— Чёрт! — выругался кузнец, когда пламя затрещало, из оранжево-алого стало бело-голубым, плюясь искрами, будто самодельная свеча сейчас взорвется. Костя вжал голову в плечи.

— Снимай его с кровати, — велела Лава.

Кузнец стащил с сына одеяло, обнажив его голые ноги и семейные трусы, обхватил за торс, а Костя обнял его за плечи, чтобы подняться. Выше отца почти на голову, он цеплялся за него, чтобы устоять на ногах. Лава скинула на пол подушку и матрас, и под ними нашёлся еще один чёрный пакет. Кожаной перчаткой прихватила его и бросила в котелок, где угли почти догорели. Плёнка стала плавиться, но запах был не от палёного полиэтилена, а совсем другой… Трупный был запах. Из разваливающегося пакета опять посыпалась земля, а фигурка в нём лежала уже другая — плоский металлический хоккеист с клюшкой, элемент старой советской настольной игры.

— Теперь ты знаешь, почему, — констатировала Лава и закрыла котелок крышкой. — И вижу по лицу, что у тебя есть и подозреваемый.

Кузнец выглядел потрясённым.

— Так это из-за хоккея? Из-за того, что Костю выбрали?

Лава пожала плечами.

— Мотив не хуже любого другого. На кого ты думаешь?

— Тётя Даша, — прошептал Костя. Он смотрел на черный пакет с не меньшим изумлением, чем отец. Если сначала юноша не воспринимал происходящее всерьез, то сейчас ему явно стало страшно.

— Кто такая тётя Даша?

— Подожди, — сказал Артём, тяжело дыша. — Я сейчас его посажу куда-нибудь…

Он помог сыну дойти до кухни и сесть на маленький диванчик и собрался принести туда одеяло с кровати, но Лава остановила:

— Отсюда ничего нельзя трогать. Возьми чистое, а лучше — укрой его какой-нибудь своей одеждой. Отцовская рубашка или куртка в таких ситуациях помогают. Тем более что ты не подвержен колдовству.

— А помнишь, ты после бани мне дал свою рубашку в красную клетку? — отозвался Костя, пока отец укутывал его ноги покрывалом. — Мне в ней было легче. Я думал — из-за бани. А оказывается, из-за рубашки… А вы кто, колдунья? Настоящая?

— Почти, — сухо ответила Лава, а кузнецу сказала: — Я сейчас обойду дом, может, что-то еще увижу. Ты иди за мной с какой-нибудь железной посудой, чтобы было куда скидывать зло. На всякий случай тоже перчатки надень. А потом расскажешь про тётю Дашу.

Артём достал из кармана своих брезентовых штанов кузнечные рукавицы. Лава одобрительно кивнула. Они нашли несколько воткнутых под дверной косяк булавок, а под порогом у входа в дом — ещё один свёрток, закрученный тщательнее прочих. В нём оказалась протухшая речная рыба, проткнутая ржавым гвоздём.

— Даже мертвое животное подложили, хорошо готовились, — усмехнулась Лава. — Укутали, чтоб не воняло.

— И что мне делать со всем… этим? — растерянно спросил кузнец. Он, казалось, до последнего не верил, что кто-то желает зла всей его семье.

— Собери в мешок, сожги в какой-нибудь бочке или в кузнице. В перчатках, в рукавицах, чтобы на кожу ничего не попадало. Потом все постельное белье, на котором сын спал, и всю одежду, которую носил во время болезни, тоже сожги, даже трусы, носки и носовые платки. Никому не говори об этом и сына предупреди.

— И всё?

— Нет. Дальше весь дом надо чистить, я тебя научу. Сыну сейчас должно полегчать, но лечить его все равно придется — он же целый год был ни живой, ни мертвый. Пойдем пока на воздух, посидим на скамеечке, и ты расскажешь, кто такая эта тётя Даша.

… — Мою жену зовут Вера, и у нее есть сводная сестра Даша, старше на пять лет, — начал рассказ Артем. — Дашин отец ушел из семьи к матери Веры, а потом и от них ушел… Сейчас у него уже четвертая или пятая семья, никто даже точно не знает, где он. Но не суть. Даша и Вера сначала почти не общались, хоть и жили в одном поселке, а когда мы с Верой поженились и Костя появился, у них отношения стали гораздо лучше. У Даши в тот же год родился сын Кирилл. Вера радовалась — братик у Кости, вместе веселей… Кирилл и Костя учились в одном классе. Как раз в райцентре построили большой физкультурный комплекс, там они оба занимались хоккеем, были на хорошем счету. Мы думали, они оба пройдут отбор в ту спортивную школу, но оказалось, что берут только Костю… Кирилл переживал, даже перестал к нам в гости ходить, а его мама говорила: ничего, он успокоится, поймет, что Костя в этом не виноват… Сама Даша Костю поздравила, даже испекла ему торт…

— Вы его ели? — перебила Лава.

