— Так может, ваше величество, вы плохо выбираете друзей, — улыбнулся Уэсли, выглядело это довольно хищно.

— Во-первых, это мне самому судить. Во-вторых, мы с этого начали: вы прилагаете неимоверные усилия, чтобы испортить отношения с Новой Гипербореей. Хотя и трудно сломать то, чего не существует.

— У нас есть шанс исправить это упущение, — примирительно сообщил Уэсли. — Ваше величество, наш разговор как-то неправильно стартовал. Предлагаю начать его заново.

— Ваше величество, — вмешался вдруг Лаперуз, — установление дипломатических отношений — долгий и трудный процесс! Это невозможно решить так вот просто! Нужны шаги с обоих сторон, показывающие некоторую серьезность намерений!

— Вовсе нет по обоим пунктам, — возразил я. — Во-первых, это может произойти очень быстро, как это вышло у нас с Россией и Китаем. Во-вторых, отношения не обязаны быть непременно хорошими. Вы пока пытаетесь делать вид, что меня не существует. И судя по тому, что все мы встретились в этом приятном месте, у вас не сильно получается меня игнорировать.

— Хватит прелюдий!

Штауфен стукнул кулаком по столу. Его соратники недовольно поморщились, француз даже заблеял что-то успокаивающее.

— Ситуация с Карпатской Республикой вышла из-под контроля.

— Из-под вашего контроля, — поправил его я.

— Вы не заключали военный союз с Россией, — продолжил немец. — Значит не имеете права вмешиваться в ход военных действий.

— А разве в Карпатах идет война? Неужели кто-то кому-то ее объявил? — удивился я.

— Завязывайте демагогию!

— Вы уж определитесь, мы сейчас обсуждаем дипломатию или реальное положение вещей? А все ли участники нашей встречи в курсе, что на самом деле происходит? За своих спутников я ручаюсь. А как насчет любезнейшего месье Лаперуза.

— Я граф! — пискнул посол. — И я не очень понимаю, что вы имеете в виду?

— Мы же решили обходиться без титулов, — напомнил я. — И, судя по вашему ответу, вы как раз не в курсе. Тогда следующий вопрос, зачем вы здесь, граф? Нет, не поймите превратно, я счастлив, что мы познакомились! Вопрос в смысле нашей встречи.

— Мы еще с трудом уговорили турок не совать свой нос, — абсолютно неожиданно рассмеялся Кох. — Но вы правы, нам не хватает конфиденциальности, чтобы говорить абсолютно открыто. Так что вы простите за намеки. У нас два вопрос на повестке дня. Первое — Карпаты.

— Вы должны вернуть всю технику, которую нагло украли! — вдруг грубо перебил его Штауфен. — И заплатить за порчу инфраструктуры в Польше, которая не участвует в военных действиях.

Мы с Покровским одновременно рассмеялись.

— Вы превращаете войну в фарс! Такое поведение недопустимо! Равно как и ваше в ней участие. Какого черта вы вообще в это полезли?

— Вы знаете, зачем я полез, — я прикрикнул на этих клоунов Голосом. — Вся карпатская история — предотвращение террористических актов беспрецедентного масштаба. Вы все в курсе, что я имею в виду. Кроме разве что нашего милейшего графа.

— Но действительно, что вы имеете в виду? — живо откликнулся посол.

— Спросите у своих коллег. Сейчас не время и не место для политинформации, — отмахнулся я.

— Вы не имели права похищать наши танки! — вдруг залопотал француз. — Это промышленный шпионаж!

«Да он бредит что ли», — подумал я.

— Николай Александрович, что мы думаем об их танках?

— Французские, уж простите ваша светлость, совсем никуда не годятся, — с улыбкой заговорил Покровский, — немецкие немного лучше. Первое место отдадим американским. Но все они заметно уступают российской технике. Уверен, что в крупном танковом сражении вы бы это сразу почувствовали.

— Так что о каком шпионаже может идти речь? — закончил я его мысль. — И вы не понимаете главного, господа. По большому счету я не вмешивался в военные действия. Поверьте, если бы в них участвовали мои войска с моим оружием, вы бы сразу это заметили.

— А как можно назвать тот цирк, что вы устроили? — фыркнул Уэсли.

