И в 1918-1919 под руководством наркома Луначарского и скульптора Л. Шервуда в Питере было сооружено 15 памятников и три обелиска. Первым из них стал бюст масона Радищева, установленный 29 сентября 1918 в углу ограды сада Зимнего дворца со стороны Дворцовой набережной. Через четыре месяца масон, слепленный из гов.., то есть некачественного материала, символично упал и раскололся.
20 октября шведский теплоход привез еще партию гипса (никаких санкций для интернационалистов не предусматривалось) и центральная часть города была заставлена памятниками: Гарибальди (хотя оный революционер создавал единое итальянское королевство, но ему можно как иностранцу), Герцена, Бланки, Маркса, Лассаля, Чернышевского, Перовской и т.д. Кстати, голова дворянки-террористки Перовской работы Гризелли представлял огромную голову в кубической манере, от которой прохожие шарахались в потемках.
Большую работу на Дворцовой площади должен был проделать скульптор М. Блох, который уже отличился огромной статуей «Великого металлиста», напоминающей инопланетянина, еще десятиметровой статуей голого рабочего с неприкрытыми гениталиями под названием «Освобожденный труд», а также памятником комиссару по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарскому (Гольдштейну) с плащом в руке на бульваре Профсоюзов (Конногвардейском). У последнего какие-то буйные матросы вскоре взорвали одну ногу.
Дворцовая площадь, хвала небесам, была избавлена от новых творений Моисея Фебовича, ибо он был расстрелян то ли за спекуляцию, то ли за шпионаж в пользу Польши, из которой он был родом. А одноногого Володарского заменили на двуногого, производства М. Манизера и Л. Блезе-Манизер.
Тем временем, вблизи Дворцовой площади были снесены два памятника основателю города – Петру Великому, у восточного и западного павильонов Адмиралтейства, изображавших обучение царя корабельному делу и спасение им рыбаков на Лахте. Аналогичные непатриотические деяния, собственно, проходили по всей стране. Александровскую колонну не снесли, но художник-авангардист Натан Альтман креативно прикрыл ее зелеными полотнами и оранжевыми кубами. Затем на ангела нацепили резиновую красную звезду на ноябрьский праздник и поставили часового охранять ее. Однако от сильного ветра резина стала «гулять», часовой испугался, что колонна упадет ему на голову, и меткими выстрелами разнес звезду, освободив ангела.
Не будем отрицать, что новые власти занимались и организаторской работой, без которой страна, испытавшая колоссальный провал послереволюционной смуты, просто не выжила бы. Точнее, не выжили бы эти новые власти. Надо было, к примеру, реквизировать хлеб по продразверстке, потому что крестьяне, расхватавшие земли крупных землевладельцев, не имели интереса снабжать города, от которых не получали ничего. И 300 тысяч интернационалистов – латышей, австрийцев, венгров, чехов, поляков, финнов, эстонцев, литовцев, румын (недавние военнопленные, трудовые и нетрудовые мигранты, члены этнических воинских формирований) отлично играли роль оккупационной западной армии в восточной стране.[224] Интернационалисты, что рангом повыше, не видящие самостоятельной роли России, не различающие русской цивилизации, продолжили дело февралистов-либералов по разбазариванию российских земель, расчленению единого народа на разные этносы, и также активно перекачивали национальных средств в западные банки (теперь уже на «мировую революцию»). Вспомнить хотя бы «паровозное дело». 200 млн. золотых рублей (четверть золотого запаса страны) на закупку тысячи паровозов по пятикратно завышенным ценам мелкой шведской фирме, которая обещала изготовить паровозы еще через много лет. Хотя имелся собственный питерский Путиловский завод, делавший по 250 паровозов в год. Были Брянский, Луганский и Сормовский заводы, тоже выпускавшие паровозы, всего полтора десятка своих паровозостроительных предприятий. В итоге, советская республика не получила значительную часть этих “золотых” паровозов, а деньги ушли коллегам банкира Абрама Животовского, который приходился дядей наркому путей сообщения Троцкому. Или вспомним лихорадочную деятельность Главконцесскома во главе с вездесущим Львом Давыдовичем, который сдавал недра страны западным фирмам в концессии колониального типа, в том числе печально знаменитой «Лена Голдфилдс», спровоцировавшей расстрел стачечников в 1912. Тот же Главконцесском передал 600 тыс. кв. километров российской территории в концессию консорциуму Вандерлипа сроком на 60 лет. И это ничем не отличалось от концессий западным компаниям в колониях и зависимых от Запада странах.
