После ухода Харченко компанию возглавили не КГБшники, чего так громогласно боялся питерский мэр, а его первый заместитель; далее гендиректора менялись каждые полгода, один из них (И. Лущинский) был убит. Выручка от работы флота исчезала в неизвестном направлении, зарплата экипажам судов не выплачивалась, нарастали долги перед страховщиками, западными снабженческими фирмами и западными кредиторами. Суда одно за одним, в том числе 60 лучших, арестовывались западными судьями и быстренько продавались за бесценок – кому надо.[248] Некоторые даже оказываются в составе американских ВМС.

Из девяти круизников шесть уплыли за смешные деньги в США, три – зачем-то переданы в аренду стремительно разоряющемуся Черноморскому морскому пароходству незалежной Украины; позднее они также были арестованы в различных европейских портах за долги украинских пароходчиков и проданы за бесценок.

К концу 1996, когда ОАО БМП заявило о банкротстве, у него осталось лишь несколько судов.

Крупнейшее судоходное предприятие было убито за пять лет – первое место в хит-параде прихватизации.

Помимо утраты торгового флота на Балтике, потеряны были и почти все балтийские порты, кроме ленинградского и калининградского. Всё, закачанное союзным центром в портовое хозяйство Таллина (где как раз к концу 80-х построили мощный Новоталлинский порт), Риги, Вентспилса, был подарено русофобским лимитрофным режимам. Калининград стал эсклавом, обложенным со всех сторон недругами.

Собственно, таков лишь один пример «приватизации», которая шла по Петербургу, сопровождаемая диким разгулом криминала, когда закрывались десятки предприятий, а люди выбрасывались в нищету.

Желание элит превратить властные полномочия в собственность сопровождалось информационным натиском либеральной интеллигенции.

90-е, годы западной колонизации России, стали для российских либералов временем перехода русофобского количества в качество. Некоторые либералы, столкнувшись с той реальностью, за которую ратовали, ушли из жизни, не успев разделить ложе с гламурной красоткой, другие закалились в вакханалии потребительства, когда продажность стала нормой, также как и равнодушие к страданиям ближнего. Благополучие либеральной публики было проплачено капиталистическими колонизаторами, которым она удачно продала свои услуги.

На просторах экс-СССР шел большой грабеж, сравнимый, наверное, только с грабежом Индии во время правления Ост-Индской компании, и за бугор переправлялись материальные средства на сотни миллиардов долларов, вырванных из общегосударственного достояния. Валютная выручка от вывоза сырья оседала на счетах частных лиц в западных банках. Шла деиндустриализация, расхищались оборотные средства, раскурочивались основные производственные фонды; заводы и институты обращались в склады секонд-хэнда; миллионы гектаров пашни – в пустошь. Русский человек, по сути, лишался среды обитания. У народа изымался и прибавочный продукт, в т.ч. производственные накопления, и значительная часть необходимого продукта, в т.ч. личные сбережения, даже минимальные средства, необходимые для воспроизводства рабочей силы. На отколовшихся окраинах русское население подвергалось или расправам, как в дудаевской Ичкерии или охваченном гражданской войной Таджикистане, или этноциду, уничтожению русской идентичности, самосознания и исторической памяти, как на Украине (сокращение русского населения там только за первые 11 лет «незалежности» составило около трети, с 11 до 8 млн. чел.), или дискриминации, как в прибалтийских республиках.

У либералов был непочатый край работы, они должны были обеспечить плавное течение этих процессов.

Рождаемость, составлявшая в городе в 1985 году 14,5 на тысячу человек населения, в 1995 обвалилась в Петербурге к 7. И затем шесть лет колебалась примерно на том же уровне, упав в 1999 даже до 6,2 (наверное, мировой антирекорд для того времени).

Смертность, составлявшая в 1985 году 12,2 на тысячу человек, в 1995 скакнула к 15,9. Так что естественный прирост составлял в 1985 – плюс 2,3, а в 1995 убыль составила минус 8,9 на тысячу человек.

