Идем, девушки, шума заплетать...

…Он проехал мимо дома несколько раз, прежде чем Мелания вышла во двор. Встала у плетня, подперла щеку ладонью, встретила улыбкой, от которой в животе разгорелся знакомый огонь.

— Не узнала тебя, Игнат.

Он подкрутил усы и рассмеялся. Она выглядела так же, как и пять лет назад... Разве что стала более желанной.

— Мать говорят, что ты вышла замуж.

– А правду говорят, – Мелания потянулась, как кошка на солнце. — Какая хорошая у тебя лошадь!

Упырь, словно поняв ее слова, весело заржал и мотнул головой. Игнат поправил черес — так, чтобы она заметила пару блестящих скоб.

– И как тебе со Свиридом живется?

– А понемногу живется.

Мелания медленно накручивала на пальцы непослушную прядь выбившихся из-под платка волос.

— Детишек есть?

— А Бог пока не дал.

Так они и болтали, как павлин с павлиной, нарисовался набурмосенный Свирид и прогнал жену в дом.

- Уезжай отсюда, байстрюга!

Глаза его метали молнии, борода воинственно нахмурилась.

— Поезжай, сера с цепи спущу!

Игнат посмотрел на лохматого пса, меланхолично лежавшего у своей будки. От его взгляда собачка вскочила на лапы, брякнула и подпрыгнула, всячески показывая, что не прочь поиграть.

- К тебе, Свирид, имею долг, - Бойко спешился, хрустнул косточками пальцев. — Не люблю, знаешь, когда по ребрам копают. Мне тогда долго болит.

Одним прыжком перемахнул через плетень. Серо радостно закружился вокруг себя. Свирид побледнел и отступил на шаг.

— Есть у меня двойка сабель. Люблю крутить разные фортели, — Игнат пожал плечами.

— Не посрами перед соседями, — прошептал Свирид.

– Если бы хотел опозорить, ты уже лизал бы копыта моему огиру, – Игнат бросил мужу гроша. — Беги скорее к кабаку. Чтобы до вечера я тебя здесь не видел!

Свирид хватил ртом воздух, побурякал, сжал монету в кулаке... Бойко надеялся, что тот бросится в драку, и приготовил кулаки. Но мужчина бросил грустный взгляд на хату, сгорбился и ушел.

– Хорошо у вас здесь, – сказал Игнат, оглядываясь.

Ковер, сундуки, полотенца, посуда — у матери дома и трети этого нет. Щедрое приданое дал бондарь за дочь!

– А куда ты моего мужа отправил? — поинтересовалась Мелания, сбрасывая платок.

Волосы неслись русым потоком.

- Гаивки петь.

Они набросились друг на друга, слились поцелуями, срывали одежду. Наконец, торжествовал Игнат, наконец это мгновение наступило! Ее кожа, ее запах – все, что он так тщательно лелеял в памяти – вот оно, в его руках, настоящее и трепетное!

Меланка наклонилась, легла на стол, и он жадно взял ее. Наматывал русые волосы на кулак, как представлял это годами, сжимал ее ягодицы, словно вожделенное богатство, а Мелания благодарно стонала, дергала за скатерть, стол трясся, все переворачивалось, катилось и летело судьбы.

Так долго мечтал о ней! О ее теплых ладонях, о ее мягком упругом теле...

Но после волны щенкового восторга Игнат осознал, что не чувствует ничего особенного.

– Все хорошо?

— Прыгай на кровать.

В мягких перинах он лег на нее сверху, и попробовал снова. Целовал ключицы, сжимал запястья, облизывал соски, отдался, погрузился...

Не мог поверить. Не мог разочароваться.

Это же Мелания. То же Мелания! Разве она может быть такой, как все остальные?

– А ты – настоящий зверюга, даже дыхания не переводишь, – она поцеловала выбитый на его груди узор. - А в волка превратишься?

– Разве попросишь.

— Может, и попрошу...

Ее заигрывание оставляли равнодушными — словно волшебство развеялось.

— Давай как тогда, когда ты меня в рощу привела, а Свирид помешал.

Мелания засмеялась.

- А ты озорник! Зачем?

– Хочу закончить то, что началось тогда.

Он лег на спину, оперся на локте. Она села сверху, настроилась, начала лаять... Игнат закрыл глаза, представил себе ту самую поляну, водил ее теплой ладонью себе по животу, по груди...

