– Так что Ровах сказал насчет того, что ты без его ведома покинула крепость? – спросила мамушка негромко.

– Ничего, – вздохнула я. – Не до того было.

– Скажет, голубушка, еще скажет. Да так, что пожалеешь.

Они тихонько всхлипнула, отерла тыльной стороной ладони лицо и прополоскала тряпку. Вода в тазу была уже розовой от крови.

До поздней ночи мы с ней трудились над раненым, пытались хоть как-то помочь ему. Обезболивающая мазь действовала плохо, и Ильстан все время стонал и метался, пытался даже в бреду приподняться. У него был жар, и это было плохим знаком. Сделав все, что было в наших силах, мы решили покинуть его. Я приставила к нему служанку, чтобы она глядела за ним ночью и меняла компрессы на спине, и мы с Катарой вышли.

За дверью оказались три стражника, что меня ни капли не удивило. Такого “гостя” никто не оставил бы без присмотра ни при каких обстоятельствах.

– Пойду попрошу сварить для нас успокаивающего чаю, – сказала Катара и зашагала в хозяйственное крыло. Я же пошла дальше по коридору в сопровождении Ракана.

За поворотом, ближе к главному холлу послышался шум. Я прислушалась, но не поняла в чем дело. Но едва я завернула за угол, как увидела, что происходит.

– Я требую, чтобы со мной обращались достойно, – шипела на стражника девушка, которую заприметил на площади Ровах. Стражник держал ее за руку и скабрезно улыбался.

– Да ну? Ты всего лишь маленькая продажная дрянь, которую пустили в крепость. С чего мне с тобой церемониться?

– Потому что твой господин меня выбрал! – гордо выпятила она грудь.

Я вышла из тени коридорного проема и шагнула на гранитный пол холла.

– Пусти ее, – приказала я стражнику.

Увидев меня, он выпустил руку девицы и поклонился мне.

– То-то же! – надменно глянула на него девушка.

Взгляд ее сместился ко мне. Но она не стала кланяться для приветствия, как и полагалось. Более того – она с вызовом глядела на меня.

– Господин выбрал меня, – зачем-то повторила она, но уже для меня.

– Верю. Но тебе лучше уйти.

Я с жалостью посмотрела на нее, понимая, что ждет ее сегодня. Внутри все переворачивалось от осознания того, что если я прогоню ее, то Ровах придет ко мне. Еще злее, еще жестче… Но я не могла позволить пострадать той, что может быть еще даже невинна.

– Я не уйду, – вскинула подбородок гостья. – Не вам решать. Я понравилась вашему мужу, а ваш удел – терпеть.

Она прошла мимо, и уже за моей спиной остановилась, заговорила через плечо:

– Как знать, быть может я даже стану его любимицей. Подарю ему сына. Ведь ваше чрево не способно на детей, раз за такой срок вы так и не понесли?

Сказав это, она хмыкнула насмешливо и зашагала к винтовой лестнице, что вела на второй этаж. Она была довольна своей победой и даже не подозревала, что на самом деле проиграла.

– Удачи, – сказала я негромко, а затем добавила уже так, чтобы она точно услышала: – Только не плачь сильно, Ровах этого не любит.

Девушка застыла на мгновение, обернулась, посмотрела на меня непонимающе. Она продолжила идти наверх, но шаги ее замедлились, брови нахмурились.

Она не поняла, но скоро поймет. Бедная глупая мышка, которая попала в лапы коту.

Дождавшись, когда ее шаги стихнут, я поднялась наверх и прошла в свои покои. Сегодня я могу спокойно спать не опасаясь, что супруг придет ко мне. Но на душе все равно скребли кошки. Так было всегда, когда я видела, что очередная девушка попала в руки моего мужа.

– Главное, что не я. Главное, что это не я, – повторяла я себе, пытаясь успокоить громко стучащее от тревоги сердце.

Дверь распахнулась, вошла Катара с подносом, на котором дымился небольшой чайник.

– С лавандой, все как вы любите, – сказала она и поставила чай у зеркала.

Я не притронулась к нему. Все мои мысли были только о том, как спасти будущего властителя Айневии. Ровах не глуп, он попытается как-то повернуть все в свою пользу, к примеру, потребовать от Айневии капитуляции в обмен на Ильстана. Нет, вряд ли – слишком несоразмерна цена, властитель востока может и не согласиться.

