Смута, наступившая после двух революций 1917 года, тяжело ударила по населению Петербурга. Численность его составляла в 1916 г. – 2415700 чел., а в 1920 лишь 740000, сократившись более чем в 3 раза! Уровень 1916 года по численности населения города будет восстановлен только 17 лет спустя.

Развал хозяйственных связей, железнодорожного сообщения, исчезновение бюджетного финансирования, безудержная инфляция дали результатом для огромного города, отдаленного от сельскохозяйственных районов страны,– голод и холод.

Реквизиционная экономика, который кто-то по недоумию назвал «военным коммунизмом» (а коммунизм вообще-то это светлая утопия, возможная в отдаленном будущем при сверхпроизводительной роботизированной экономике) – могла прокормить и обогреть не более трети от прежнего населения. Остальным надо было либо бежать ради прокормления в село, либо умереть.

Исчезла значительная часть квалифицированных работников во всех отраслях, включая городскую инфраструктуру и коммунальные службы. Прекратилась работа городской электросети, канализации, вывоза отходов, водоснабжения, встало большинство предприятий. Расцвела уличная преступность, мародерство.

В то же время в городе образовалась новая бюрократическая прослойка из понаехавших отовсюду революционеров-интернационалистов, вселявшихся в квартиры сбежавших зажиточных петербуржцев. Этот поток представлял мелкобуржуазные слои западных и юго-западных окраин разрушенной Российской империи, овладевшие марксистской фразеологией и предпочитавшие дорогие квартиры в центральных районах города.

20 августа 1918 года вышел Декрет ВЦИК «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах», что имело, безусловно, характер необходимости в условиях полной дезорганизации городской жизни. Жилищный фонд на 70% стали составлять знаменитые питерские коммуналки, которые господствовали в центре города еще несколько десятилетий. Поскольку автор этих строк прожил в одной из них значительную часть жизни, хотелось бы сказать пару слов в их защиту. Безусловно, они представляли достаточно высокий жизненный стандарт для людей, лишившихся в ходе войны и разрухи своего жилья. Странным образом, люди, высмеивающие этот «советский атрибут», не замечают того, что и Западная Европа в ходе индустриализации предоставляла пролетаризованному простонародью куда худшие условия жизни. «В этих трущобах Глазго живёт постоянно меняющееся население численностью от 15 тыс. до 30 тыс. человек… Как ни отвратителен был внешний вид этих домов, всё же он недостаточно подготовил меня к царящей внутри грязи и нищете… Пол был сплошь устлан человеческими телами; мужчины и женщины, одни одетые, другие полуголые, лежали вперемежку, иногда по 15, 20 человек в комнате. Постелью им служили кучи полусгнившей соломы и какие-то лохмотья». А отъехав в «жемчужину британской империи» можно было увидеть миллионы людей, вообще лишенных крова, живущих и умирающих на обочинах дорог. В Нью-Йорке на начало XX в. в «мебилированных комнатах» (тамошнее обозначение коммуналки), нередко с уборными во дворе – где одно посадочное место в лучшем случае на 20-25 жильцов, жило 2 млн. чел., половина населения города.

В послереволюционные годы город почти потерял статус морских ворот страны. Почти весь флот таких крупных судоходных компаний как Санкт-Петербургское пароходное общество, Северное пароходное общество, Общество Восточного Русско-Азиатского пароходства, РОПИТ и уникальный общественно-государственный Добровольный флот – был утрачен в годы постреволюционной смуты. Что не было потоплено, уволокли англичане и прочие «союзники» – 326 грузовых судов. Были потеряны почти все балтийские порты. Большая часть причалов выведена из строя, обмелевшие фарватеры перекрыты затопленными судами. Грузооборот Петербургского порта, равнявшийся 7,3 млн. т. в 1913 году, к 1925 составлял только 1,5 млн. т. Экспортные и импортные грузы уже на 90% доставлялись иностранными судами. В 1913 году речной флот России по числу судов, 5556, занимал первое место в мире, также и по его грузоподъемности - 14 млн. тонн. А даже к 1935 г. по рекам СССР ходило вдвое меньше судов: 2415.

По счастью, и это было ясным свидетельством того, что Бог по-прежнему управляет Россией – довольно скоро наступило время возвращения исторической памяти, традиции и культурного кода страны, что произошло уже в эпоху Сталина. И это тоже одна из тайн и нашей страны, и города «трех революций». Можно сказать, что глубинная Россия переварила революционеров-интернационалистов, которые умели только разрушать и ненавидеть, а управлять страной не умели и любить ее не хотели. А некоторых из них переделала в государственников. Вспомним эпоху «больших чисток», которая была инициирована как раз интернационалистами, а закончилась их почти полным уничтожением. А потом Великая Отечественная война, когда власть открыто аппелировала к русской традиции, в том числе воинской, когда настал черед возвращения на общественную арену и Русской православной церкви. Символично, что 1944, после освобождения города от блокады, наиболее наглые переименования улиц и площадей, учиненные интернационалистами в послереволюционном Питере, были отменены. Вернулись исконные имена и Дворцовой площади, и Невскому проспекту, и Владимирскому, и Литейному.

Однако печально, что до сих существует наименование площадь Восстания (изначально Знаменская), которое звучит просто по-идиотски (восстание абы кого против абы кого?), или улица Пестеля, в честь наиболее отмороженного из декабристов, планировавшего террор, или переулок Каховского, убившего героя войны 1812 год генерала Милорадовича, или набережная Лейтенанта Шмидта в честь психически больного человека. А главный педагогический ВУЗ носит имя Герцена, который готов был бороться против своей страны, хоть вместе с британскими колонизаторами, хоть вместе с польской шляхтой, кстати, чистопородными угнетателями русского народа. Где тут педагогика – неясно…

Можно сказать, что с переходом страны от роли ресурса для «мировой революции» (западных банков) к «построению социализма в одной отдельно взятой стране», вместе с созиданием шла и национализация новой власти.

Первый пятилетний план поставил задачу создания первоклассной тяжелой индустрии и крупного машинизированного сельского хозяйства. Ленинграду, как крупнейшему индустриальному центру страны, отводилась одна из главных ролей в решении задач первой пятилетки.

К концу 1931 г. промышленность Ленинграда по объему продукции достигла 101,1% задания пятилетнего плана, принятого в 1928. Пятилетний план был выполнен как в суммарном денежном выражении, так и по снижению себестоимости (этот показатель исчез в позднесоветское время), и повышению производительности труда.

Средняя заработная плата ленинградских рабочих в 1931 г. возросла на 42% по сравнению с 1927/28 г. В начале 1930-х гг. в Ленинграде исчезла безработица.

В результате выполнения заданий первой пятилетки выпуск промышленной продукции Ленинграда увеличился в 3 раза. 72% всей промышленной продукции города давали предприятия тяжелой индустрии.

Заводы Ленинграда сыграли важную роль в освобождении страны от экономической зависимости, необходимости импортировать с Запад многие виды машиностроительной продукции, приборов, инструментов.

Новый ленинградский Карбюраторно-арматурный завод выпустил в первом году второй пятилетки более 150 тыс. карбюраторов и отменил импорт карбюраторов, важнейшей части двигателя внутреннего сгорания.

Благодаря расширению ленинградских электротехнических предприятий исчезла необходимость импорта радиопередающей аппаратуры, тогда являвшейся самой высокотехнологичной.

В апреле 1931 г. Ижорский завод выпустил первый блюминг – большой стан для прокатки заготовок квадратного сечения для дальнейшей прокатки фасонных профилей.

Всего в годы первой пятилетки в Ленинграде было освоено более 200 новых видов продукции.