— Конечно, а что с ним еще делать?

— А Даша ела?

— Нет, сказала, что на диете.

— Удивляюсь, как вас еще не перебили в собственном доме, — вздохнула Лава. — А сама эта Даша как живет? Счастливо замужем, дом — полная чаша? — она уже знала ответ, и кузнец его только подтвердил:

— Нет, она замужем не была, отец ребенка с ней не живет. Я никогда его не видел. Знаю, что платит маленькие алименты. Хоккей — дорогая секция, и Вера меня все время просила Даше помогать с оплатой формы, клюшек, а то Даше не потянуть… Она работает в магазине и живет в квартире с мамой. Мне за двоих тоже накладно было платить, но все-таки братья, и друзья к тому же… Раз обещал — надо помогать.

— А когда Костя заболел, ты Даше все равно помогал секцию для Кирилла оплачивать?

— Только один месяц, — признался кузнец. — А потом Кирилл вдруг заявил, что больше не хочет заниматься. Он тогда пришел Костю навестить — и все, как отрезало. Его и мать уговаривала, и тренер — уперся и ни в какую. Не знаю, что случилось.

— А Даша не подкатывала к тебе?

Артём замялся.

— Понятно, — махнула рукой Лава. — Дай я сама отвечу на свой вопрос: когда твоя жена стала ухаживать за сыном, Даша долго делала тебе разные намеки — мол, жена все силы теперь отдает ребенку, а ты тоже живой человек, тебе тоже ласка нужна… Ты сначала вежливо уклонялся, а когда она прямым текстом предложила, резко ее отшил. И с тех пор она тебя обходит десятой дорогой, и даже когда жена пропала, не попытала счастья. А ты удивился даже — вроде бы именно в такие моменты женщины бросаются в атаку… Ты был сильно обижен, расстроен, потрясен предательством, и теоретически мог бы с Дашей уже и сойтись — раны от измены залечить, с сыном, опять же, помощь нужна…

Кузнец даже отшатнулся от нее.

— Да, примерно так, как ты говоришь. А почему она больше не делала попыток и даже не общается?

Лава пожала плечами и объяснила:

— Потому что сначала она только сына твоего хотела с дороги убрать — думала, тогда ее Кирилла возьмут. Но что-то не срослось. То ли Кириллу таланта не хватило, то ли он сам не захотел — мог чувствовать что-то недоброе, испугался или, возможно, даже догадывается о чем-то. Увидел твоего сына — и стало жалко, стыдно, тяжело. Стыд вообще сильно меняет человека. А когда ты Дарью отверг, она где-то заказала более сильную порчу — уже на все семейство. Она уверена, что жену твою со свету сжила, сын инвалид, и ты теперь для нее живой труп. Ей в твой дом даже заходить нельзя — она знает, сколько тут беды разбросано, боится нечаянно на себя навести.

Он вскочил со скамейки и уставился на Лаву со смесью ужаса и надежды:

— То есть Вера от меня не ушла, а с ней что-то плохое случилось?

— Думаю, так, — кивнула Лава.

— Но она жива?

— Артем, как я могу знать⁈

— Но ты же сама говоришь, что с ней что-то случилось! Значит, можешь знать⁈ — вскричал он.

— Тише, — шикнула она. Не такое уж большое расстояние до других домов. — Мы говорим о разных вещах. Я тебе говорю, что в твоем доме нет следов жены-изменницы. Есть следы жены верной, любящей, уставшей от забот, но не вероломной. Такие не сбегают. Еще в доме есть следы наведенной порчи. Значит, это не совпадение. Знать, кто жив, кто нет, вот так, на ровном месте, могут экстрасенсы какие-нибудь, медиумы, если они настоящие. Я настоящих не встречала, но вдруг кто-то есть. Мессинг же был.

Кузнец походил немного вдоль скамейки и снова сел рядом с ней.

— А ты можешь как-то выяснить, что с моей женой?

— Я обещала попробовать вылечить твоего сына, — холодно напомнила Лава. — Теперь, как видишь, нужно еще снять порчу с твоего дома — это тоже большой труд. Подклады я нашла, защиту тебе сделаю. А ты еще ничего для меня не сделал.