Каждый российский либерал безусловно знал о Magna Charta (которая на самом была лишь актом, дарующим новые привилегии крупным английским феодалам). Хотя стоило бы ему, для расширения кругозора, ознакомиться с килькенийским статутом короля Эдуарда III, согласно которому колесовались живьем все англичане, которые носят ирландскую одежду, женятся на ирландках и дают своим детям ирландские имена.[171] Или с масштабами ограбления крестьянства, трансатлантической работорговли и ограбления колоний в той самой «цитадели свободы».
Российская образованная публика на самом деле была свежевыпеченной образованщиной, совершенно некритично впитывающей потоки красивых слов, идущих с Запада. По сути, идеологической жертвой западного капитализма – жестко экспансионистской системы.
Экспансия во имя повышения нормы прибыли постоянно требует новых ресурсов. Захваты требуют идеологического обоснования.
Зарождение концепции западного превосходства/исключительности относится ко времени крестовых походов. Происходил не только грабеж, вроде знаменитого разграбления Константинополя и Восточно-Римской империи, но также увеличение дальности и интенсивности торговых связей и связанное с этим развитие торгово-финансового капитала. А попутно близкое знакомство с талмудизмом, фарисейством, манихейством и прочими «прелестями» Ближнего Востока. Грубый франк или сакс, чей статус ранее держался только на умении быстро расколоть топором череп ближнему своему, обрел ближневосточное хитроумие, лицемерие, коварство, за которыми стояли совсем другие боги, не Иисус и его проповедь. И это быстро распространилось по всему Западу вплоть до польской шляхты.
Все западные теории прогресса говорят о том, что передовое либерально-капиталистическое общество приходит на смену отсталому, традиционному. А любое незападное общество объявляется традиционным и отсталым. Ему приписывают всё дурное, разные негативные свойства, которых якобы нет у западного. В первую очередь, авторитаризм и неспособность к развитию. А западному, напротив, способность к развитию, демократию, свободу и т.д. Притом умалчивается, что как раз капиталистическое общество – тоталитарнее некуда, это общество диктатуры капитала. Что западными обществами правит финансовая олигархия, для которой путь агрессии, принуждения и обмана был основным. И развитие западного капиталистического общества всегда начиналось с поглощения традиционного общества. Вначале в собственной метрополии, а потом и по всему миру. Без средств, полученных от пиратства, работорговли, захвата торговых монополий и трудовых ресурсов, наркоторговли, плантационного рабства – и развития бы не было никакого. Пример европейских колониальных держав характерен – 1% населения заставляет работать на себя 90% населения в своей стране, а потом 90% населения во всем мире – несогласных отправляют к праотцам.
Западный капитал, пересекая моря океаны, вторгается в традиционные социумы, ведущее натуральное и мелкотоварное хозяйство, разрушает их внутренний рынок, привычную систему хозяйства и товарообмен, истребляет племена и народности, которые снижают стоимость новых активов. Что немаловажно, за туземным населением не признавалось никакой субъектности, никаких прав на землю; их обитатели фактически считались частью животного мира. Если на этих землях находились какие-то государства, то все туземцы объявлялись собственностью местного «тирана»-правителя. Затем «тиран» уничтожался, а его собственность становилась собственностью колонизаторов.
Жадность из порицаемого душевного свойства стала в «передовом обществе» главным мотором и была окультурена при помощи так называемой протестантской этики. Принцип «свободы совести» уничтожил саму совесть, и зудящее это слово исчезло из этического словаря на Западе, оставшись лишь мерилом самоощущений.
Новая этика отобразилась в принципы хозяйствования: максимизация прибыли и снижение издержек, к которым были отнесены остатки прежней морали и духовности. Делец, человек новой капиталистической формации, получил свыше право на бестрепетную утилизацию всего живого и неживого, всего обладающего душой. Развитые торгово-денежные отношения превратили «слабых» и «отсталых» просто в ресурс, оцениваемый с точки зрения прибыльности, что включало и полный отжим жизненных сил и простую ликвидацию ввиду хозяйственной бесполезности, чему свидетельствуют примеры Ирландии, обеих Америк, Австралии, Индии, Африки.
