Но, с точки зрения рынка, мелкое крестьянское хозяйство в историческом центре страны, выше 52–53° c.ш., рентабельным не являлось. Рентабельное капиталистическое хозяйство здесь могло быть создано путем обезземеливания и разорения основной массы крестьянства с тяжкими социальными последствиями.

Возвращаясь к вопросу, а мог ли Николай легко и непринужденно, в стиле либеральных прожектеров, одномоментно «освободить крестьянство», следует признать, что он не мог взять на себя такую ответственность:

«Крепостнический режим» — это всего лишь ярлычок, некрасивые слова, абстракция. Крестьяне живут не абстрактными понятиями, а работой на земле. Реальность заключалась в том, что после «освобождения крестьян», проведенного в России по либеральным канонам, основная масса крестьян стала жить хуже, чем при Николае I. По сути, несвободнее. Они сразу потеряли часть своих земель (отрезки) и получили на шею долговременный груз выкупных платежей (вся земля была признана собственностью помещиков, за которую надо платить).

В эпоху Николая I процесс эмансипации коснулся и такой специфической категории закрепощенного населения, как посессионные работники.

В царствование Николая I взаимоотношения фабрикантов и посессионных работников подверглись дополнительной регламентации — причем к пользе трудящихся.

Посессионный работник должен был получать «достаточную» плату. В случае денежной неудовлетворенности имел право требовать перевода на работу с «достаточной» платой. При невыполнении требований мог жаловаться на фабриканта в Министерство финансов.

Работа в ночное время, воскресные и праздничные дни запрещалась.

При необходимости проживания в городе, не в усадьбе (так назывался сельский дом работника) фабрикант оплачивал для него жилплощадь.

Фабрикант обязан был предоставлять посессионным работникам отпуск до 2 месяцев, чтобы те могли заняться своими земельными участками, огородами и садами.

Работник, чей труд употреблялся неправильно, например для домашних услуг у фабриканта, освобождался из посессионного состояния.

На посессионных фабриках мастер, в среднем, зарабатывал в год около 95 руб., подмастерье — 60, остальные рабочие около 55 руб. На шелковых фабриках ткачи получали до 120 руб. На стеклянных заводах мастер зарабатывал до 260 руб. Для справки: четверть ржи, то есть 8 пуд. или 128 кг, в то время стоила, примерно 4 руб. 50 коп.

Конечно, свобода передвижения посессионных крестьян была ограничена. Однако их труд неплохо оплачивался, они были защищены от чрезмерной эксплуатации. И «свободный» британский пролетарий, наверное бы позавидовал посессионному крестьянину.

Сам государь считал, что «в мерах законодательных следует держаться того правила, чтобы постепенно придти, наконец, к решительному уничтожению в государстве заведений посессионных».

В 1835 г. владельцам посессионных фабрик было предоставлено право договариваться со своими работниками и отпускать их на вольные хлеба с предоставлением паспорта.

Это право было дополнено правилами увольнения посессионных крестьян в вольное состояние.

После полного уничтожения посессионной системы в 1861 на тех предприятиях, где ранее применялся труд посессионных крестьян, реальная заработная плата рабочих будет ниже, а условия труда хуже, чем раньше.

На протяжении ста лет, от преемников Петра до Александра, монархия лишь маскировала власть олигархии — новой аристократии, могущественной землевладельческой знати, созданной масштабным присвоением государственных земель. Бывшее служилое сословие, обернувшее благородным шляхетством, являлось опорой новых аристократов. И. Солоневич находит, что русские цари и царицы в это столетие «были пленниками вооруженного шляхетства, и они не могли не делать того, что им это шляхетство приказывало». Ярким признаком подчинения верховной власти российскому магнатству и шляхетству, было колоссальное неравенство в распределение прав и обязанностей между верхами и низами общества. Этому способствовал и законодательный хаос.

Фактически Николай I, после столетнего господства землевладельческой знати, пытается воссоздать в России дееспособное государство.

Его царствование было временем, когда началось постепенное выравнивание прав и обязанностей различных социальных групп перед государством, когда принуждение постепенно изгонялось из русского общества. «Постепенно» — очень важное слово для Николаевского царствования, император всегда был сторонником плавных эволюционных изменений.

