— Смотри ядом своим не захлебнись, дура! — Хесса посмотрела на Ганию почти с жалостью, повернула голову, обвела взглядом толпящихся. — А вы чего таращитесь? Ждете, когда я ей вилку в глаз воткну? Не дождетесь. И кто еще тут бешеный! Пожрать не дадут спокойно, истерички. Свалите уже!

И тут почти над самым ухом Лин звякнул колокольчик. И синеглазый «ночной кошмар» попросила появившегося клибу:

— Пожалуйста, еще прибор и легкий завтрак.

— И мне, — возникла рядом Мирель. — Девочки, вы ведь не против?

— Приятного аппетита, — усмехнулась Лин. — Как думаешь, можно назвать завтрак ужином, если после завтрака собираешься уйти спать?

Мирель весело рассмеялась. А Гания вдруг попятилась, глядя на Хессу остановившимся взглядом, и, закрыв лицо руками, выскочила в сад:

— Правильно, самое время проветриться, — Хесса отложила вилку и взяла с блюда лепешку, разламывая руками.

— Что, всех нас снова ждет черная полоса истерик? Надеюсь, господин Ладуш успел пополнить запасы успокоительного, — Лин отправила в рот сочный кусок мяса. Сытный завтрак настраивал на благодушный лад, или это усталость наконец-то догнала, но сейчас не хотелось тревожиться ни об истериках Гании, ни о собственном невнятном положении рядом с владыкой, вообще ни о чем. Зато вспомнила, что собиралась присмотреться к новеньким. Вот и удобный случай.

— А господина Ладуша со вчерашнего дня никто не видел. Как вас отправил в купальни, так и пропал, — сказала, подтянувшись к общему столу, еще одна новенькая. — Я хотела настой попросить, для сна.

— А ведь и правда, — заметил кто-то позади, — куда же это исчез господин второй советник?

— Теперь ясно, чего вы тут птичий базар устроили ни свет ни заря, — пробормотала Хесса, ожесточенно жуя лепешку и запивая ее крепким кофе.

К столу подошла Мирана, взяла булочку. И вдруг сказала:

— А я теперь поняла, почему наш владыка отличает Лин. Никогда бы не подумала, что она такая страстная!

Лин закашлялась, едва не подавившись мясом. Выдавила:

— Вообще-то, «она» здесь.

— Но правда, Лин! — Мирана эмоционально всплеснула руками. — Ты всегда такая спокойная, такая рассудительная, ну, если тебя не разозлить, конечно.

— То есть попытка задушить Нариму была актом спокойствия и выдержки, — пробормотала Лин. — Чудесно. Буду знать.

— Ах, оставь, Нарима сама виновата! — отмахнулась Мирана. — А до того случая тебя ведь и видно не было. Или сидишь в своей комнате, или прячешься в саду, от кродахов бегаешь, манер никаких, даже одеваться не умела. Только вспомнить, в чем тебя понесло на открытие ярмарки, это же позор! Да еще и стриженая. А владыка ведь любит длинные волосы, мы все это знаем. Не обижайся, Лин, мы и правда не могли понять, что он в тебе нашел. Но я тебе клянусь, никто из нас не догадался бы станцевать перед ним в фонтане! Так изящно раздеться прямо в танце! Так красиво показать себя под струями воды. Ах, Лин, если бы не твой халасан, ты могла выбрать любого кродаха в зале! Они так на тебя смотрели, так… — она вдруг хихикнула, прикрывшись узкой красивой ладонью, — так преисполнились желанием, что и нам, остальным, досталось намного больше радости.

Теперь уже закашлялась Хесса, торопливо выхлебала кофе и прикрылась одновременно рукой и чашкой. Вокруг стола оживленно загомонили. А Лин не знала, что сказать. На самом деле не знала! Только сидела наверняка красная, как гранат: полыхало все, и щеки, и уши, и шея. Кажется, даже грудь, но это хотя бы не так заметно под цветным шелком! И на язык просилась только ругань, причем абсолютно непотребная, какой наивная Мирана точно не заслужила. Бездна, неужели это все действительно выглядело… так⁈ Так страстно, и вызывающе, и настолько возбуждающе, что проняло не только Асира? Нет, Мирана, наверное, просто приукрасила. Хотя бы ради того, чтобы «спокойная и рассудительная» Лин не вспылила в ответ на «никаких манер», «не умеешь одеваться» и прочие «ничего из себя не представляешь». Как говорится, спрячь оскорбления за лестью, и никто не сможет к тебе придраться.

