— Ты голодная? — Вид у Сальмы был бледный до прозелени и помятый. Еще и фингал во всю щеку. Ну да, слегка побледнел, спасибо мази, что евнух притащил, но все равно заметно. Хесса поморщилась. Живот снова скрутило яростью. Знать бы, куда засунули эту мразь… Хотя нет, лучше не знать. Хесса понимала, что встреться с ним лицом к лицу — и снова она ввяжется в историю. Но как иначе, если даже на расстоянии бесит?
— Я… — Сальма взглянула на нее удивленно. — А ты знаешь, да. Голодная. Ужасно голодная!
— Ты когда ела в последний раз? — фыркнула Хесса, направляясь к двери. Крикнула, распахнув: — Эй! Есть тут кто живой? Принесите ужин голодным госпожам!
В полутемной проходной комнате замаячил серый клиба. Обещанная владыкой Шитанара охрана пряталась за большой дверью — Хесса видела, когда в прошлый раз выходила просить одежду для Сальмы. Накидка Лин и тонкие простыни — это не то, во что хочется замотаться, чтобы забыть о чужих лапах на теле. Теперь, значит, им еще и клибу прислали для присмотра. Что ж, зато есть тот, кто быстро принесет пожрать. Когда вернулась в комнату, Сальма обнаружилась в кресле у окна. Сжалась там в комок, обхватив колени, и смотрела в сад. Хесса подвинула туда же еще одно кресло, села напротив. Утешать она не умела. Как-то не получалось подобрать подходящие слова. Да и все эти нежности и ласковости — кому они к шайтанам сдались после того, как мерзкий жирный ублюдок пытался засунуть в тебя свой член, прижимая нож к горлу? Но Сальма заговорила сама.
— Я только завтракала. Обед пропустила — мы как раз собирали Лин. А после отвлеклась на что-то. А ужин… — она вздохнула. — Пришла мама, и мне кусок в горло не лез. Потом появился этот господин. Он мне не понравился, но я…
— Решила сбежать от новых истерик, — кивнула Хесса. — Сбежала.
— Она очень добрая. И очень любит меня. Но раньше я не замечала, что нам совсем не о чем поговорить. Она все время жалуется, все время недовольна. Моим положением в серале, тем, что до сих пор не нашла своего кродаха, не вышла замуж, не родила… Еще волосы… Как будто я могу что-то с ними сделать теперь! Я понимаю, она хочет как лучше, но это сложно.
— Она хочет как лучше для нее, а не для тебя, — резко сказала Хесса и осеклась. Сама-то она понятия не имела, что значит иметь мать. Иметь хоть кого-то, кому ты небезразличен. Поэтому и осуждать, наверное, была не вправе. — Извини. Она твоя мать, а я никто, тебе виднее.
— Да нет, ты права, — Сальма поежилась, когда после негромкого стука в комнату скользнул клиба с подносом. И замолчала.
Пока слуга придвигал к ним низкий столик, накрывал сверхпоздний ужин и разливал по бокалам отвар, от которого знакомо тянуло успокаивающими травами, Хесса тоже молчала. Только кивнула на пояснение об отваре: «Господин Ладуш распорядился принести для госпожи Сальмы. Вам, госпожа Хесса, принесу что пожелаете», — и махнула рукой:
— Лей, нечего туда-сюда бегать. Успокоиться мне никогда не повредит.
Когда клиба ушел, они ели в тишине, пока Сальма не спросила осторожно:
— Такое можно забыть? Я знаю, ты многое пережила, и то, что случилось со мной, наверное, нельзя сравнивать, но…
— Забыть можно, — уверенно сказала Хесса. — И не такое можно, Сальма. Я думала, нельзя, но сейчас почти не вспоминаю, и кошмары мне давно не снятся. Он тебя не покалечил, синяк сойдет, и все забудется, даже шрамов не останется. Ни на теле, ни в голове.
— Хорошо, что ты попала во дворец. И тебе очень, очень повезло с господином первым советником. Я так рада за тебя. Правда. Извини, что лезу не в свое дело.
— Да никуда ты не лезешь, — Хесса одним глотком допила свой отвар и откинулась на спинку кресла. — И прекрати извиняться за всякую ерунду. Мне и правда повезло, я же не дура, чтобы отрицать. Повезло, что владыка устроил чистку трущоб, непонятно с чего заметил меня в подвале и забрал в сераль. Повезло, что во дворце был первый советник, и что он… Что он вообще есть, да, — неловко закончила она.
Сальма улыбалась. Как-то очень искренне и трогательно, даже сердце защемило. Дурь как она есть. Вот же тоже слюни на ровном месте.
