— Видишь, внучек, правда, как вода, — дорогу найдет. Но запомни на будущее этот урок. До смерти своих никак нельзя, даже за дело, а то круг не посмотрит…

Я кивнул, глядя, как солнце пробивается сквозь кроны деревьев. На душе было пусто. Наконец-то это сумасшествие закончилось — хоть со двора вовсе не выходи.

После круга прошло две недели. На календаре, если он тут у кого и был, значился уже июль 1860 года. Вот уже месяц, как я живу в теле Григория Прохорова. Освоился в новом теле, но с заботами о хозяйстве никак не хватает времени на полноценные тренировки. Удается выкроить не больше часа в день — слезы, по большому счету.

Последние две недели практически все время уходило на восстановление нашей хаты. Работали от зари до зари, пока светило солнце. Трофим, Сидор, Мирон и я — мы стали слаженной бригадой. Дед, немного окрепший, уже не просто сидел и наблюдал, а давал указания, а порой и сам брался за инструмент, выбирая посильную работу.

Стены из самана мы поставили быстро. Блоки, высохшие на солнце, оказались крепкими. Кое-где поправили старые стены хаты и пристройки, как и задумывали. Сразу же настелили и полы — деревянные, как я хотел. Доски Мирон подогнал плотно, без щелей. Когда я впервые прошелся по ним босыми ногами, чувствуя под ступнями гладкое прохладное дерево — не утоптанную землю, — то пришел в восторг от этой, на первый взгляд, пустяковой победы.

Крышу пока накрыли соломой — временно, чтобы дождь стены не размыл. Смотрелась убого, но свое дело делала. Каждый вечер я с тревогой поглядывал на небо.

Я занялся вопросом крыши всерьез. Солома меня никак не устраивала. Она ведь запросто могла вспыхнуть от одной искры. Все свободное время ломал голову, как лучше поступить: черепицу сделать самим или купить. В итоге решил спросить у атамана.

Пришел к Гавриле Трофимычу на двор. Застал его за починкой сбруи.

— Здрав будь, атаман. По делу к тебе.

— Здоров, Гриша. Что стряслось?

— Насчет крыши. Хочу черепицей покрыть. Не подскажешь, в Пятигорске ее достать можно?

Атаман отложил шило, посмотрел на меня с недоумением.

— Черепицу? Да ты что, паря? Дорого это, очень. Да и зачем? У всех солома, и ничего. Испокон веков так живут.

— Солома горит, Гаврила Трофимыч. Одна искра — и нет хаты. Вон сам видишь, после набега горцев что творилось.

Он покачал головой.

— Ладно, если уж так приспичило. Делают, делают в Пятигорске.

— А сколько примерно стоить может?

— Черепица — рублей сорок за тысячу штук. Еще привезти надобно, это отдельно. На хату твою, поди, тысячи три с гаком нужно. Вот и считай, деньги немалые, Гриша.

Я прикинул: «Немалые, конечно, но дело нужное».

— А трубы тоже делают? — спросил я. — Дымовые или под воду?

— Слыхал, вроде делают, тебе уж на месте надобно спрашивать. Тут я точно не подскажу.

Поблагодарил атамана и пошел обратно. Думал по дороге. Деньги найти можно — продать что-то из трофеев, да и от Жирновского еще в сохранности лежат. Загорелся, в общем, этой идеей.

Вернувшись, нашел Мирона, который как раз собирался браться за желоб из лиственницы.

— Мирон, придержи пока с желобом. Сделай сначала навес для лошадей и нужник доделай. Да еще сруб для баньки — небольшой. Крышу буду черепицей крыть — за ней съездить надо в Пятигорск. Там, говорят, и трубы можно глиняные купить. Это уж понадежнее всяко дерева будет, да и мороки меньше. А деньги пока оставь, в счет других работ. Да по срубу баньки прикинь. На нее тоже черепицы постараюсь привезти.

— Черепицей? — Мирон удивленно поднял бровь. — Ну, хозяин — барин. Навес и нужник через седмицу, думаю, закончу, а по баньке прикину, да все обскажу.

— Добре, — кивнул я.

Теперь нужно было ехать в Пятигорск. Снова пошел к атаману.

— Гаврила Трофимыч, не собирается ли кто в Пятигорск на днях? За черепицей бы съездить.

— Никто, Гриша. Только через неделю обоз пойдет.

