До гостиницы оказалось порядком ехать — находилась она в пригороде, и что странно, по виду, не в совсем оживлённом. По обочине дороги перелески и фермы, а чуть дальше начался и вовсе лес из дубов и вязов, по которому шла узкая дорога. От неё отходил поворот с вывеской на польском, но что там написано, прочесть было совершенно невозможно. По этому своротку проехали ещё метров триста, уже в самую глыбь чащи. Когда автобус наконец-то вырулил к небольшому старинному особняку, гид заявил что вот и гостиница, самая хорошая и самая древняя в городе, с семейными традициями.

Жека с недоумением смотрел на дом. Конечно, в жизни всякое бывает, и, может быть, в этой стране какие-то совсем другие законы бизнеса, чем те, к которым он привык, но любое предприятие должно быть на виду у людей и поблизости от коммуникаций, иначе будет терять значительную часть прибыли из-за недобора случайных клиентов и больших затрат на водо- и электроснабжение. В городе такой особнячок привлекал бы намного больше народу.

— Господа, это совершенно новый формат обслуживания клиентов! — заявил Аарон. — Гостиница семейная. В ней минимум персонала и максимум уюта и комфорта. Само собой, владеет ей одна семья. Прошу любить и жаловать — пани Семаковская. Ваша благодарная хозяйка!

У открытой двери гостиницы стояла тётка, которая по внешнему виду больше подходила для фильма ужасов про безумную семейку маньяков, но никак не была похожа на владелицу солидной старинной гостиницы. «Старая безумная ведьма» — так можно было охарактеризовать её облик. Перед туристами стояла здоровенная ростом, с дюжего мужика, бабища с громадными, как вёдра, грудями, толстенной жопой, размером с колесо от КАМАЗа, громадной головой с чёрными волосами, сколотыми какими-то огромными острыми булавками, и совершенно безумным взглядом на одутловатом лице, ощерившимся тонкими и длинными, во всё лицо, губами. Чёрное платье, больше похожее на чехол для накрывания тачла от солнца, спадало до земли.

— Пожалуста, панове! — неожиданно тонким и высоким голоском пропищала пани Семаковская и показала рукой вглубь гостиницы, где было темно, как в склепе. Жека внимательно осмотрел здание — не сказать, что старое, но на окнах решётки, даже на втором этаже. Это что, ловушка для лохов?

Похоже, не у него одного появились подобные мысли, потому что туристы стали переспрашивать, правда ли это пятизвёздочный отель, за который они заплатили 400 баксов с рыла. И тут в разгар спора из-за угла вышел здоровенный мужик с лицом, как у имбецила. Он был одет в мешковатые штаны, обосранные сзади, грязную, но когда-то белую рубаху, на которой висели подтяжки, и кепку. Лицо мужика было поразительно малым по сравнению с головой, и всё вместе это придавало ему чрезвычайно гротескный и пугающий облик. А ещё более всего пугало то, что за собой он тащил топор на длинной рукояти, брякающий по камням брусчатки.

— Ой, не пугайтесь, это Анджей, наш маленький, — кокетливо сказала Семаковская. — Проходите же внутрь, а то сейчас наш мальчик расстроится, а потом разозлится. У него такой неустойчивый характер!

— Да вы чё, издеваетесь? — изумился Жека. — В этой халупе только свиньи жить могут! Пойдём мы в город, кароч! Пошли вы все нахер!

— А вот этого не надо делать, молодой человек! — раздался сзади негромкий вежливый голос. — Это может плохо закончиться!

Сзади, из-за старой каменной беседки подходил какой-то тощий хрен в круглых очках, похожий на доктора Смерть — длинный худой мужик в балахоне и с небольшим топором в руке. Жека с удивлением посмотрел на него и только ухмыльнулся:

— Вы чё тут, дрова с тем уродом колоть собрались?

— Имей уважение, русская свинья! — взвизгнул мужик и прыгнул к Жеке, размахнувшись топориком. Жека левой рукой блокнул руку с топором и прямым хуком заехал мужику в сопатку. Тонкий интеллигентный нос сломался и свернулся на бок под мощным ударом сибирского каратиста, голова откинулась назад. Другим ударом Жека выбил топор из тонкой руки доктора Смерть, а третьим ударом, правой ногой в грудь, отбросил его тело назад метров на пять. Слышно, как хрустнула фанера, когда нанёс последний удар. Мужик сразу же прилёг отдохнуть, поливая брусчатку кровью изо рта. Походу, сломанные рёбра пробили лёгкие.

