Россия не заплатила ни одного рубля контрибуции – для сравнения, Китай отдал поcле поражения в Первой опиумной войне 15 млн. серебряных лян (21 млн. долл.), Франция, по результатам франко-прусской войны, заплатила победителю 5 млрд. золотых франков.
Единственная область, в которой Россия потерпела серьезное поражение, была идеология. После Крымской войны российские элиты, стараниями петербургской интеллигенции, взяли курс на полное подражание западным "образцам", игнорируя фундаментальные отличия России от западных колониальных держав. Что приведет лишь к увеличивающемуся техническому отставанию России от ведущих западных стран и неразрешимым социальным конфликтам.
А вскоре интеллигенция начинает выносить приговоры и приводить их в исполнение — взрывчатка и револьвер идут в ход уже в царствование Александра II. И тон задавали – нет, не пролетарии, они были только шестерками – а представители дворянства, с заметной ролью польской шляхты и дам-истеричек. С. Перовская, В. Засулич, В. Фигнер, Н. Чайковский – последний, дожив до гражданской войны, возглавил, кстати, марионеточное проанглийское правительство в Архангельске.
У Ключевского читаем, что русскому интеллигенту даже не приходило в голову, что обстановку, которая так ему не нравится, «он может улучшить упорным трудом, чтобы приблизить ее к любимым идеям».
Фёдор Тютчев пишет:
Напрасный труд — нет, их не вразумишь, —
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Достоевский видит фундаментальную неспособность людей, одержимых Западом, послужить своей стране: «Тут главное, давнишний, старинный, старческий и исторический уже испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности… если разобрать все воззрения нашей европействующей интеллигенции, то ничего более враждебного здоровому, правильному и самостоятельному развитию русского народа нельзя и придумать».
«Освобожденцы» (а именно так надо перевести название «либерал») разных мастей, представляя себя истинными европейцами в азиатской стране, продавали за красивые абстракции возможность самостоятельного, независимого развития своего народа и государства, представляющую на самом деле уникальную цивилизацию со своими особыми природно-климатическими, геополитическими, конфессиональными условиями.
Западоцентризм, неверие в самобытность своей страны и самостоятельность ее пути, какие бы формы он не приобретал, какие бы изощренные социальные техники он не использовал, никогда не будет служить свободе и независимости нашего государства и нашего народа, всегда будет средством для обогащения и усиления врагов нашей цивилизации.
Не будет пользы ни от какой идеологии, если она не признаёт уникальность нашей страны, важность ее многовекового исторического пути и ее достижений, если нет оберегает ее земли, язык, традиции, культурную идентичность.
Фанатический ум «истинного интеллигента» утверждал неправильность русской жизни не только в настоящем, но и на всем ее протяжении, называя ее неисторической, выпадающей из мирового прогресса, и противопоставляя ее западной жизни, исторической и прогрессивной.
Для Чаадаева русские не живут жизнью прогрессивного человечества, потому что держатся за свою религию, отделяющую их от цивилизованного Запада. «С первой минуты нашего общественного существования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды, – стенанает он. – Мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миропорядке». Как тут не вспомнить фразу одного известного генерала, что глупость — это особая форма ума.
И для Белинского русские люди до начала вестернизации были «народ, не живший жизнию человечества». Читая автора XVII в., Котошихина, Белинский поражается, как русские власти порют князя и боярина, как отнимают у них поместья и вотчины всего лишь за преступление, совершенное против мужиков. Поражается темноте и дикости России! Хотя надо было поражаться справедливости русского государства, поскольку в большинстве европейских стран того времени за грабеж и убийство мужиков никаких наказаний людям высшего сословия не полагалось. Для Белинского телесное наказание — вообще какое-то специфически русское явление. Ему как будто ничего неизвестно об унизительных телесных наказаниях, которые прекрасно существуют даже в современном ему западном мире, не говоря уже о Европе XVII в. Не «ложится» это в концепцию. И как же надо было в московском университете преподавать и изучать мировую историю?
А историю «передовых» стран студентам преподавали в парадном отутюженном виде, не вскрывая то, что находится за фасадом технических и социальных достижений. Популярнейший профессор истории Т. Грановский, к примеру, полностью находился под влиянием гегельянской философии, которая утверждала историчность только западных романо-германских наций, через которые проявляется мировой дух. Грановский говорил московским студентам о том, «какой необъятный долг благодарности лежит на нас по отношению к Европе, от которой мы даром получили блага цивилизации».[185]
Возможно, Белинский и слышал о том, как работает гильотина во Франции, бич и виселица в Англии, однако забывает это по одной уж причине, что французы и англичане — исторические народы и всё, что у них происходит, служит всемирному прогрессу.
При всем сочувствии к обиженным московским боярам, Белинский мог сообщить в июне 1841 г. своему приятелю Боткину: «Увы, друг мой, я теперь забился в одну идею, которая поглотила и пожрала меня всего… Во мне развилась какая-то дикая, бешенная фанатическая любовь к свободе и независимости человеческой личности, которые возможны только при обществе, основанном на правде и доблести… Я понял… кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую ненависть ко всему, что хотело отделяться от братства с человечеством хоть коляскою с гербом… Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я кажется, огнем и мечом истребил бы остальную».
В этом месте своей переписки с другом Белинскому следовало бы остановиться и принюхаться, не пахнет ли серой, не слышны ли из подпола слова: «Добро пожаловать в ад». В душе Белинского уже сидят бесы, которые в итоге разрушат одну из самых устойчивых социальных систем в мире, выживавшую, возобновлявшуюся и расширявшуюся на протяжении многих веков в самых неблагоприятных условиях.
Белинский испытывает художественную ненависть к Гоголю за то, что тот не разделяет интеллигентских взглядов на Европу и Россию.
«Невежество абсолютное. Что наблевал о Париже-то», — пишет Белинский, никогда не бывавший за границей, о парижских заметках Гоголя. Насколько это в стилистике нашей интеллигенции — фанатическое желание уничтожить любое мнение, противоречащее догматам ее веры, веры в Запад.
Рациональная часть писем Белинского к Гоголю показывает лишь ограниченного защитника догмы, что «Запад лучше России» и в полной красе демонстрирует агрессивно-послушное состояние сознания. Послушное по отношению к умозрительной картине Европы, агрессивное по отношению к своим мыслящим соотечественникам.
Белинский называет гоголевские «Выбранные места из переписки с друзьями» «артистически рассчитанной подлостью», «плодом умственного расстройства», потому что усматривает в них «гимн властям предержащим». Но, по существу, об умственном расстройстве стоило бы задуматься самому неистовому Виссариону, который без всяких затей признавался: «Люди так глупы, что их насильно надо вести к счастью».
Гоголь не ученый, а художник, и поэтому лишь может обратить внимание Белинского на необходимость постижения не только манихейских схем, но и конкретных основ русской жизни: «И прежде, и теперь я был уверен в том, что нужно очень хорошо и очень глубоко узнать свою русскую природу, и что только с помощью этого знания можно почувствовать, что именно следует нам брать и заимствовать из Европы, которая сама этого не говорит». «Россия не Франция; элементы французские — не русские. Ты позабыл даже своеобразность каждого народа и думаешь, что одни и те же события могут действовать одинаковым образом на каждый народ».
