— Ты вытащила Старший Камень, Атбал? — поинтересовался я у Вайси, озадаченно смотря туда же.

— Иные Камни Душ не смогли в себя вместить душу элементального монарха. — пространно пояснила девушка, даже не посмотрев в нашу сторону. — Это увеличит размеры и объем работы для наших кузнецов, но более никаких проблем не предвидится… Разве что… Нужно будет экранировать даэдрическое излучение… Иначе это повлияет на целостность металла… — эльфийка принялась вслух рассуждать о нашем с ней проекте, который мы буквально на коленке состряпали в той пещере.

— Ха-а-а… Ладно, тогда объясню я. — поняв, что загоревшаяся нашей идеей девушка сейчас вне зоны доступа, пришлось начать объяснять мне. — Мы планируем создать голема. Голема, который будет двигаться за счёт остатков монарха льда. Голем будет выступать ещё и клеткой для них. Мы создадим гигантские доспехи из лучшей стали и драконьей кости, в которые и будет заключена сущность бывшего повелителя Гласиаса.

— Амбициозный проект. — заключила архиепископ тоном, будто семь раз на дню такое видит.

— Реализуемый. — легко пожал я плечами. — Кузнецы говорят, что это возможно, как и Вайси с теми колдунами, с которыми мы проконсультировались. Проект небыстрый, учитывая что специалистов по даэдра у нас немного, однако сами знаете, с ледяными атронахами у нас всё очень неплохо. Тем более после наших исследований, ну-у-у, вы должны были слышать…

— Слышала, слышала. — с чётко прослеживаемой усмешкой ответила мне Фифтивиэль. — Из-за них вы в итоге на восемьдесят зим и пропали в Обливионе.

— Так что, наша работа не подпадает под запрет? — поинтересовался я, уже зная какой ответ получу.

— Разумеется… Нет. Атронахи не коварны, подобно Принцам Даэдра. Коли подобное запрещать, то и все призывы наших верных наёмников из Обливиона придётся под запрет определять. Моё благословление вы получаете, Первый Меч, капитан паладинов наших верных. Не смею я отвлекать более. — невольно перейдя на более архаичный снежноэльфийский проговорила архиепископ, тут же спокойным шагом направившись прочь.

Я же вновь развернулся к Вайси, вместе с которой мы собираемся создать, м-м-м… Некоторое, очень отдалённое подобие Нумидиума. По крайней мере, идею я позаимствовал с него. Подобие металлической оболочки, которая будет питаться подобием уже камня душ, источника энергии.

Разумеется, почти никаких двемерских знаний у нас не было, так что первоначальный проект, или прототип, будет действовать почти полностью на магии.

Ледяной Рыцарь… Да, неплохо звучит. Станет прекрасным подспорьем в бою, особенно с драконами и великанами — из-за своих схожих размеров.

Ну а теперь пора за работу.

Кайзаль/Скайрим.

Вершина Глотки Мира.

Спустя несколько лет.

Партурнакс.

Если бы у вечных и неизменных детей Акатоша было понятие старости, то его можно было бы без всякого преувеличения назвать стариком.

Так всё чаще и чаще с каждым столетием называли его собственные собратья, что уж говорить про тех из смертных, кто узнавали его возраст?

Когда окончилась… Или никогда не начиналась… Или когда пролетел последний миг Эры Рассвета, зовущейся так смертными, воспоминания о которой даже у него, второго сына Акатоша, были размыты и неполны, словно тогда само время начинало обращаться вспять и возвращать привычное свечение…

…Когда началось более линейное течение времени, когда Акатош взял полный над ним контроль и навязал его не только Нирну, но и в некоторой степени даже остальному Мундусу и Обливиону, уже тогда Партурнакс считался очень старым Дова.

Ныне же и вовсе его кожа и чешуя на крыльях и хвосте истрепалась, были погнуты и даже сломаты рога и шипы по всему телу, на подбородке из них образовалась костяная борода, окрас чешуи на всём теле потускнел, а ряд зубов в пасти отсутствовал.

Он мог пройти перерождение.

Умереть и вновь воскреснуть.

Старший брат предлагал ему, и не раз.