Не помогло. В его мечтаниях Мелания была верховной богиней наслаждения, игривой и недостижимой, а теперь он имел недовольную жизнью женщину — молодую, красивую, но не очень ловкую и так далекую от богини его снов...

— А, хорошо... Ты куда, Игнат?

– Вспомнил, что имею дело, – он спешно одевался.

- Какое еще дело? – возмутилась Мелания.

— Очень важное. Не обижайся.

- А когда снова приедешь? — спросила она требовательно.

В памяти Гната она запечатлелась такой: голой, со скрещенными под грудью руками и насупленными бровками.

– Еще не знаю, – он закинул за спину сабли и улыбнулся. – Благодарю тебя, Меланко.

Через несколько месяцев от отравления грибами умерла его мать. После похорон Игнат в село не приезжал, и Меланию, несмотря на ее пророчество, больше не вспоминал — вместо этого продолжал искать заветный образ по селам и городам, кабакам и заездам, надеялся найти мечту среди молодых и опытных, среди девственниц и вдовиц, женился, завел любовниц, вывел любовниц...

Пока не понял всю смехотворную тщетность своих мальчишеских поисков.

Шум... Шум... Шум...

... Среди расстрелянных волков Северин и Ярема лежали без движения — то ли мертвые, то ли без сознания. Пистоли и револьверы, разломанные сабли и потухшая ныряльщика усевали вытоптанную землю вперемешку с красными угольками разбросанного костра. Похожий на огромную поломанную куклу леший вяло волочился к деревьям, его сияние почти стухнуло, одного рога не хватало.

Убегает! Он убегает!

Игнат рукавом вытер кровь, заливающую глаза из растрепанного когтем лба. Поднялся, почувствовал во рту привкус желчи, пошатнулся. Левая нога кровила, из оружия остался только стилет жевжиков. Игнат бросился вдогонку.

Сейчас – или никогда! Если Властелин дойдет до леса, то сердце останется с ним. И освобождения от кровавого соглашения не будет. Воссоединения с Ульяной и Остапом не будет...

Леший почти доковылял до предела деревьев.

– Стой, курвин сын!

Леший замер. Неужели подействовало, удивился Бойко, но в следующую секунду разглядел окровавленную фигуру белого волка, преградившего дорогу Владыке. Максим уклонился от удара, зарычал, уклонился от второго, щелкнул пастью, и пропустил удар хвостом.

Игнат добежал. Проскочил между разведенных лап, подпрыгнул на здоровой ноге, загнал стилет в деревянное туловище, подтянулся и нырнул рукой внутрь. Нащупал вязкое горячее месиво, ритмично пульсирующее, схватил пальцами, вырвал. Влажное, живое, сотканное из множества нитей, оно усыхало на его ладони, кристаллизовалось, превращалось в зеленый обломок с черными волнами, похожий на малахит...

Характерник так загляделся на диковинку, что не удивился, когда грудь ему пронзила болью, и из них высунулись окровавленные когти. Игнат тяжело хекнул. Малыш был прав – костюм быстро сошел на псы. Обладатель ревнул и смахнул лапой, последним усилием сбросив с себя убийцу.

Игнат упал. Стилет остался в туловище, но кулак сжимал заветный камень. Через несколько шагов умирал леший, который так и не дошел нескольких шагов до ближайшего дерева — зрачки черепа выжили, тело с хрустом осело и превратилось в груду ветвей. Лес тяжело вздохнул и умолк в скорби. Вокруг тлели жары разрушенного костра.

Горлом поднялась кровь, и Бойко закашлялся. Положил ладонь на грудь, прошептал заклятие... Волшебство не помогало. Подлец пробил легкие! И, кажется, задел сердце... Перед глазами сунула тьма. Вот братья удивятся, когда придут в себя и увидят Энеев труп... Если тоже не сдохнут.

Неважно.

Жил, как болван. Умер, как болван.

Неважно.

Малахит выкатился из ладони. Игнат потянулся за ним, но только перекатился на бок и замер. Сил больше не было.

Из кармана звякнул варган. Из памяти отозвалось: «Умоляют и дрожат только трусы низменности. Нищеты не сторонись, твердый будь, как с крика. С недолей соревнуйся, как вся родная моя. Страдай без жалоб, борись и молча умри, как я».