Промялась под спиной постель, и тут же еще раз — рядом. Запах Асира был сейчас густым, почти физически ощутимым, возбуждал и будоражил, желание вдруг стало таким острым, будто Лин и не кончила только что. Будто это была лишь игра, прелюдия. Она вдохнула как могла глубоко, и показалось, что пьет запах, словно вино тогда, на празднике. Рот наполнился слюной, и по телу прошла тягучая, почти болезненная волна дрожи.

Даже не открывая глаз, Лин точно знала, что Асир сейчас лежит рядом, почти вплотную к ней, на боку. И смотрит. Его взгляд чувствовался так же явственно, как запах, заставляя кожу гореть от жажды прикосновений.

Лин хотела тоже повернуться на бок. Тогда она могла бы снова прикоснуться, провести пальцами по руке Асира от плеча к кисти, нет, лучше от кисти к плечу, а потом — по боку и ниже, по бедру. Ясно представилось, как пальцы скользят по большому смуглому телу, соскальзывают с бедра и упираются… в член… Какой он на ощупь? Твердый и горячий, это Лин знала точно, а еще? Почему-то казалось, что кожа там должна быть очень нежная и гладкая, нежнее, чем у самой Лин. И еще — если взять в кулак и провести снизу вверх, к головке, что сделает Асир?

Лин повернулась неловко, не столько повернулась, сколько перекатилась — не учла, что под Асиром матрас промялся сильней, чем под ней. Уткнулась носом в грудь, а напряженный и, действительно, твердый и горячий член прижался к ее животу и уперся под ребра. Запах пролился в рот, в горло — как будто сделала слишком большой глоток. И, почти не соображая, что творит, Лин прижалась к груди Асира губами, лизнула, потерлась носом. Закинула ногу на бедро, рукой схватилась куда пришлось, кажется, за запястье, потому что под пальцами отчетливо и часто забился пульс. Сказала каким-то чужим голосом:

— Не двигайся, — и начала лизать. Слизывать запах, пот, вкус желания. Прихватывала губами гладкую кожу, стонала от удовольствия, всасывая в рот.

— Бездна и все великие предки, — Асир хрипло рассмеялся. — Общение с анкарами не прошло даром. Ты решила зализать меня до смерти или избавить от всех чужих запахов сразу? — Его ладонь привычно, тяжело легла на затылок, взъерошила волосы, придавила, вжимая сильнее. — Если вдруг захочешь попробовать меня на зуб, сдвинься выше. Правее или левее.

«Зачем на зуб?» — хотела спросить Лин, но тут то ли сам Асир шевельнулся, то ли член еще увеличился, вдавливаясь ей в живот, и Лин, не думая, что делает, свободной рукой попыталась его отвести. Обхватила, почувствовала под пальцами нежную и скользкую, словно дорогой шелк, кожу, поняла, что именно держит в ладони, и ее накрыло. Из горла вырвался полустон, полурык, мышцы закаменели, а зубы и правда сжались — где придется. Кажется, слегка прихватив Асира. Лин сжимала ноги, вжималась лбом, из нее текло, и сквозь ослепительное и ошеломляющее удовольствие проступало такое же ошеломляющее изумление. Она кончила только от того, что вылизывала Асира, а потом взяла в ладонь член?

— И чему ты так удивляешься? — Голос донесся будто сквозь вату. Лин скорее почувствовала его, чем услышала. В голове было пусто и ясно, и каждая мысль казалась отчетливой. А вот тело… Тело вело себя странно. Вместо слабости в него словно вливалась энергия. Лин даже открыла глаза — держать их закрытыми отчего-то казалось неправильным. А еще хотелось… не лежать, не нежиться, переводя дух и отдыхая, хотелось двигаться, действовать, и еще… Если бы ее спросили, не смогла бы объяснить словами, но внутри нее будто зарождалась жажда. Сосущая, зудящая, волнующая.

Лин слегка отодвинулась, прижала ладонь к животу, прислушиваясь к себе. Облизала губы, которые сейчас показались сухими, будто не пила сто лет. Только вряд ли вода изменила бы хоть что-нибудь. Вряд ли бы хоть от чего-то спасла.