Схожие демографические процессы шли тогда по всей России. И естественной эту убыль назвать нельзя, учитывая размеры ограбления и деморализации населения, осуществленного либерально-западническими элитами. Запад же являлся конечным бенефециаром от быстрого вымирания имперского русского народа. Если вымирает народ, слабеет и распадается государство, то нет препятствий для экспансии Запада в последнюю еще неосвоенную им часть планеты, евразийский хартленд.

Самый значительный прирост был у смертности от неестественных причин – убийств, самоубийств, травм, отравлений, – которая превысила в шесть раз европейские показатели и выкашивала, в первую очередь, мужчин молодого и среднего возраста. Каждый может убедиться в этом, сходив на любое петербургское кладбище и посмотрев на годы жизни, указанные на захоронениях 90-х годов. В демографии наступил т.н. «русский крест». Зато, как любили говорить либералы и западники по ТВ, у нас теперь на каждом углу можно купить бананы и вообще наступила свобода.

Западники в очередной раз нанесли страшный удар по самому западному городу в России. И это тоже петербургская тайна. Надеюсь, раскрытая.

Из либерального лихолетья 90-х Санкт-Петербург вышел изрядно потрепанным, с наполовину убитой экономикой, с уехавшими на Запад научными кадрами, с монументальная скульптурой на кладбищах, изображающей «братков», павших в криминальных разборках. Среди которых был и М. Маневич, главный по приватизации в городе.

Хотелось бы вспомнить историю петербургской дамбы в контексте перехода от темного перестроечного прошлого, лихолетия развала, к светлому созидательному будущему Петербурга XXI века.

Как защитить Петербург от наводнений, придумал в начале XIX в. русский инженер и математик Петр Базен, который и предложил построить дамбу поперек Финского залива – от Лисьего носа до острова Котлин и далее до Ораниенбаума. Естественно, что тогда проект посчитали крайне сложным и осуществлен он не был.

Вернулись к нему в конце 1970-х. В 1979 было начато строительство дамбы. Она должна была пройти через Финский залив от Сестрорецка через Котлин до нового порта Бронка около Ломоносова. Дорогу до о-ва Котлин построили, но в конце 80-х проект заморозили. В стране началась разрушительная борьба за возвращение в «общемировую цивилизацию» хоть тушкой, хоть чучелом. И под этим соусом всё, что работало, то прекращало работать, что было стабильным, то разваливалось, что было общим, то расхищалось и становилось личным, а точнее вывозилось за рубеж.

Дамбу нельзя было расхитить и вывезти за рубеж, поэтому проект стали разваливать. Либеральные истерички кричали насчет того, что всё это придумал ленинградский обком, что из-за дамбы вода перестанет втекать и вытекать, и будет застой, и станет она ядовитой. Руку к борьбе против дамбы приложили все видные ленинградские либералы. Против постройки дамбы выступил ленинградская писательская организация, депутаты Ленсовета, прогрессивная общественность, собравшаяся для обсуждения в ДК им. Ильича, комиссия Академии наук. Все требовали разобрать то, что уже построено. Началась дикая травля начальника строительства Юрия Севенарда. В 1993 году на заседаниях Ленсовета 11 раз ставился вопрос о лишении его звания депутата. Гигантскую производственную базу строительной организации «ЛенГЭСС» растащили по частям.[249]

Возобновлено строительство дамбы только в начале 2000-х – во многом, с начала, что потребовало больших дополнительных средств. Комплекс защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений был завершен в 2011 г. На него потратили, включая перерыв, 38 лет и 109 миллиардов рублей. Но сейчас он работает, надежно защищая Петербург от наводнений, а экологическая ситуация в Невской губе никоим образом не пострадала. Вода не цветет и не становится ядовитой, автор этих строк может это засвидетельствовать. Однако ни одна персона, боровшаяся против строительства дамбы, не раскаялась и не покаялась.