Половица скрипнула, и я застыла, испуганно оглянулась через плечо. Катара – моя мамушка, что сначала выкормила меня, а затем стала моей прислужницей, заворочалась на тюфяке. Она спала в конце комнаты ближе к камину, так как постоянно мерзла по ночам. Стылый север совсем измотал её, сделал болезненным уже немолодое тело. Я задержала выдох, боясь, что даже легкое дуновение моего дыхания разбудит спящую. Она плохо спит ночью с тех пор, как мы прибыли сюда, и часто досыпает днём. Как сейчас.

Я зря старалась не потревожить сон мамушки – Катара приоткрыла глаза, глянула на меня осоловело, а затем встрепенулась.

– Куда это ты собралась, девонька? – она слишком резво для такой полной женщины села, сунула голые отекшие ступни в туфли, стараясь не касаться ледяного каменного пола. Глядя на меня и не моргая, она поежилась и натянула на плечи одеяло. Слегка подрагивая, женщина с ожиданием смотрела на меня, брови её строгой линией нависли над глазами.

– Мамушка, не ругайся, – я метнулась к ней, схватила ее шершавые большие ладони в свои, сжала, умоляя. – Я… я на праздник хочу.

– Сдурела, что ли, девка? – округлила она глаза. – Нет госпожа, нельзя вам туда.

– Молю, мамушка, пусти. А не то сбегу, богами клянусь!

– Ты чего удумала? – голос женщины зазвучал испуганно. – Ты же ничего не хотела, ягодка. Неужто Птичка моя вернулась?

Я опустила глаза, боясь признаться, что прежняя я не в силах вернуться. Но она и сама все понимала – никто не знал меня так хорошо, как эта большая и теплая женщина, пахнущая слежалой соломой.

Катара вырастила меня. Моя мать, только родив, сразу передала красного младенца, заливающегося плачем, служанкам, даже не взглянув на лицо. Она ждала мальчика, наследника, а получилась девчонка. Мама никогда меня не любила, не ласкала, не пела мне песни. Она старалась вообще не глядеть на меня, словно это я была виной тому, что она не может никак родить мальчика. Все младенцы, что выходили из ее утробы после меня, оказывались либо мертвыми, либо… Нет, даже говорить о таком страшно. Но слуги шептались по углам, что у тех деток даже было не понять, к какому полу они относятся, настолько обезображенными были их тела, пораженные каким-то недугом. Еще ребенком я слышала их плач, когда кто-то из слуг проносил очередного новорожденного мимо моей комнаты, чтобы сбросить в реку с крепостной стены. В такие ночи я много плакала. Вставала на колени и молила богов, чтобы мои братья и сестры не сильно страдали за короткие минуты своей жизни. Они были чудовищами, так говорили обитатели крепости, никто не жалел их кроме меня. И я единственная, кто родился здоровым и нормальным ребенком.

Меня передали кормилице – еще молодой Катаре, что только что потеряла своего трехмесячного сына из-за страшной болезни, и которая имела много молока. Так Катара и стала моей мамушкой, воспитывая меня вместо настоящей матери. Ее муж спустя около двух лет после моего рождения погиб на войне, так ни разу больше не приехав к жене на побывку. Катара не сильно грустила, да и замуж вновь не рвалась. Но у этого были свои последствия – она так больше и не обзавелась детьми, отдав всю свою любовь и заботу мне.

Когда же я повзрослела и вошла в возраст пригодный для брака, Катару хотели сослать за ненадобностью, но я не позволила. Я сказала, что не потерплю ни одной прислужницы кроме нее, а если навязывать кого будут – со свету сживу несчастных. Конечно, никогда бы в жизни я не стала вредить тому, кто ничего плохого мне не сделал. Я даже не кричала на слуг никогда, не то что ударить. Но, как сказал потом отец, взгляд у меня был столь безумен, когда я говорила это, что он мне сразу поверил. Мне было неловко, но это был тогда единственный способ оставить мою мамушку рядом, хоть и ложью и угрозами.