— Это правда было очень красиво, — задумчиво сказала Мирель. — И, если честно, я до сих пор думала, что меня научили всему, чем анха может порадовать кродаха, но так эффектно раздеться мне и в голову бы не пришло.

— Да и потом, — продолжила Мирана, снова завладев всеобщим вниманием и, похоже, очень этому радуясь. — Ты еще и кричишь так громко и будоражаще! Я вот только стонать умею, когда кродах берет.

— Бе-е-ездна, — протянула Хесса, явно борясь с желанием уползти под стол от этого разговора и общества. Лин бы сейчас тоже с радостью уползла. Куда угодно! Вот только такого счастья ей и не хватало, чтобы весь сераль обсуждал, как именно и с какими звуками она отдается Асиру! Да какая, к бестиям, разница, кричать или стонать? Она тоже, кажется, раньше только стонала. Или нет? Да поначалу она вообще постоянно пыталась то зажимать рот, то кусать губы, пока Асир прямо не сказал, что хочет ее слышать.

Если она думала, что больше краснеть некуда, это была очень наивная мысль.

— Лин, Лин, а что именно ты кричала? «Владыка»? «Мой господин»?

— Стихи еще вспомни! — рявкнула Лин. — Про мотыльки поцелуев!

— О-о, ты читала «Сад заветных желаний»⁈ — с непритворным изумлением воскликнула Рафия. Не ожидала, видно, от трущобной таких культурных высот. Компашка убежавшей Гании, оказывается, тоже толклась рядом.

— Ага, прямо на члене читала, — задушенно выдала Хесса, — от корки до корки, — и уткнулась в стол, вздрагивая и всхлипывая от смеха. — Какие же вы придурочные. Убиться просто.

— Да нет же, она просто кричала, — пояснила Мирана. — Но это было так страстно… столько желания, и владыка наверняка это почувствовал. Ах, он так ее брал…

— Как? — спросили, кажется, сразу в десяток голосов, с такой интонацией, будто сейчас к ним снизойдет блаженное откровение.

— Молча, — буркнула Лин, окончательно сгорая со стыда.

— О-о, смотрите, — кто-то, Лин не видела, кто, дотронулся до ее плеча, отведя в сторону распущенные волосы. Лин отдернулась, обернулась, но там, за спиной, столпилось слишком много раззадоренных любопытством «сестер по сералю», чтобы понять, кто именно додумался тянуть к ней руки.

А прикосновение отдалось не болью даже, отголоском боли, легким и сладким.

— Тебе тоже такое нравится? — удивленно спросила Ирада. — Как Лалии? Владыка обычно нежен с нами, но он хорошо чувствует, чего мы хотим.

— Что там? — растерянно спросила Лин. — Я не помню ничего такого… особенного.

— Очень яркий засос, — синеглазая Ирис тонко, почти как Лалия, улыбнулась. — Владыка не осторожничал. А что же метки? Он их не ставит никому?

— Никому, — вздохнул кто-то позади. — Только митхуне.

— Что ж, это понятно. Она для него особенная.

Лин залпом допила остывший кофе. «Особенная»… Да, все верно. Потому митхуна сейчас с владыкой, а Лин — здесь, и может только вспоминать и быть благодарной за то, что было этой ночью. Все-таки было, хотя Лалия наверняка доставила бы владыке больше радости, чем она.

— Пойду спать, — буркнула Лин.

И тут открылась дверь.

Нет, все-таки «сестры по сералю» по бдительности дали бы сто очков вперед любому охраннику — когда дело касалось именно двери сераля. Все обернулись мгновенно, а кое-кто успел даже молниеносно поправить прическу и покусать губы, чтобы они казались ярче и привлекательнее.

Сквозь проем с некоторым трудом протиснулся букет. Невероятная охапка роз, белых и нежно-кремовых, на высоких стеблях, перевитых драгоценным белым жемчугом чуть ли не в десять витков. Все дружно ахнули, из-за двери в сад просочилась снова горящая любопытством Гания, а Ирис благоговейно сказала:

— Какая красота.

— Я должен был ожидать, что после такой ночи никто здесь не спит, — послышался из-за букета голос Ладуша. — Но я не вижу Сальмы, где она?

— Как можно увидеть хоть что-то из-за такой охапки? — спросила Хесса. — А Сальма ушла спать. — И тут же крикнула: — Сальма, дуй сюда бегом! Срочно!