— Знаешь, мы часто гадали, какой будет первая помеченная анха господина первого советника. Некоторые из кожи вон лезли — пытались понять, что ему нравится. Какие волосы, какие глаза, чего он ждет и хочет в постели, — Сальма зарделась щеками, хотя улыбаться так и не перестала. Вот уж нашла тему для радости. — Это было что-то вроде местного развлечения. Он редко к нам приходил, а попасть к нему на течку считалось неслыханной удачей. Я, кстати, ни разу с ним не была.
— Зато ты была с владыкой, о чем тоже многие мечтают, — сказала Хесса, отводя взгляд. Будь на месте Сальмы другая анха из сераля, в ее башку уже прилетела бы какая-нибудь тарелка, ну или Хесса просто сама сбежала бы подальше. Но злиться на Сальму за эти постельно-слюнявые разговоры не получалось. Хессе, пожалуй, было даже немного интересно. Все-таки они говорили о Сардаре, а не о каком-то непонятном кродахе. Хотя и ужасно неловко.
— Ну да, — согласилась Сальма и погрустнела. А Хесса, опомнившись, прикусила язык. Нет, ну надо же быть такой идиоткой! Наверняка сразу напомнила и о трагедии с волосами, важными для владыки, и о том, что владыка теперь тоже не жалует анх сераля вниманием. За редким исключением в количестве двух штук. Ну, или двух с половиной. Если считать то, что случилось с ней самой в начале прошлой течки. По спине пополз холодок. Нет, сейчас эти воспоминания уже не вызывали ни паники, ни раскаяния, но все равно делалось не по себе.
— Ну так и до чего додумались в своих гаданиях? — быстро спросила Хесса, чтобы перевести тему и хоть как-то сгладить неловкость. — Уж наверняка не до трущобной потаскухи со шрамами и отвратным характером.
Получилось, пожалуй, излишне грубо, зато Сальма встряхнулась, замотала головой.
— Не говори так. У тебя сложный характер, но ты добрая. И очень красивая, даже если сама этого не понимаешь. А еще мне кажется… — она замолчала, опустила голову, разглаживая пальцем салфетку.
— Ну что еще? — фыркнула Хесса. — Говори уж. После доброты меня теперь ничем не удивишь.
— Мне кажется, он единственный для тебя. Единственный, кто на самом деле важен. Кродах, которого ты выбрала сердцем. Такая связь, она ведь не рвется запросто.
— Это ты романов начиталась? — Хесса налила себе еще отвара из кувшина и выглотала залпом. Да уж, успокоиться ей сегодня точно не повредит. — Хочешь правду? Не имеет никакого значения, кого и как я выбрала. Эта долбаная жизнь несправедлива, в ней приходится корячиться, чтобы выжить, и тебе очень часто прилетает по зубам и по голове, даже откуда не ждешь. И… и если тебе вдруг везет, вовсе не значит, что будет везти и дальше. Я понимаю, у меня метка, и вы думаете, что все лучше некуда. На самом деле нет. Я ничего не знаю и ни в чем не уверена. Каждый раз боюсь, что приду вечером, а он захлопнет передо мной дверь. И это так страшно, что поджилки трясутся. Страшнее всего, что я пережила в трущобах.
В горле вдруг встал комок. Хесса зажмурилась и с усилием сглотнула. Дурацкий отвар у Ладуша, ни разу не успокоил. Даже на Лин она такое не вываливала. За какой бездной ее вдруг нахлобучило? Тоже понадобились свободные уши? Но раз уж так вышло…
— Я ненормальная, да?
— Нет, ты нормальная, — с неожиданной уверенностью заявила Сальма. На запястье успокаивающе сжались ее пальцы, и Хесса даже открыла глаза, удивляясь перемене. И впрямь посмотреть было на что. Сальма больше не ежилась, сидела прямо и сверкала глазами так, будто на нее снизошло судьбоносное откровение. — Ты нормальная, Хесса! И я нормальная, даже если хочу рисовать, а не сидеть под дверями в ожидании. Хочу тоже выбрать сердцем. И жизнь, и кродаха. Даже если это будет иначе, не так, как у всех! Я так боялась сказать маме, что не хочу как Нарима. Не хочу ехать с незнакомым мужем непонятно куда. Хочу остаться здесь, хочу закончить новые эскизы, хочу полюбить, если посчастливится. Ты говоришь, это страшно, но я все равно хочу. В романах все не так, ты права, но я хочу узнать, как бывает на самом деле! А если не выйдет… что ж, значит не судьба, но я хотя бы не стану ни о чем жалеть.