— Попробуй, — сказала Теона спокойно. — Не понравится — уйдешь. Но я верю, что у тебя получится. Ты же в школе сочинения хорошо писала?
Сначала у Евы получалось плохо. Данилов и Андрей Андреевич с двух сторон подсовывали ей перечеркнутые страницы первых статей, объясняя хором, что она делает не так.
— Это не школьное сочинение! Текст журналиста имеет четкую структуру!
— Ева, тебе не хватило аналитики…
— У тебя в тексте слишком много эмоций, а фактов мало!
— Тебе нужно еще получить комментарии…
Ева плакала и не хотела больше пробовать. А перед Новым годом Данилов принес ей новогодний подарок для Ульяны.
— Я же еще на испытательном сроке, у меня ни одной статьи не вышло не переписанной целиком, — растерялась Ева.
— Ну и что? — улыбнулся редактор. — Ты же стараешься, а значит — ты уже наша!
После этого дела у нее пошли на лад. Девочка просто перестала бояться критики, поняла, что никто над ней не смеется, никто не желает ей провала, догадалась Теона. Иногда она жалела, что не может дать Еве ту поддержку, которую дочь вправе ожидать от матери. Но хорошая ведьма всегда плохая мать.
Они заранее договорились: на работе лишний раз общаться не стоит. Зачем нужны сплетни и лишние вопросы? Ева отреагировала почти что с радостью: ей явно не хотелось объяснять всем, что секретарь Тамара — ее биологическая мать. Она и так чувствовала себя подкидышем рядом с уверенными в себе другими журналистками, особенно тушевалась при яркой раскованной Маргарите, а если еще узнают, что мать ее бросила в роддоме… Неудобные вопросы, сплетни, косые взгляды, возможно, даже шуточки… Ева старалась как можно меньше заходить в приемную редактора, и за все время работы в одной организации они едва ли перекинулись более чем десятком фраз. Никто даже не догадывался, насколько секретарша и молодая журналистка хорошо знакомы.
— Но почему ты Тамара, если мне приемные родители всегда говорили, что ты Теона? — лишь однажды спросила она.
— Я поменяла имя и отчество. Они вызывали слишком много вопросов, а я этого не люблю, — объяснила тогда Теона.
…Снова зазвонил телефон, и Данилов сам взял трубку.
— Да! Да, я! Вы от… Валентины? Сейчас спущусь.
Когда он вышел с пакетом, Теона направилась следом. Надо же купить воду в ближайшем магазине, вот у нее и хозяйственная сумка приготовлена.
На парковке стоял большой серый пикап, а молодой мужчина, забравший посылку у редактора, показался ей знакомым… Теона присмотрелась: теперь он возмужал и даже заматерел, оброс бородой, взгляд стал более открытым и спокойным, но это, без сомнения, тот самый парень! Как же его зовут? Кажется, Никита. Подходящее имя.
…Столетний деревянный дом она купила восемь лет назад за копейки и сразу же сделала защиту: от пожара, от незваных гостей, от дурных властей… С того момента никого он особо не волновал — ни наркоманов, ни хулиганов, ни застройщиков — и можно было в нем завести свой уклад, не боясь, что соседи будут косо смотреть. Можно не держать в закрытом шкафу, а развесить на стенах травы и обереги, нарисовать магические символы и разложить яркие лоскутки для одеял. Для имитации обычной жизни типичной скучной старой девы у нее оставалась однушка, выданная сироте государством, а в домике Теона намерена была отдыхать душой и заниматься важными делами.
И вот когда она уже обустроилась, отмыла полы и стекла, вымела и выбросила лишнее, принесла нужное и собралась отметить в одиночку свое новоселье, нашла у дома в траве избитого и окровавленного парня. Что за люди! Она же вынесла несколько пакетов мусора, так они еще подкидывают! Но стон был так полон желания жить, что она присмотрелась: совсем юный, вроде не наркоман, не бомж и даже не пьяный. Стриженый совсем коротко, как после армии или тюрьмы. Присела рядом на корточки, спросила:
— Где ты живешь?
Он помотал головой. Значит, нигде.
— Кому-то сообщить о тебе? — настаивала она.
Он снова помотал головой.
