Песок, единственный настоящий спутник, тихо шуршит. Но настоящий ли? Если набить в рот, песок растает, без влаги или сухости, без холода или тепла, без вкуса — будто пригоршню воздух проглотил. В Лабиринте нет пищи или воды, равно как нет необходимости их потреблять. Здесь можно только спать. И уходить.

Уходить.

Уходить.

Пока посреди смоляного пустоши не загораются два багровых указателя. Здесь, перед четвёртыми воротами, начинается настоящая игра. Одна отгадка – случайность, две – совпадение, третья – рубеж, отделяющий беготню по кругу от пути на свободу.

Каждые раскрытые ворота заполняют незримое бревно, несется к ним новой силой. Чем больше отгадок, тем мощнее бревно; с ней можно творить настоящие чудеса. Откуда ему это известно? Просто чувство. Иногда бревно опустошилось в ответ на какое-то событие в настоящем мире, а затем наполнялось снова...

Неважно. Пока он прозябает здесь — это не важно. Безразлично к бревнам, чарам и всем...

Мысли обрываются. Блуждание тьмой сделало свое дело: он обессилел. Надо поспать, но сон, как назло, не идет. От проклятого песка всюду чешется! И почему он исчезает только во рту?

Волчий череп слегка покачивается. Волшебство, говорите? Пусть будет волшебство.

– Маг.

Темноту крушит голубое эхо заклятия. Ворота, рассеченные наискось, осыпаются очередной картой. Чумной врач подбрасывает кинжала, клюв его маски пахнет дымом, в следующее мгновение кинжал летит в грудь новой жертвы...

С

П

…Агония, медленная агония – она стала его жизнью.

Холодная решетка воняла железом, пол вонял дерьмом. Клетку никто не убирал, поэтому он выбрал уголок для нужд. Рядом стояли другие клетки в ожидании новых жертв — таких же наивных слабоумий.

Лишь бы собратья поняли, что не надо верить его посланию! Савка был себе противен. В глупых мечтах представлял, как мужественно терпит допросы, а в жизни... Он сдался сразу, когда его ладонь прицвяшили к стволу дуба.

Стража торчала наверху, в хижине, откуда ведет один-единственный путь к подземной застенке. Его посещали дважды в день: вода с хлебом по утрам, вода с хлебом и яблоком вечером. Так Савка следил за течением времени.

Уже второе полнолуние он провел в этом месте. Зверь овладел его телом, и когда Савка очнулся, на нем не осталось живого места. Решетка погнулась изнутри, тело разрывало эхом нуртующей боли. Во сне нашептывалось о крови и смерти...

И все это не сравнить с пытками этого урода.

Раздались шаги; скрипнула дверь. О волке молва! Савка вскочил, завопил:

– Прошу! Умоляю! Не надо!

Никто не способен сохранить собственное достоинство в этой клетке.

Двое мужчин силой вытащили его, скривив писки от вони, потащили к столу, над которым уже разжигали светочи.

— Это твой вклад в общее благо, — сказал Кривой Глаз.

- Ради вашей свободы.

Голос звучал спокойно и дружески. Уродливое лицо улыбалось. Безумный, настоящий сумасшедший!

– Отпустите! Я никому не прохватлюсь...

Пока Савка торопливо выпрашивал пощады, его повалили на стол и стянули ремнями каждую концовку.

Зачем он поперся расследовать своими силами? Почему, когда отрезвел, не повернул назад? Что он пытался доказать? Кому?

Кривой глаз выкладывал на стол ножи, иглы и пилы, все сияют серебром. Савка пронзительно завизжал.

— Пожалуйста, ради всего святого, молю, не нужно...

В рот запихали кляп. Голову пристегнули ремнем над бровями.

Не стать ему самым молодым есаулой. Не сравниться во славе с легендарным Мамаем. Он сдохнет здесь, глупый напыщенный мальчишка, ничего в жизни не достигший.

— Сегодня выдающийся день, — объявил Кривой Глаз, пока его помощник брил голову Савке. – Я освобожу тебя от кровавого соглашения.

Омелько говорил правильно, я хотел бы никогда не рождаться...

Вознаграждение?

