— Элеонора проводит тебя в твои апартаменты, — бросает он, не оборачиваясь. — Жди моих распоряжений.

Я просто стою, не в силах пошевелиться, впиваясь взглядом в его спину.

Теперь у меня нет ничего. Даже права на отказ. И даже на собственное тело, которое уже откликается на него.

8 глава

Тишина в спальне густая, звенящая, давящая. Я сижу на краю слишком большой кровати, вцепившись пальцами в шелковое покрывало, и пытаюсь дышать. Воздух кажется густым и чужим, пахнет не моим домом, а деньгами и тоской. За окном плывут огни города, такие далекие, такие недоступные.

Вдруг — скрип двери. Тихий, но в этой гробовой тишине он звучит как выстрел. Я вздрагиваю и замираю, сердце замирает вместе со мной, а потом срывается в бешеную, неистовую пляску.

В проеме стоит Всеволод. В его руке — хрустальный стакан с темной жидкостью.

— Не спишь, — произносит он. Это не вопрос, а констатация факта. Он входит, заполняя собой все пространство комнаты, и бесшумно закрывает дверь за собой.

Всеволод медленно подходит к камину, ставя стакан на мраморную полку, и поворачивается ко мне. Его взгляд медленно ползет по мне, по моей скрюченной позе, по рукам, вцепившимся в покрывало, по лицу, на котором, я уверена, написаны только страх и растерянность.

— Боишься? — его голос низкий, беззвучный, будто он не хочет, чтобы его услышали за этими стенами.

Я не отвечаю. Не могу. Просто смотрю на него, загипнотизированная, как кролик перед удавом.

Евсеев делает несколько шагов ко мне. Каждый его шаг отдается гулким стуком в моей груди. Он останавливается так близко, что я чувствую тепло его тела, слышу его ровное, спокойное дыхание и чувствую терпкий, мужской запах его кожи, смешанный с ароматом виски.

— Я сказал, что буду распоряжаться тобой, когда захочу, — напоминает он тихо. Его рука поднимается, и я зажмуриваюсь, ожидая грубости, боли, унижения.

Но его пальцы лишь едва касаются моей щеки. Легко, почти невесомо. Кожа под его прикосновением вспыхивает, как от ожога. Это не больно. Это... страшно. Страшно от этой непонятной нежности, которой здесь, в этой комнате, не должно быть места.

— Открой глаза, Дарья, — его голос звучит почти мягко, но это всего на секунду. — Я приказал.

Послушно открываю глаза. Всеволод смотрит на меня с каким-то странным, изучающим интересом. Его взгляд скользит по моим губам, задерживается на дрожащих уголках, потом возвращается к моим глазам.

— Ты вся дрожишь, — замечает он, и его большой палец проводит по моей скуле, заставляя меня снова вздрогнуть. — Как пойманная птица. Тебя никто никогда не трогал?

Во рту пересыхает. Я пытаюсь сглотнуть, но не могу. Стыд, дикий и жгучий, заливает меня с головой. Я отвожу взгляд, чувствуя, как горит лицо.

Его рука замирает. Он затихает, и в тишине я почти слышу, как крутятся шестеренки в его голове.

— Так вот в чем дело, — наконец произносит Евсеев, и в его голосе проскальзывает нечто новое — не злорадство, а... изумление? Интерес? — Маленькая невинная девочка, продавшая себя, чтобы спасти бабушку. Как трогательно.

Его пальцы снова касаются моего лица, но теперь это не легкая ласка, а властное, оценивающее прикосновение собственника. Он проводит по линии моей шеи, останавливается у ключицы, оставляя на моей коже огненный след. Тело немеет от страха и чего-то еще... какого-то непонятного, предательского ожидания.

— Не бойся, — его шепот обжигает ухо. — Сначала я изучаю. Наслаждаюсь каждым моментом. Ан... ти... ци... па... ци... ей.

Всеволод произносит это слово по слогам, насыщая его каким-то темным, сладким смыслом. Его губы почти касаются моей кожи, я чувствую его дыхание на своей шее, и все мое существо напрягается в ожидании поцелуя, прикосновения, чего-то большего.

