Ужин Асир запомнил плохо. Все силы уходили на то, чтобы не выдать ни бешенства, ни боли. Он благосклонно выслушивал хвалы празднику и собственному щедрому гостеприимству, принимал прощальные дары, просителей и жалобщиков отправлял к Дару или Ладушу и ждал момента, когда можно будет уйти, не оскорбив этим законы гостеприимства. Лалия, ожидавшая его среди гостей, что-то поняла: прикрутила свою язвительность, смотрела вопросительно и явно рассчитывала на объяснения.

К счастью, праздник утомил всех, так что слишком задерживаться не пришлось.

Фаиз подгадал время точно — вошел в спальню, едва Асир скинул надоевшую парадную одежду и повалился на кровать, а Лалия спросила:

— Что происходит?

— Слушай, — ответил Асир и посмотрел на Фаиза: — Ну?

— Кадорим дех Маджид аль Даниф не знает о заговоре, — бесстрастно сообщил тот. От него густо пахло кровью и страхом, ярость сменилась сытым удовлетворением. — Но он слышал недовольные разговоры своего отца, деда и дядьев и сделал собственные выводы. Решил, что старики ни на что, кроме жалоб на жизнь, не способны, зато он, избавив Имхару от негодного правителя, станет героем. А заодно превзойдет своего старшего брата, который слишком много времени проводит со стариками и подцепил от них склонность к пустым разговорам. Содержимое этих разговоров и жалоб я еще уточню, там может вскрыться немало интересного. Пока же ничто не противоречит нашим прежним выводам: отрекшиеся сделают свой ход, когда в Им-Рок прибудут делегации владык Ишвасы. Их цель — вызвать недовольство правлением владыки Асира среди народа, спровоцировать бунт и тем самым показать всему миру, что Имхаре нужен другой правитель. Если в ходе волнений пострадают наши гости, это докажет неспособность владыки Асира поддерживать порядок и обеспечивать безопасность. Пока все.

— Подробности, — потребовал Асир.

— Полно, — рявкнул вошедший Сардар. Фаиз молча отступил к окну. Сцепил руки сзади в замок. Как они работали вдвоем столько лет и не только не выгрызли друг другу горло, но даже ни разу всерьез не сцепились, было загадкой не только для Асира и всего дворца, но и для них самих. — Этот выродок не планировал стрелять. Думал сначала об отравлении, запасся, как заправский аптекарь, но подступиться с этим ни к кому из слуг не вышло — слишком много охраны во дворце. Слишком много глаз и ушей. Потом собирался пропитать ядом что-нибудь из даров. Тот талмуд со стишками…

— Стихами, — без выражения поправил Фаиз. — Стихами почтенного Абу дех Пранта в обработке его правнука.

— Да похрен. Но решил, что это сразу укажет на него.

— Он что, идиот? — спросил Асир.

— Хуже. Потому его и не подпускали ни к чему важному.

— Дальше.

— Дальше шло время, он не знал, что делать. Мысль о том, чтобы использовать дальнострел, взбрела ему в голову сегодня утром, но стрелять в тебя на площади опять же было слишком рискованно. Он привел детей с праздника, попросил себе вина на террасу, дождался, перемахнул через ограду…

— Откуда он знал, что я поведу Адамаса в зверинец?

— Да не знал он ни хрена. Собирался стрелять на ужине.

— В зале, где полно народу и стражи?

— Это был последний шанс, он не хотел возвращаться домой проигравшим, — сказал Фаиз.

— Но тут предки услышали его молитвы. И послали тебя. Но он был очень осторожен, связываться с Адамасом не захотел, поэтому сидел в кустах и дожидался. Ну и… дальше ты знаешь.

— В меня стрелял идиот без мозгов. — Асир потер лоб и все-таки не выдержал, заорал, потому что никто нормальный не смог бы спокойно выслушать этот бред: — В меня. Стрелял. Идиот. Где была ваша поганая охрана? Ты, — он вскочил и двинулся к Фаизу. — Уверял, что у тебя разве что в задницах у анх нет глаз и ушей. А ты, — Дар таращился в ответ, не отводя взгляда, скалился от злости, но молчал. — Стадо недоразвитых ишаков, а не элитная охрана дворца.

— Я могу… — Дар осекся. Асир схватил его за плечо, встряхнул от души, рявкнул:

— Заткнись. Вы оба обеспечили мне пышные похороны вместо защиты.

— Ты жив, — Фаиз обернулся, смотрел исподлобья, щурясь.

— Кого мне за это благодарить? Вас?