Стены желтоватые, как кость. Некоторые сочятся ручейками, другие поросли темными полукругами грибов. Он припадает губами к воде, упорно грызет грибы. После праздничной учты во рту не остается ни крошки, как после песка или собственных лахов (их он тоже пытался есть — все равно Лабиринту безразлично, одет ты или нет).

Издевательство!

Он срывает самый большой гриб и выламывает из него человеческий облик. Почему бы и не поразвлечься, когда есть такая возможность? В Лабиринте это случается нечасто.

А еще нечасто случается перейти аж за четвертые ворота. Такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки! Можно не спешить и насладиться – дальше он точно ошибется.

Грибочки превращаются в силуэты, разыгрывающие целый спектакль. Гуляют по столице, покупают сладости, ухаживают за девушками, насмехаются и шутят.

Он улыбается. Как простые вещи могут утешить...

Радость одновременно сменяется яростью.

Он топчет куклы, пока от них остаются плоские крошки, а затем сбивает все грибы, до которых может дотянуться.

Полно! С него полно!

Ярость испаряется так же быстро: приходит опустошение. Он замечает, что кукла, устроенная первой, уцелела — он крутит ее в руках и так доходит до ворот.

Кому принадлежала эта гигантская голова? Не потому ли сказочному волку, что солнце проглотил? После того кто-нибудь скапустится.

Кукла падает ему из рук. И вместо задуманного он говорит:

- Верховная жрица.

Лабиринт заливает мягкий свет. В один момент становится тепло и уютно. Из открытых ворот выступает женщина в сияющих белых одеждах.

С

...Путаница. Все путалось, вертелось, не могло остановиться ни на мгновение.

Выдумка и подлинность, прошлое и нынешнее, день и ночь — все сплеталось, цеплялось одно за другое, громоздилось, бурлило ежесекундно растущие хаосом... Савка не успевал. Не успевал почувствовать, не успевал понять, ничего не успевал!

— Тихо, тихо, птенчик... Твой сон может оборваться ежесекундно.

Кроткий голос.

— Ты ошарашен и испуган, потому что не можешь вернуться. К сожалению, я не способна помочь: ты должен выбраться оттуда сам.

Она подразумевает Лабиринт!

— Ах, если бы тот злодей мне попался, я иссушила бы из него кровь до последней капли!

Нежное прикосновение пальцев убирает капли пота с его лба.

– Не беспокойся за тело. За ним приглянет обломок твоей личности, что мне удалось спасти. Кое-что детский, но удивительно чуткий, сообразительный и преданный. Ты в надежных руках.

О чем она?

— Пробуй снова и снова, снова и снова. Не теряй веры! Я знаю, что это невероятно сложно, но ты выберешься оттуда, храбрый Савко.

Так хорошо от этой искренней заботы. Так уютно...

– Возвращайся к нам. Возвращайся как можно скорее!

Наконец-то он увидел ее

мечтал в детстве

она нашла его мама...

Любимая карта.

Призрачный женский силуэт взмахивает руками. Лабиринт угасает, а он укладывается на пол, который кажется мягким пером. Через мгновение погружается в глубокий сон с улыбкой на устах.

Хочется проснуться с перепой в комнате дорогой гостиницы на Контрактовой площади. Рядом будут друзья, будут шутки, будет первая задача десятника Серого Ордена. Будет будущее. Он покинет стены Киева, чтобы вернуться легендарным серомателем...

Он просыпается в Лабиринте.

Рядом возвышаются ворота. Призрак мамы касается его щеки - он ничего не чувствует - и поднимает палец так, словно указывает на что-то над собой. С ласковой улыбкой мама исчезает, и он не сдерживает слез, когда глыба одиночества возвращается на грудь, их встречи были такими редкими.

Он размышляет над подсказкой. Несколько раз повторяет жест, чтобы правильно разъяснить его. Уверенно говорит к волчьему черепу:

- Башня.

Подлинность.

За спиной в первых лучах рассвета умирал город. Савка хотел оглянуться, но у него не было времени: дорога звала в ратушу. Он должен был подняться вверх – там ждала судьба. Никогда раньше Савка не слышал такого зова.

Преодолевая поверх за этажом, он пытался впитать в себя каждый миг, каждое ощущение этого восхождения, как старатель добросовестно выбирает намытые золотые крошки. В руках он почему-то сжимает странную мотанку.