Теона осмотрелась. Ее крыльцо находилось ниже уровня дороги — дом частично ушел в землю, — а парня, скорей всего, просто выкинули в кювет из какой-то машины. Убедившись, что никто не видит, она затащила его к себе. Конечно, из чистой любви к искусству. Она давно собиралась попробовать пару интересных ритуалов и снадобий, но нужен подопытный. А тут подходящий экземпляр… Молодой. Своё не отжил. Зачем добру пропадать?
Для опытов удобнее всего было бы положить его на длинный деревянный стол, но ей такого высокого и тяжелого не поднять. Пришлось сгрузить на пол, кинув туда покрывало, а под голову — плоскую диванную подушку.
Для начала поводила по нему руками: вроде все внутренние органы целы, только тело сильно исполосовано ножом. Раны неглубокие, но их много и некоторые уже в земле. Видимо, хотели не убить, а устрашить. Но до смерти от потери крови парню осталось совсем немного… Как интересно!
Непростая была работа, но уж очень податливым оказался молодой организм, жалко было бросать такой материал. Сколько теплой энергии в крови! Теона чувствовала, как сама становится сильнее от одного прикосновения к нему. Волей-неволей она лечила его — а он наполнял силами её. Он вцеплялся в жизнь зубами. Чтобы такой жаждущий выздоровления не узнал о ней лишнего, она поила его отваром, забирающим силы. Тело заживало, но передвигаться он мог только по стеночке.
Однажды она решилась. Всегда хотела узнать свою судьбу, но делать это самостоятельно — с водой, зеркалом, тремя свечами, монетами и костями животных — было опасно. Потом долго болеешь. Все знают, что лучше использовать в качестве мостика в будущее кого-то другого. Этот парень подходил.
— Скоро ты совсем поправишься, выпей это, — сказала Теона как-то вечером, поднося ему в глиняной чаше отвар барвинка. Когда его глаза подернулись пленкой, зажгла веточки багульника и помахала ими вокруг, чтобы он вдохнул этот запах, а потом наклонила его голову над блюдом с водой, на дне которого лежало круглое зеркало. — Что ты видишь?
Он вглядывался в воду, как было приказано, а она шептала ему в помощь:
— Вода-помощница, унеси всю ложь, утопи всю кривду, смой притворное, залей несбыточное, дай ему очи мои, открой ему двери мои… Слово мое крепко, воля моя тверда. Хочу знать, где найду, где потеряю, не грозит ли беда, не сильны ли враги…
— Вижу ребенка… Девочку… — пробормотал Никита. — У нее твоя сила… Медведь… В нем что-то спрятано… Ты делаешь мне больно… Мать ребенка плачет… Тебя увозят в темной машине… Ты смеешься…
Тогда она и понятия не имела, что через три года станет настоящей бабушкой лучшей на свете внучки — сильной, способной! И не могла разгадать, что за медведь может появиться в ее судьбе. Лишь однажды, зайдя к старику Черепанову, она увидела чучело и все поняла. И когда стало ясно, что он забрал богатства умершей ведьмы, от чего бы она ни преставилась, Теоне даже гадать не надо было, что спрятано в логове медведя! Несколько раз она подсылала к старику юнцов-уголовников. Они прощупывали и даже вспарывали чучело, но в нем ничего не было… Только какая-то белая набивка. А теперь зверя и вовсе забрали приставы, если Гектор не врет. Но появился другой… Медвежья шкура слишком толстая и неподатливая, чтобы можно было вскрывать ее, когда захочешь, а потом просто зашить в домашних условиях, так что вряд ли чучело можно считать подходящим тайником, но все же еще раз проверить стоило.
«Поиграй с медведем, вдруг он тебе расскажет, что у него в животике», — сказала она Уле, когда заходили к Черепанову в последний раз. У девочки было чутье на такие вещи. А Гектора просила добром: «Если взял у старухи — отдай мне. Тебе ни к чему, а я в долгу не останусь». «Тебе не отдам! — упрямился он. — Ты тогда ее со свету сживешь!» «Кого?» — холодно уточнила Теона. Но уже знала ответ. Ах, вот кому он хотел сделать дорогой подарок! Мерзавке Лаве, которая даже не сможет его оценить! Понравилась старому дураку молодая девчонка, которая когда-то не написала о нем плохо! Гектор, в отличие от прочих дуболомов, точно распознал бы ведьму с двух шагов. И ведь знал, что Теона не может наслать на него порчу, потому что она приняла от него оплату… Что же. Лава не будет стоять у нее на пути, и надо семь таких стариков, чтобы ее теперь защитить.