодняшней слежки.
— Прям официальный договор? — Женька сделал серьёзное лицо и чуть передразнил мой тон.
— А почему нет? Смотри. Есть нюанс: если мы подпишем официальный договор, ты сможешь со мной проезжать на определённые объекты. Мы же всё равно регистрируем договор в имперской канцелярии. И ты станешь моим помощником и водителем официально. Получишь небольшую корочку. С ней можно выполнять часть моих поручений — например, заехать куда-то за документом или забрать письмо. Понятно, что серьёзные бумаги подписывать ты не сможешь. Но как мой представитель какие -то полномочия ты уже получишь.
Он слушал очень внимательно.
— Но предупреждаю сразу: дела могут быть серьёзные. И там неразглашение. Даже сейчас оба дела идут под грифом «секретно» — в определённом смысле.
— Прям всё настолько серьёзно?
— Давай скажем так: одно дело — княжеского рода, другое — графского. Люди высокого полёта сам понимаешь. Лучше не углубляться.
— Я и спрашивать не хочу, — выдохнул он. — Я понял.
После этого он замолчал, и машина будто тоже стала тише. Мы выезжали из деловой зоны к более оживлённым кварталам: торговые павильоны, киоски с напитками, люди с пакетами еды. Обеденное время вступило в силу полностью, и город начал поддаваться характерной суете — не агрессивной, но густой. На перекрёстке водитель слева жестикулировал в телефон, а женщина справа пересматривала документы на коленях. У каждого — своя жизнь, свои заботы. А у нас — своё дело.
Я кивнул.
— Тогда так. После договора тебе нужно будет дополнительно сходить в канцелярию и пройти ритуал над артефактом неразглашения. Каждый детектив проходит такой. Если нарушаешь — канцелярия узнаёт. Он информирует, и фиксирует детали.
Я не вдавался в подробности, как работает полностью артефакт — такие вещи не продаются в открытом доступе и не предназначены для обычных обывателей. Но понимал главное: если кто-то разгласит секреты, канцелярия найдёт и спрашивать будет строго.
Женька кивнул. И впервые за всю дорогу стал серьёзен по-настоящему.
Оставшийся пути мы провели в молчании. Только перед самым подъездом мой будущий водитель произнёс:
— Подъезжаем. Хотя, если честно… твой адрес ведёт в жилые дома. Но почему-то кажется, что тебе нужен вот этот торговый комплекс.
И правда. Охранник, видимо, скинул мне адрес по табличке на ближайшем здании, не зная точного названия центра.
— Спасибо, — сказал я и набрал Андрея.
— Андрей, я на месте. Где объект?
— Господин Крайонов? Она сейчас в торговом центре, второй этаж, бутик женской одежды… «Z. A. M. A.».
— Это та, что с точками в названии?
— Да, она самая.
— Хорошо. Я тогда попытаюсь встать так, чтобы начать слежку.
— Там уже наш человек. Следит за ней. Но она его знает. Есть вероятность, что она попытается уйти от наблюдения.
— Тогда давайте сделаем так, — сказал я. — Когда я буду внутри, подам вам сигнал. Пусть он уйдёт.
— Уйдёт? Зачем?
— Чтобы она подумала, что слежку с неё сняли. Либо что наблюдение сменилось. Это может выбить её из равновесия. Может совершить ошибку.
— Но мы так никогда не делаем, — сказал Андрей.
— Поэтому и предлагаю, — ответил я спокойно. — Это может сработать лучше обычного.
— Я понял, — коротко сказал он.
Связь оборвалась.
А у меня в голове уже привычно выкристаллизовывалась схема. Человек, который долго живёт под наблюдением, перестаёт реагировать на сам факт слежки — он реагирует на её ритм. На знакомые силуэты, повторяющиеся лица, на появление или исчезновение привычных деталей. Собственно, слежка для него — почти фоновый шум. А вот тишина уже не фон. Когда из поля зрения пропадает тот, кого ты ожидаешь увидеть, включается другая логика: либо наблюдение стало тоньше, либо его сняли совсем. И в обоих случаях человек меняет поведение. Начинает искать окна, маршруты, возможные пути отхода. И именно в этот момент чаще всего ошибается.
По сути, это старый приём: не давить на объект, а дать ему подумать, что давления больше нет. Он расслабится, поверит, что получил преимущество. И сделает первый шаг — тот, который потом проще всего отследить. Слежка — это не про бег по пятам. Это про то, как дать человеку возможность выдать себя самому.
Такая мысль всегда возвращалась ко мне чем-то знакомым, почти рефлекторным. Что-то от той подготовленности, которая осталась со старой жизни — не столько от структуры, сколько от того, как нас учили наблюдать, а не преследовать.
Я выдохнул, посмотрел на вход в торговый центр и только сейчас поймал себя на другом:
Я не подготовился к переодеванию.
Она меня уже видела дважды: вечером — в переулке, и утром — в кофейне. Про её память я ничего сказать не могу. В документах я никакой информации по этому поводу не находил. Но лучше было бы подстраховаться. Я даже хлопнул себя по лбу: надо было подняться в офис и найти хотя бы кепку. Я помнил, что покупал одну. Но времени уже нет.
Я повернулся к Женьке:
— Слушай… у тебя ничего нет, чтобы замаскироваться?