И всегда Партурнакс отказывался.

Ибо видел, что подобная власть первенца их Отца над Его детьми развращала Алдуина. Взращивала и усиливала и так врождённую жажду власти, присущую всем драконам.

Даже самому Партурнаксу, который в былые времена властвовал над многими из смертных. Однако в отличии от младших его братьев, которые ощущались для него таковыми даже с учётом отсутствия привычного для нынешней эры течения времени, старый Дова всегда предпочитал представать не недосягаемым владыкой, а учителем, который был не против обучить смертных, наставить на верный путь… Ему было приятно и интересно с ними общаться.

Годы шли.

Менялись земли, менялись смертные, кои служили драконам. Последние не менялись внешне, они оставались всё такими же вечными и неизменными, но… Менялись внутренне. Ощущение абсолютной власти над хрупкими смертными созданиями вкупе с осознанием собственного бессмертия, привели их к глупости, отсутствию понимания понятия необходимой и чрезмерной жестокости.

Годы абсолютного правления приучили их к тому, что смертный обязан им подчиняться. Ибо только они знают, что верно, а что нет. Хотя масса, масса примеров была обратного, и большинство из них произошли на глазах самого Партурнакса.

Казалось бы — вот он, шанс для его младших братьев и одного старшего!

Сильные смертные, поклоняющиеся их отцу, которые смогли убить десятки самых глупых и слабых из его братьев! Вот он шанс доказать, что драконы слишком сильно погрузились во власть, которая стала их оковами и цепями!

…Но всё пресеклось лично самим Первенцем Акатоша.

Который уничтожил сопротивление смертных меров и воскресил всех убитых. Потратив множество своих сил и не имея возможности пополнить их в полной мере… Но… Он тем самым окончательно похоронил возможность изменений в драконьем обществе. Заодно выводя свой авторитет на недосягаемый уровень, на котором всякий брат, всякий из Дова заглядывал ему в глотку и внимал любому его слову.

Это стало апофеозом.

Это окончательно развратило старшего брата Партурнакса.

Он сделал непоправимое.

Возомнил себя Богом, подобным Отцу.

Но что самое страшное… Почти все Дова ему поверили. Уверовали в его могущество, сравнимое с Отцовским.

Глупость… Глупость, из-за которой они лишились покровительства отца окончательно. Это не было чётким знанием, скорее непререкаемой истиной, которую ощущал древний Дова всем своим естеством.

Они не были богами. Не. Были.

Не были и смертными созданиями, это да. Но во всём остальном… Они походили больше на меров и людей, нежели создавших когда-то Нирн самых могущественных аэдра, Эт'Ада что не стали Костями Земли или Эльнофей, а Богами.

— Самонадеянность. Глупость. Безобразие… — раздался хриплый голос старого Дова, что размесился на самой высокой точке Нирна, самой близкой к Небесам, королями которых по праву являлись драконы.

Даже некоторые смертные, что пытались повторить их полёт, были не ровня им.

Ещё один момент, взрастивший непомерную гордыню, усилив то чувство, что далось им по праву рождения.

Разглядывая очередные земли, которыми Дова правят, Партурнакс так глубоко задумался о дальнейших своих действиях, что не сразу обратил внимание на Бурю.

Бурю, что яростными ветрами принялась закручиваться здесь, на вершине Тазокана, что смертные зовут Тамриэлем.

— О… Кан! — на драконьем прозвучало имя Богини, что смертные зовут Кин и Ястребом.

— О Амбициозный Жестокий Тира-а-а-ан… — раздался едва слышимый шёпот ветра, вдувающийся в саму суть дракона.

— О Мудрая Кан, не над именем моим ироничным насмехаться ты пришла… — качнул чешуйчатой головой Дова, вглядываясь в едва заметную, воздушную фигуру женщины, вдовы того, кто обманул даже их Отца.

— О не-е-ет… Не за эти-и-им… Помоги сме-е-ертным, ро-о-овесн-ик самого Ни-и-рна… — грохочущей Бурей, что подобно крылым детям Акатоша, летала в Небесах, ответила ему богиня. — Спа-сение-е… Их… Это… Лучши-и-ий выбо-о-ор…