Ждать неделю не хотелось — уже руки чесались, и зуд в одном месте начался. Такое и в прошлой жизни бывало: возьмешься за дело — непременно завершить хочется.

— Поеду один, — решил я. — На месте извозчиков найму для доставки до Волынской.

— Смотри там аккуратнее, — бросил атаман. — Одному-то больно неспокойно сейчас.

— Благодарствую за заботу, — сказал я, — поберегусь.

Вернулся домой, стал готовиться к дороге. Нужно было проверить оружие, собрать деньги, прикинуть, что из трофеев продать можно. И подумать, как безопасно добраться до города и обратно с немалым грузом.

Дорога до Пятигорска заняла бы дня два, не меньше. Выехал я затемно, никому, кроме деда, не сказав. Лишние уши были ни к чему — родственники того горца, Умара, могли и правда мести искать. Лучше постараться такой теплой встречи избегать.

Первый день пути подходил к концу. Солнце клонилось к горизонту, дорога на этот раз далась куда легче, чем в прошлый: к лошади и седлу уже привык, да и сам чувствовал себя куда бодрее, чем три недели назад.

У перелеска, недалеко от тракта, заметил знакомое по прошлой поездке место, где обычно останавливались путники. Там уже стоял небольшой обоз — две телеги, крытые парусиной. Стреноженные кони паслись неподалеку. Подъехал ближе, придержал лошадь.

— Добрый вечер! — крикнул я. — Можно рядом встать?

Из-за телеги вышел невысокий полный мужчина в темном кафтане, с умными бойкими глазами, с густой черной бородой.

— Вечер добрый, юноша! — ответил он почти без акцента, но с легким горловым призвуком. — Места хватит всем. Слезай, гостем будешь.

Я спешился, подвел коня к их лошадям.

— Григорий Прохоров, — представился я.

— Арам Гукасян, — кивнул он. — В Пятигорск товар везу. Присоединяйся к столу, не стесняйся.

Отказываться не стал. Развьючил лошадь, присоединился к их костру. На стол достал кусок сала да пол свежего каравая. Купец оказался армянином, вез на базар ткани да специи. С ним были двое возчиков — один, похоже, его земляк, а другой русский на вид, но не особо разговорчивый. Еще был один, тоже похож на армянина, но с суровым лицом и при оружии — видимо, выполнял роль охраны.

— Знакомься, Григорий, это Сурен, Ашот и Николай.

— Добрый вечер, путники! — поприветствовал я людей.

Все ответили вперебой, Сурен, тот, что выглядел самым суровым, лишь кивнул.

Один из возчиков налил мне в глиняную миску густой похлебки. Пахло дымом, бараниной и чем-то еще, пряным и незнакомым.

— Это хаш, — пояснил Арам. — Наше блюдо. Говяжьи ножки, много зелени. Кушай, пальчики оближешь, еще будешь просить, да!

Я попробовал. Бульон был наваристый, жирный, с нежными кусками мяса, что буквально таяли во рту. Чеснок, какая-то горьковатая трава и, видать, перца не пожалели — язык слегка щипало. Непривычно, но и правда очень вкусно. Я доел миску до дна, чувствуя, как по телу разливается теплота.

— Спасибо, — сказал я, отодвигая пустую миску. — Очень вкусно, Арам, ум отъешь.

— Не за что, — улыбнулся Арам, хохотнул. — Куда путь держишь, если не секрет?

— В Пятигорск, — ответил я уклончиво. — По хозяйственным делам.

— Понимаю, — кивнул купец. — Такой молодой джигит, а уже хозяйством занимаешься, молодец!

— Приходится… приходится, Арам.

Мы посидели еще немного у костра. Я слушал его неторопливые рассказы о случаях на тракте, косился на темнеющий лес. Мысли возвращались к черепице, к деньгам, к тому, как все это провернуть. Но усталость брала свое, и вскоре я завернулся в дедовскую бурку, устроившись недалеко от костра, и провалился в сон, прислушиваясь к потрескиванию углей и храпу возчиков.

Я проснулся среди ночи от крика. Ашот дико, нечленораздельно заорал. По старой привычке я резко вскочил и отпрыгнул от своей лежанки, уходя с возможной линии огня. В этот же миг грянул выстрел. Вспышка осветила лагерь на мгновение — это Николай выстрелил из своего ружья куда-то в сторону леса.

В темноте ничего нельзя было разобрать. Мысль пронеслась: «Горцы?»