Фактически при Николае, разрубившем сети дворяновластия, русское общество лишилось простой иерархической структуры: господа — мужики.

Государственное крестьянство, самая большая часть российского народа, обрело полное самоуправление и экономические свободы, увеличило свое благополучие. Владельческие крестьяне были защищены от произвола помещиков и быстро двигались к обретению тех же гражданских и экономических прав, что и государственные крестьяне. Это стало причиной бума в легкой промышленности и оптовой торговле.

В 1832 г. образованные горожане всех классов и разрядов, а также купцы всех разрядов были освобождены от подушной подати и телесного наказания.[135] Затем такие же права получило городское сословие низших разрядов, мещане, ремесленники и белое духовенство.

В 1846 Санкт-Петербург первым из городов обрел полное самоуправление. В городскую думу пришли выборные от всех городских обывателей.

Именно в эпоху Николая I в России начался промышленный переворот, причем вполне канонически — с распространения фабрик и паровых машин. В силу объективных причин это начало было запоздалым по сравнению с Британией, США и странами Западной Европы, однако российская промышленность росла быстрыми темпами. В николаевское время производство выросло примерно в четыре раза. В некоторых отраслях промышленности, не требующих крупных капиталовложений, случился настоящий бум. В некоторых сферах, как например, в области шоссейного и гидротехнического строительства, было сделано больше, чем за все последующее время, вплоть до сталинской индустриализации.

Весьма сомнительно любимое утверждение прогрессоров, что крепостнические отношения мешали промышленному развитию.

К середине XIX в. у нас было крепостных около 22 млн. из примерно 70 млн. населения. Остальные 48 млн. могли пополнять ряды вольной рабочей силы. К тому же и более миллиона крепостных имели разрешение на отхожий промысел. У нас в это время имелось 565 тыс. работников, занятых в промышленности. (А спустя полвека после отмены крепостного права, занятых в промышленности насчитывалось лишь около 2,5 млн. — на 160 млн. населения.) Как мы видим, вовсе не оковы крепостничества мешали притоку рабочих рук в промышленность. Для большего числа рабочих не было рабочих мест, ведь размер промышленности соответствует объему накоплений и инвестиций.

Еще в первой половине XVI в. у Англии не было металлургии и производства сложных механизмов, в отличие от Германии. А густонаселенная южная Германия использовала свои преимущества в виде поверхностного залегания разнообразных руд и большие накопления от торговли — ведь она входила в огромную империю с богатейшими колониями, управляемую испанским королем. Потом Англия использовала свои географические преимущества, реализовав их в виде работорговли, пиратства, захвата торговой монополии в колониях— создавая накопления, которые стали основой инвестиций в промышленный рост Англии. Полезные ископаемые, необходимые для начала индустриализации, лежали у англичан под ногами, в густо населенных районах.

Нидерландские торговые города вставали на соединениях больших европейских рек и морских коммуникаций колониальной испанской империи; через бассейн Рейна пойдут колониальные товары и потечет колониальное серебро. Швейцария лежала на транзитных путях между северной и южной средиземноморской Европой. Итальянские города на протяжении столетий контролировали морские торговые перевозки из Черного моря и восточного Средиземноморья на Ближний Восток и в западное Средиземноморье — немалую роль играло и то, что к востоку от Аппенинского п-ва все возможные конкуренты разрушались нашествиями с востока. Швеция на протяжении века она была огромной «малиной», где делили добычу, поступающую из центральной и восточной Европы. В ходе Тридцатилетней войны шведские войска, выходя со своих балтийских баз, разграбляли по несколько сотен деревень за один поход. Нидерландские инженеры строили в Швеции медеплавильные и железоделательные заводы — руды и леса здесь предостаточно — а изготовленные там пушки еще больше увеличивали военную добычу. И хотя Петр конец шведскому великодержавию положил, но капитал-то остался. Шведская промышленная революция XIX в. была связана с эксплуатацией все тех же рудных месторождений, находящихся неподалеку от незамерзающих западных шведско-норвежских портов, что сочеталось с замечательной природной гидроэнергетикой и огромным спросом со стороны близкого английского рынка.