Но он отступает. Резко, будто ошпаренный.

Я открываю глаза, которые снова не помню когда зажмурила. Он стоит в двух шагах, дыхание его чуть сбилось, а в глазах бушует настоящая буря — желание, любопытство, жажда власти и что-то еще, чего я не понимаю.

— Спи, — говорит он отрывисто, и его голос снова тверд и холоден, будто того момента слабости и не было. — Завтра рано вставать.

Евсеев разворачивается и уходит. Дверь за ним закрывается беззвучно.

Я остаюсь сидеть на кровати, дрожа всем телом. Моя кожа все еще горит там, где он касался. В воздухе висит запах его парфюма, смешанный со сладковатым ароматом виски.

Он ничего не сделал. Абсолютно ничего. И от этого стало только страшнее. Страшнее от этой нереализованной угрозы, от этого отложенного наказания, от этого непонятного, темного интереса в его глазах.

Я не просто вещь. Я — новая игрушка. Сложная, незнакомая. И он только начал знакомиться со мной.

Медленно сползаю с кровати, обхватываю себя руками и забиваюсь в угол, как бы пытаясь спрятаться от его всевидящего взгляда, от собственного страха и от того странного щемящего чувства глубоко внизу живота, которое появилось от его прикосновений.

Теперь он по кусочкам разбирает меня саму. И я даже не знаю, что он найдет внутри.

9 глава

Свет раннего утра режет глаза, пробиваясь сквозь щели между шторами. Я не спала. Всю ночь ворочалась, и каждый шорох за стеной заставлял сердце бешено колотиться. Тело помнило каждое прикосновение, каждый взгляд. Оно ждало продолжения, которого так и не последовало.

Ровно в семь в дверь без стука входит Элеонора. Ее бесстрастный взгляд скользит по мне, скомканной и бледной на полу у кровати.

— Вам нужно готовиться. У вас пятнадцать минут на душ. После этого я помогу вам одеться. — Ее голос не допускает возражений.

Я молча подчиняюсь. Горячая вода смывает ночной пот и страх, но не может смыть ощущение его пальцев на своей коже. В зеркале передо мной — чужая девушка с огромными испуганными глазами.

Элеонора помогает мне надеть то самое серое шерстяное платье. Оно облегает фигуру, подчеркивая каждую линию, делая меня уязвимой и беззащитной. Она аккуратно вешает на шею нитку жемчуга. Холодные камни касаются кожи, заставляя снова вздрогнуть.

— Не двигайтесь, — ее пальцы уверенно подводят мои глаза, красят ресницы тушью. Я закрываю глаза, позволяя ей превращать меня в куклу. В ту самую, о которой он говорил.

Ровно в семь тридцать она отступает и оценивающе смотрит на меня.

— Вы готовы. Всеволод Сергеевич ждет внизу.

Спускаясь в лифте, я ловлю свое отражение в полированных стенках. Изящная, холодная, чужая. Идеальная вещь.

Лифт открывается прямо в подземный гараж. Там уже стоит тот самый черный Mercedes. Водитель держит дверь открытой. Всеволод уже внутри, углубленный в чтение документов на своем планшете. Он бросает на меня беглый оценивающий взгляд.

— Садись.

Я молча занимаю место рядом с ним, стараясь прижаться к дверце. Между нами — сантиметры пустого пространства, но, кажется, будто он заполняет собой весь салон. Пахнет кожей, кофе и его парфюмом.

Машина трогается. Он не смотрит на меня, не разговаривает. Тишина давит сильнее любого крика.

Внезапно он откладывает планшет.

— Правила помнишь?

— Да, — мой голос звучит сипло и тихо.

— Повтори.

Я замираю, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Сидеть рядом. Улыбаться. Не говорить без разрешения.

— Верно, — он удовлетворенно кивает. — Ты сегодня выглядишь... неотразимо. Просто запомни — твоя красота сейчас работает на нас обоих.