— Себя, разумеется, — голос Лалии, мягкий, насмешливый, прозвучал так неуместно, что Асир обернулся. — И немного — свою удачу. И лично я — рада, что удача справилась лучше остальных. Что ты сделаешь? Я бы не отказалась посмотреть на публичную порку.

— Блядь, — заорал Сардар. — Ты можешь заткнуться хотя бы сейчас. Что ты вообще здесь забыла?

— Своего владыку, разумеется, которого, по вашей с тайным советником милости, я могла сегодня лишиться.

Асир схватил со стола первый попавшийся кувшин, в рот полилось вино — сладкое, мерзкое. Он запрокинул голову, жадно вливая в себя приторную, пахнущую лекарственными настоями гадость, иначе просто свернул бы шею кому-нибудь из этих троих.

— Никто из нас не предполагал, что тебя придется защищать от идиотов, — сказал Фаиз. — Их действия невозможно предсказать.

Вино кончилось. Асир вцепился в кувшин, и Сардар неуловимым движением сместился в сторону. Вовремя. Осколки разлетелись по всей спальне. Лалия, лежавшая в подушках посреди кровати, ухмыльнулась.

— Это не оправдание, — выдал Сардар, — но…

— Но мы примем меры, — договорил Фаиз.

— Поздно. — Асир зашагал по комнате, пытаясь придумать, чем еще занять руки. На глаза попался тот самый ящик с купленными, но так и не опробованными дальнострелами. Защелки он отодрал одним движением, с корнем.

— У меня есть просьба, — сказал Фаиз. И Асир не услышал, почувствовал, как от рычания вибрирует горло. — Мы должны допросить всех, кто приехал с Кадоримом. Не только прислугу, но и детей.

— Ты что делаешь? — Сардар перехватил вытащенный Асиром дальнострел, вцепился в него мертвой хваткой, уперев дуло себе в живот. — Давай. Стреляй, ну. Хочешь же.

Асир поднял голову. Сквозь кровавую муть в глазах он Дара почти не видел. И отчаянно, до зуда в пальцах хотелось и правда выстрелить.

— Детей не трогать, — слова давались тяжело. Руку на рукояти свело от напряжения.

— Это недальновидно. — Фаиз приблизился тоже. — Они могут знать больше, чем Кадорим. Они важнее, чем он. Это шанс не просто разобраться в замыслах Джасима, а сыграть на опережение. Он знает, что ты никогда не тронешь детей. Пользуется твоими слабостями.

— Мне очень нелегко это признавать, — вмешалась Лалия, — но, кажется, я впервые в жизни согласна с нашим бесценным господином тайным советником. Помнится, когда мне было десять…

— Я сказал — нет. Дети и слуги останутся здесь до выяснения обстоятельств. Но ни один из вас не тронет их даже пальцем. Это ясно?

— Ты совершаешь ошибку. — Фаиз отошел.

Асир разжал пальцы, впихнул Дару в руки второй дальнострел, сказал коротко:

— Проверь заряды. — Обернулся к Лалии. — Поднимайся. Мы идем стрелять.

Утро после праздника настало ближе к полудню. Может, остальной сераль и встал как обычно, Лин не знала. Сама она безобразно заспалась — не помешали ни голоса в общем зале, ни заглянувшая Хесса (та, правда, будить не стала и тихо вышла), ни смазка, которой, по ощущениям, стало больше, чем вчера.

На губах все еще ощущался вкус вина, винограда и владыки. На коже под кромкой халасана, который Лин так и не сняла, все еще чудилось осторожное, слегка щекотное прикосновение. В ушах звучал низкий, глубокий голос: «Ты пахнешь иначе». «Этого ты тоже не должна стыдиться». Откуда владыка взял, что Лин могла бы стыдиться поцелуя?

Это был хороший вечер. Несмотря на обжигающие и испепеляющие взгляды, чужие запахи, толпу и неизбежную неловкость. Лин хотела продлить ощущение спокойного счастья, но любая ночь рано или поздно заканчивается, даже если ухитришься растянуть ее до обеда.

Поднявшись, Лин пошла не сразу к умывальнику, как всегда, а впервые за все проведенное в серале время остановилась у зеркала. Смотреть на собственное привычное лицо было странно. Вчера смывала нарисованную красоту и не думала ни о чем, настолько глубоко погрузилась в счастливый транс. Проводила по губам смоченной в бальзаме губкой, а чудился поцелуй владыки. Заходилось сердце, между ног становилось горячо и влажно. Если бы он предложил вчера не дожидаться течки, пошла бы с ним с радостью. Но у него есть Лалия. Глупо ждать слишком многого.