Всю мою жизнь она звала меня Птичкой, говорила, что я много щебечу, радуясь солнцу. Я действительно была всегда жизнелюбивой и радостной, покуда не оказалась здесь, в Сайдехе. В детстве я много болтала, задавала слишком много вопросов, без конца напевала сама себе под нос. Я была беззаботной синичкой, пока мне не оборвали крылья…

– Я получил предложение от властителя Сайдеха. Он хочет жениться, и я предложил ему тебя, – сказал как-то отец прямо за ужином, и все за столом резко замерли, позабыв о еде. Мне было тогда чуть больше двадцати, и по принятым меркам я даже засиделась в девках.

– Как же, отец, – изумилась я. – Мы же враждуем уже почти тридцать лет.

Отец, властитель земель Наморы – южного княжества, и хранитель одноименной крепости, откинулся на стуле и посмотрел на меня строго:

– Вот именно. Ты станешь залогом нашего союза. Мы подпишем договор об объединении сил. Теперь Сайдех и Намора выступят в союзе против Айневии. Пора уже закончить эту войну, но только нашей победой. Вместе мы разгромим Айневию!

Я глянула на мать, но та даже не обратила никакого внимания на наш разговор, словно речь шла не о её дочери. Она ковыряла вилкой еду на блюде перед собой, низко склонив голову. Бесконечные неудачные роды её измотали, сделали старой раньше времени. Седина покрыла её виски, хоть ей было и чуть больше сорока лет. Мне было ни капли не жаль её. Я вообще к ней ничего не испытывала. Рядом сидела кормилица с младенцем – моим младшим братом, что смог таки появиться на свет здоровым и выжить. Маленький Атон – будущий правитель наших земель, наследник. И благодаря его рождению я теперь здесь не нужна.

– Скоро твой жених явиться сюда. Мы подпишем бумаги, заодно на тебя глянет. Ты уж не опозорь меня, Тайта.

Весь вечер мне кусок не лез в горло. Вернувшись к себе в комнату, я и вовсе расплакалась, напуганная скорым отцовским решением. Днями и ночами после я думала о том, как уеду на север, где звенящий холод и пронизывающие ветра превратят меня в старуху раньше времени. Я тревожилась и печалилась, пока спустя семь недель из Сайдеха наконец не приехала делегация для заключения союза.

Мой жених был красив словно сам бог. Его светлые, почти белые волосы были заплетены в две тугие косы – символ траура по почившему не так давно отцу. Если бы старый властитель Сайдеха не умер, то союза бы и не случилось, настолько он был упрям и непреклонен. Но его сын был готов на большее для своей страны, даже объединиться с бывшими врагами.

– Тайта, приехали! – Суита, дочка одного из командиров, что тоже жила в крепости, отворила дверь в мою комнату. – Бежим смотреть!

Мы тогда с ней так быстро бежали по переходам крепости, что у меня жгло в груди. Мы забрались на одну из крепостных стен, чтобы видеть, как всадники подъезжают к крепости Намора. Тогда было не различить, кто из них посол, кто мой жених, а кто обычной воин. Увидеть нареченного я смогла уже во дворе, куда пришлось спуститься для приветствия гостей.

Ровах Сайдех, новый властитель северного княжества, широко улыбался, сверкая стального цвета глазами, и от этой улыбки все внутри меня переворачивалось. Все девицы, что вышли поглазеть на приезжих, перешептывались и томно вздыхали, возбужденно галдели и смущенно улыбались. Я видела в их глазах то, что не должно быть в глазах юных и благородных дев. Я осуждала их мысленно, ненавидела за такое внимание к моему жениху и… ревновала. А как не ревновать, когда красивейший из мужчин, что обещан тебе в мужья, улыбается каждой, что на него глянет?

Но самое печальное то, что в ловушку его силы и мужественной красоты попала и я. Я смотрела на него глазами полными любви, предвкушала наш брак. Я думала лишь о том, как сделаю его самым счастливым мужчиной на этой земле, стану самой верной женой и отменной хозяйкой Сайдеха. В слепой своей любви я даже не беспокоилась о том, что мой жених спал с моей двоюродной сестрой, пока гостил в нашем владении. Когда он уехал, ее сослали назад, к себе домой, в далекий город на границе, окрестив распутницей. Через пару месяцев дошли вести, что она ждет ребенка. Сказали, что от конюха, но все прекрасно понимали, что это ложь.