— Полежи остынь! — внушительно сказал Жека, поднял топорик и несколько раз крутнул его вокруг кисти. Развесовка неплохая. Такой и метнуть можно.

— Тыыы! — в изумлении и злобе завизжала пани Семаковская. — Ты что наделал??? Ты прибил Вальтера!

— Мне плевать! — заявил Жека. — Тачло есть у тебя? Мы ща свинтим.

— Анджей! Сделай хоть что-нибудь! — завизжала пани Семаковская.

— Угу! — согласно кивнул головой идиот и стал подходить к Жеке, всё так же волоча за собой топор, но не успел он пройти и пары шагов, как свистнул и молнией метнулся топорик, брошенный Жекой. И уже в следующую секунду сочно чавкнул, попав Анджею в лобешник. Прямо посередине, между двух глаз. Хоть рожа идиота была совсем мелкая, Жека попал точно. Громко хрюкнув, Анджей свалился на спину, выронив топор из руки. А брошенный Жекой топорик так и остался торчать в голове. Сахариха подошла и выдернула его из головы.

— Фига ты заехал, — удивилась она. — Наповал сразу. Мастер! Сколько тут дистанция? Метров пятнадцать?

— Да ну Свет, ты чё! Льстишь! — смущённо возразил Жека, смахивая с казана кровь от сопатки доктора Смерть. — Тут даже десяти нет! Метров семь всего! Может, восемь. Максимум — девять!

Испуганные туристы сбились в кучу, увидев как ухмыляющийся Жека подошёл и взял топор Анжея. Подумали, что он их мочить будет. Дуралеи! Насвистывая и и положив топор на плечо, Жека неспеша пошёл к застывшей как изваяние пани Семаковской. Просто поговорить…

Хозяйка гостиницы Жеку не боялась — стояла перед входом подбоченясь, как кадушка, и с ненавистью и удивлением смотрела на него. Потом, словно что-то вспомнив, сделала быстрое движение рукой, чтобы запустить её в карман, но поздно — как молния блеснул топор, а из разрубленного лба пани Семаковской брызнула струя крови. Прямо на Жекин новый прикид. Который он вчера только, мать вашу, прикупил у барыги на Крещатике.

— Да вы издеваетесь? — крикнул рассвирепевший Жека, вытащил топор и вторым ударом напрочь отрубил голову Семаковской, которая, вращаясь в воздухе длинными распустившимися волосами, полетела прочь и чуть не попала в Сахариху, едва успевшую увернуться от неё. Светка успела среагировать — реакция у Жекиной подружки была на уровне, не зря играла пару лет в волейбол в школьной команде.

— Поосторожней можно? — с неудовольствием спросила Сахариха, глядя на голову, замершую в траве лицом вверх.

— Свет, извини, не рассчитал! Вспылил! — смущённо сказал Жека, вытирая кровь Семаковской с лица. — Да ты сама посуди, только вчера шмот прикупил, а она его угандошила вхлам своей кровякой.

— Ну не минералка же у ней внутри! — наставительным голосом сказала здравомыслящая Сахариха. — В ней кровь. Естественно, она выплеснется на тебя, если ты ей в лобешник попал с такого близкого расстояния. Осторожней надо, если собрался чайник сносить.

— Ясно… Учту твой замечание! Во, что это? — Жека поднял с земли маленький пистолет, выпавший из руки хозяйки гостиницы, когда Жека снёс ей голову. — Она вот за этой хернёй тянулась. Как такая пукалка может стрелять?

Однако, как она стреляет, удалось испытать тут же, не отходя далеко. Раздался дикий визг — из глубин здания выбежал ещё один идиот, одетый в просторный рабочий комбинезон, весь в следах крови. Этот был как квадрат, чем-то похож на Коротыша — лидера преступной группировки, который угрожал Жеке в Н-ке и который закончил свои угрозы, привязанный к сосне в тайге и нашпигованный свинцом. Короткие ноги были толстые, как брёвна, а руки здоровенные, как кувалды. Громадная голова наголо побрита, а на пустом лице не отражается ничего.

Жека с ходу поднял пистолет и выстрелил гному в лоб. Слышно, как пуля щёлкнула по массивной лобной кости, но пробила или нет, непонятно. На лбу появилось красное отверстие. Гном покачнулся, однако всё же не упал. В руке у него был массивный молот с клювообразным концом. Таким каменщики стесывают камни, когда делают кладку. Жека ещё пару раз выстрелил ему в лицо. Одна пуля пробила скулу, другая попала в глаз. И вот эта, вторая, точно попала в мозг, потому что гном остановился и, как мешок, грохнулся на землю, которая ощутимо дрогнула под его весом.