Ночь прошла спокойно, Ровах не пришел, как я и ожидала. Едва рассвет ворвался в комнату, я покинула ее и прямиком направилась в покои, где лежал Ильстан. Только вошла, как служанка быстро встала, поклонилась и затараторила:

– Госпожа, он так кричал, так кричал! Я мазь мазала от боли – не помогла! Я думала, что с ума от его криков сойду! Ух как он метался, как рвался!

– Он в сознании?

– Нет, госпожа.

– Иди.

Девушка быстро зашагала из комнаты, испуганно глянула на Ракана, что стоял у дверей, и прошмыгнула в коридор.

Я подошла к раненому. Тело его пылало от жара, покрылось потом. Запястья были изранены веревкой, когда он метался в своей постели.

– Срежь веревку, – приказала я Ракану.

– Нельзя.

– Ты же видишь, в каком он состоянии? – строго ответила я. – Еще не хватало, чтобы запястья воспалились.

Воин цыкнул, но подошел к постели. Из-за пояса достал нож и одним движением перерезал веревку.

– Он может навредить вам, госпожа.

– Чем? Он едва жив. Надо молиться богам, чтобы он вообще очнулся!

– Но…

– Выйди! – не выдержала я. – Жди за дверью и не мешай мне, раз ты так боишься за меня!

Охранник хотел было что-то сказать против, но я посмотрела на него так, что он тут же закрыл рот.

– Дурная баба, – ворчал он себе под нос, уходя из покоев. – Одни беды от нее.

Едва он вышел, я тут же приступила к лечению. Из баночки я достала немного мази, но когда стала наносить ее на рану, Ильстан промычал болезненно и выгнулся дугой.

– Тише, – шепнула я ему. – Мне нужно помочь тебе.

Он не мог меня услышать, а уж тем более терпеть боль. Поэтому, когда я в очередной раз коснулась его раны, он выгнулся еще сильнее и громко застонал. Его рука дернулась, ударив меня больно в грудь.

– Потерпи, умоляю.

Но все мои мольбы были напрасны. С каждым прикосновением Ильстан расходился все сильнее. Устав бороться с ним, я вздохнула. И как его усмирить? Я тихонько запела.

Пленник притих, словно ребенок, убаюканный материнской колыбельной. Тело его обмякло, он словно слушал меня, хотя был без сознания.

Я пела и пела, осторожно нанося на раны мазь, и Ильстан был куда смирнее, чем прежде. Я пела про девушку, что выдали за старика вместо любимого. Про война, что потерял дорогу домой и блуждал на болотах пока его не вывели русалки. Про зарю, что живет где-то в облаках на скале и каждое утро проносится по небу, чтобы окрасить его в алый цвет.

Несколько дней я ходила и пела, молясь мысленно богам, чтобы он вернул раненого к жизни. Он не приходил в себя, но я видела, что ему стало лучше. Раны на его спине затянулись, не причиняли столько боли, и я попросила Ракана переворачивать его иногда на спину, чтобы не образовались пролежни.

– Помыть бы его хорошенько, – сказал как-то Ракан, перевернув Ильстана на спину.

– Прикажи слугам принести воды и тряпки, я вымою его.

– Может служанка?

– Они его боятся. Думают, что он вот-вот очнется и перережет им глотки.

– Лучше им, чем вам, госпожа.

– Мне все равно, – пожала я плечами. – Он может хоть клинок мне в сердце всадить – я только спасибо скажу, если успею.

Ракан покачал головой и вышел, а через пару минут заскочила с водой служанка. Поставив таз, она кинулась прочь, словно пленник действительно был опасен.

– Дурочки трусливые, – усмехнулась я и начала протирать больного.

Я осторожно помыла его руки, приподняв их. На мое удивление они оказались ужасно тяжелыми, словно из металла налитыми. Потом перешла на грудь. Мышцы были такими же литыми, как и на руках, гладкая кожа отливала легким загаром.

Взгляд мой опустился ниже, к животу, и я застыла, не решаясь протереть его. Кровь прилила к щекам, стало жарко. Не знаю почему, но я жутко смутилась. Я была замужем, видела Роваха голым, и, могу сказать, его тело было прекрасным. Но собственный муж вызывал у меня лишь отвращение, а тут… Какое-то волнение всколыхнулось во мне, в горле пересохло и я шумно сглотнула, сама того не ожидая. Испуганная я глянула на раненого, словно он мог услышать. Он все так же был где-то далеко.