— Прекращением фарса под названием «путч в Карпатах». Теперь слушайте меня. Ваше забавное приключение в Республике закончилось. Вы свернете манатки и забудете, что эта страна существует на белом свете. Вам не понравится развитие событий, если оно произойдет.

— И вовсе вы не закончили войну в Карпатах, — раздраженно выпалил Штауфен. — Наоборот, вы вывели ее на новый уровень. Что вы о себе возомнили, Бореас? Думаете, вы контролируете свой мирок? У вас там один город на целую планету. Не боитесь лишиться львиной части территории?

— Не боюсь, — честно ответил я.

— А стоило бы, — хмыкнул Штауфен. — Теперь, что касается Карпат. Вы прекратили прокси-войну. Только теперь она может разрастись в настоящую, против объединенных армий европейских королевств и Североамериканских Штатов. Это можно было бы избежать, если бы вы проявили хоть каплю благоразумия.

— Да погодите вы, — поморщился Уэсли. — Что ж все накаляете, Герман. Мы здесь, чтобы попытаться договориться. Развязать мировую войну мы всегда успеем. Давайте пока отложим в сторону карпатский вопрос. Есть тема поважнее. И вы, мой друг о ней в курсе.

— Мне сейчас стало интересно, — заметил я.

— Это хорошо! Произошел некий неприятный инцидент в Праге.

— Еще один акт террора, — буркнул Штауфен.

— Да погодите, Герман! По нашим данным после тех печальных событий у вас в плену оказалась некая очень важная персона!

— Какая именно? — уточнил я самым нейтральным тоном.

— Еще и не одна, — закатил глаза Штауфен.

— Я бы назвал ее инфернальной сущностью. Мы хотим обсудить условия ее обмена. И, конечно, вашего невмешательства в земные дела.

— О чем вы говорите? — вытаращил глаза француз.

— Я вам потом объясню, — ласково, но жестко ответил Уэсли.

— Инфернальной! Нашли же слово! Послушайте, что я скажу, господа. Я бы не вмешивался в местные дела, если бы усилиями этой самой особы на Земле не разгорелся глобальный кризис. Именно в тушении этого пожара и заключен весь смысл моих действий. И когда пожар потухнет, тогда особа выйдет на свободу.

— Ну какой пожар! — покачал головой Уэсли. — Я уверен, что вы не намерены использовать данную особу как заложника. Сильно сомневаюсь, что вы вообще способны причинить ей вред. Не знаю, как вы ее удерживать умудряетесь.

— Вам и не положено знать, — прокомментировал я.

— Вопрос лишь в условиях ее освобождения. Полагаю, мы способны предложить за нее весьма щедрый выкуп.

Он достал визитную карточку и написал на ней число. В этот раз он был куда щедрее, чем в переговорах с Манном.

— Это сумма в долларах, я полагаю?

— Конечно, — не слишком натурально рассмеялся Уэсли. — Не в рублях же!

— Забавно, — невесело рассмеялся я. — Вы упорно пытаетесь меня подкупить фантиками. Даже попытки не сделали предложить мне что-то стоящее, по-настоящему мне нужное.

— Чем вас не устраивают доллары? — сердито осведомился Штауфен. — Хотите, дам вам марки.

— Генри Манн совсем недавно объяснял мистеру Уэсли, почему он не считает доллары какой-то ценностью. Но вы пытаетесь показать свою щедрость, засыпая меня бумажками, которые сами бесконтрольно печатаете. Не какими-то природными ресурсами, даже не Гиперборейскими талонами. Спасибо, что не суете бусы, как какому-то дикарскому царьку.

— Ваши условия, Бореас? Назовите, и мы их обсудим.

— Вы не поняли, мистер Уэсли. Я не торгуюсь с вами. Я просто выражаю восхищение вашим упорным желанием получить что-то, ничем не жертвуя. И столь же упорным неуважением ко мне. Совершенно бессмысленно меня подкупать долларами или любой земной валютой. Мое личное состояние намного превышает годовой бюджет Североамериканских штатов. И в моем распоряжение огромный мир с нетронутыми природными богатствами. А также доступ к знаниям и технологиям, намного опережающим ваши самые дерзкие фантазии. Так что мой ответ очевиден: Кали останется там, где ей и место, пока кризис, который она же и создала, не закончится.