Развитие за счет других – это альфа и омега западнизма. Начиная от разграбления Константинополя и рейдов «Золотой Лани» пирата Френсиса Дрейка, чья добыча погасила все долги короны и создала устойчивую британскую валюту. «Передовое» западное общество освежёвывало континент за континентом. Коренные жители обеих Америк – коих до Колумба имелось почти столько же, сколько и европейцев, порядка 75 млн. – были сокращены в численности до 9 млн., потому что не были нужны в качестве трудового ресурса и снижали стоимость активов.[172] Коренные жители Африки, наоборот, нужны в качестве трудового ресурса – и он был практически даровой. Общие объемы ограбления Индии – порядка 45 трлн. долл. в современных ценах – даны в работе исследовательницы Утсы Патнаик.[173]
Постоянная экспансия означает соответственную настройку общественной психологии при помощи идеологических конструкций – все внутренние дискуссии, по сути, касаются только способов экспансии. Что сопровождается истреблением фундаментального инакомыслия, начиная с сожжения «ведьм» и еретиков, и заканчивая выявлением «агентов Путина». Конечно, мировой экспансии Запада способствовали удачные начальные условия, в первую очередь географические – в Англии ни одного населенного пункта, отдаленного более чем на 70 миль от побережья никогда не замерзающего моря. Однако и малайцы, и полинезийцы, и китайцы Чжэн Хэ плавали далеко, но колоний не создавали. Китай опережал, например, в эпоху Сун, в технологическом отношении Запад, включая Англию, на сотни лет (включая технологии кораблестроения и металлургии), но у него не было философии экспансии, как у Запада. Поэтому он сам стал жертвой западной экспансии.
Нет никакой привязки западнизма к настоящей демократии; первое, что начал делать западный капитализм – уничтожать общину и прямую демократию вместе с ней. Реальная власть принадлежит денежным мешкам и их обслуге (глубинное государство) – тем, кого никто не выбирал. Выборы – политический спектакль, где на арене несколько артистов и клоунов, нанятых разными финансовыми кланами, а в зале – невежественный, легко манипулируемый охлос. И в связи с красивыми словами «свобода и демократия» надо вспоминать не менее красивые слова «манипуляция», «имитация», «цензы» (которые существовали до самого недавнего времени, а кое-где и сейчас), «промывание мозгов», «подкуп электората», ибо капитал, действуя глобально, локально может обеспечить электорату достаточный уровень комфорта, чтобы им было легко манипулировать.
Партийно-представительская система (буржуазная демократия), которая так некритически воспринималась русским образованным обществом – порождение западного капитализма, родилась вместе с ним и уйдет с ним. Она создается, оплачивается и поддерживается крупными (по размерам капитала) игроками и представляет рынок политических услуг. В сущности, это означает «голосование» по принципу: 1 доллар (или подставим сюда любую другую крепкую валюту) = 1 голос.
Процент «электората», охваченного процедурами голосования в первые несколько веков существования этой системы, был ничтожен. В венецианской, голландской и других торговых республиках голосующие сводились к узкому кругу торговой знати в несколько сот человек, который пополнялся собственными отпрысками или кооптацией. (В русских Земских соборах того времени даже формально демократии было в сто раз больше.) В Англии лендлорд мог посылать в парламент – от принадлежащего ему мало обитаемого «гнилого местечка» – пару депутатов; достаточно было 5–7 «избирателей», соответствующих всем цензам. Или же продать депутатские места другому лендлорду. (На картине Джона Констебля 1829 года изображен пустой холм Старый Сарум, который тоже «посылал» депутатов в палату общин.) Увеличение процента голосующих в какой-нибудь капиталистической метрополии происходило в строгом соответствии с увеличением количества ограбляемых в её колониях и полуколониях. Покупка голосов (и обеспечение некоторого благосостояния голосующих) должны же кем-то оплачиваться. К концу XIX в. на 40 млн. жителей метрополии Британской империи приходилось 400 млн. жителей колоний и примерно столько же жителей полуколоний и зависимых стран (примерно половина тогдашнего населения Земли).