Попутно интернационалистами велась упорная борьба против исторической России, ее традиций, стирание ее исторической памяти и культурного кода. И построение «пролетарской культуры», которая вызывала у реального русского пролетариата только смех, было лишь одним из вариантов продвижения космополитического авангардизма. Этим занимались люди с минимумом таланта, с максимумом апломба и жадности, не имеющие отношения к русской культуре. Что-то вроде нынешних креаклов.
Одним из фокусов этой борьбы было переименование площадей, улиц, набережных, населенных пунктов, ВУЗов. А другим – разрушение памятников героям русской истории, закошмаривание русской истории. Русским отказывали даже в исторической субъектности, чем занимался главный историк интернационалистов – Михаил Покровский. Согласно его воззрениям – русские это не русские, а насильственно русифицированные представители покоренных народов, и эти ненастоящие русские всю дорогу занимались только тем, что угнетали другие народы. И как вывод, сейчас надо максимально сократить территорию, на которой преобладают русский язык, вера и культура.
В 1923 Дворцовую набережную переименовали в набережную Девятого января (в память о событиях 1905, бывших на самом деле масштабной провокацией эсеровских боевиков под управлением Пинхаса Рутенберга). Дворцовый мост в Республиканский, Дворцовую площадь в площадь имени Моисея Урицкого, приехавшего в 1917 из Стокгольма и ставшего председателем Петроградского ЧК. Убийство Моисея Соломоновича эсером Канегиссером дало возможность кровожадному председателю ВЦИК Якову Свердлову немедленно дать старт бессудным расправам известным как «красный террор»; только за два дня в Петрограде было расстреляно 512 человек, в большинстве своем никаких не эсеров.
Невский проспект был переименован в проспект 25-го Октября. Литейный проспект в проспект Володарского. Моисей Маркович, явившийся в 1917 из США, стал главным агитатором по разложению русских войск на румынском фронте. Владимирский проспект переименовали в честь еще одного агитатора Семена Нахимсона, Владимирскую площадь в площадь того же самого Нахимсона. Сегодня приходится долго выяснять, что это за фрукт и каковы его заслуги перед отечеством – таковых, впрочем, не нашлось, если не считать, что Нахимсон разложил 12-ую армию, защищавшую Ригу от немцев, и превратил ее в толпу дезертиров. Александровский сад перед Адмиралтейством переименовали дважды, причем два переименования слиплись – стал Сад Трудящихся имени Горького.
Получили свои улицы террористы-народовольцы, страдавший сифилисом масон Радищев, парамасоны-декабристы, антироссийский агитатор на службе британской короны Герцен – в общем, все кто вел против российского государства борьбу, не гнушаясь никакими средствами и никакими союзниками.
Любопытно, что высокоранговые интернационалисты, которые именовали разные локации Петрограда в честь себя, своих соратников и предшественников, ни разу не были выходцами из пролетариата или крестьянства, не являлись никоим образом петербуржцами. А представляли по происхождению буржуазию, в основном, из городов и местечек Юго-Западного края, включая Зиновьева (Радомысльского) – председателя Петроградского и Ленинградского советов. И радостно стирая историческую Россию с карты, они вели образ жизни вполне сыто-буржуазный. Провозглашая, что у пролетария нет отечества, они скорее показывали, что нет отечества у либерального буржуа, одевшего кожаную комиссарскую тужурку (кстати, позаимствованную у летчиков императорских ВВС).