Асир пошевелился, и Лин посмотрела на него. Увидела нахмуренные брови и сосредоточенное лицо. Слишком сосредоточенное. Будто вслушивался во что-то едва слышное, пытался разобрать неясное. Ноздри хищно подрагивали, словно запах Лин ему сейчас мешал, отвлекал от главного. Или, наоборот, именно в нем Асир искал ответы, изучая, раскладывая на составляющие.

— Все хорошо, — сказал он. — Вы сейчас одно, не мешай ему, не думай, чувствуй.

— Что со мной? — спросила Лин. Эмоций не было — ни страха, ни хотя бы волнения, даже любопытство куда-то делось, осталась лишь эта странная, тревожащая, мучительная жажда.

— Все хорошо, — повторил Асир. — С тобой наконец все правильно. Это течка. Нормальная, правильная течка. Не бойся.

— Я не боюсь. Я… хочу. — Она снова облизала губы и поморщилась: как будто за какие-то несколько секунд они стали еще суше. Повторила: — Хочу, и мне от этого так… не знаю. Это и есть течка? А что было до того? — в горле вдруг зародился смех, и Лин испугалась — только истерики не хватало. «Не думай, чувствуй», — повторила она вслед за Асиром. «Не мешай»…

Это «не мешай» показалось своим и чужим одновременно, как будто одна половина Лин, та, которую тревожило происходящее и которая хотела получить ответы, здорово раздражала другую. Той нужны были не ответы, не рассуждения, а действия. Лин все еще сжимала член Асира. И деятельная ее половина провела пальцами по напряженному, скользкому от смазки толстому стволу, прихватила кулаком головку и хрипло сказала:

— Я хочу тебя. Твой член. Возьми.

И когда Асир рывком перевернул ее на живот, навалился сверху, прикусывая кожу на шее, там, где еще недавно была белая лента, Лин, вжимаясь в него спиной, задницей, всей собой, наконец снова почувствовала себя целой и поняла — все и впрямь правильно. Она — это все еще она, выросшая трущобная девчонка, которая сейчас смотрит прямо в глаза своему главному страху. И больше не боится.

Ладуша не оказалось в серале. Хесса помнила, как металась от слуги к слуге, стараясь донести самое важное — второй советник нужен срочно, его зовет владыка. Немедленно. Еще помнила, что это сработало — сразу несколько клиб выскочили за двери. А потом — будто затмение нашло. Отходняк после встречи с владыкой, после пережитого страха за Лин — не иначе. Она очнулась почему-то в купальне, обнаружила себя голой на бортике, как будто собиралась лезть в воду, а потом то ли раздумала, то ли отвлеклась. Голову вело, как от хорошей порции бормотухи, щеки горели, а зубы стучали, будто от холода. Хесса провела ладонью по телу, поднесла пальцы к носу и поморщилась — понятно, почему она хотела в бассейн, запах владыки как будто впитался в кожу.

Хесса спрыгнула в воду, сначала просто стояла в ней, потом добавила больше апельсинового масла — потому что воняло оно зверски, но сейчас казалось, что даже это не помогает. Схватила мочалку, самую жесткую из всех, терлась яростно, пока все тело не пошло алыми пятнами. Обмылась и наконец вылезла. В голове не то чтобы окончательно прояснилось, но туман немного рассеялся. Нашла на скамейке свежую одежду — а рядом ту, что была на ней с утра, от нее пахло так стойко и густо, что хотелось разодрать в клочья и сжечь, или закопать, или… Хесса потрясла головой, натянула чистое и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Нужно было отыскать Ладуша. Узнать, как там Лин, и еще кое-что. Об этом «кое-чем» Хесса думать не хотела, потому что ясно было — если задумается, никогда не решится, значит, надо действовать очень быстро.

На пути попалась Лалия, замерли обе. Хессе показалось, что таращились друг на друга они долго. Очень. Лалия разглядывала ее пристально, будто до печенок рассмотреть собралась. Но нервировало не это, а то, что Лалия улыбалась. Скупо и очень понимающе, будто через стены видела, чем Хесса занималась в купальне, и отлично знала, почему. Наверное, Хесса тоже смогла бы еще долго играть в гляделки, да только вот не за тем она шла. Знает? Отлично. Понимает? Еще лучше. Пусть подавится своим долбаным пониманием.

— Ладуша видела? — спросила Хесса. Голос звучал хрипло — то ли от долгого молчания, то ли еще от чего. Хесса только надеялась, что не носилась по всему сералю с дикими воплями, пока была в этой странной отключке.